Мальчики Из Бразилии - Айра Левин

- Дюрнинг, быстро выходите отсюда! Я вам должен кое-что сказать! - И новый приятель тут же исчез.

Удивленный и заинтригованный, Дюрнинг подозвал Франца, кинул ему десять марок и протолкался на вы­ход. Поджидавший его Рейхмейдер сразу же повлек его за собой по Киршенгассе. Левая кисть у него была обмо­тана носовым платком, словно он поранил ее; рукава и плечи его дорогого серого костюма были измазаны чем- то белым.

Торопясь за ним, Дюрнинг продолжал спрашивать:

- В чем дело? Что с вами случилось?

- Это с вами должно было случиться, а не со мной! - возбужденно сказал Рейхмейдер. - Я шел мимо вон того задания, в соседнем квартале, которое разбирают. По­слушайте, как имя того типа, который, как вы мне рассказывали, крутит с вашей женой?

- Шпрингер, - ответил Дюрнинг, все еще испыты­вая удивление, но уже начиная заражаться возбуждени­ем Рейхмейдера. - Вильгельм Шпрингер!

- Я так и знал - воскликнул Рейхмейдер. - Я так и знал, что не ошибаюсь! Какое счастье, что я оказался на месте... послушайте, сейчас я все объясню. Я шел себе по улице и почувствовал, что мне необходимо отлить, я просто не мог больше сдерживаться. Так, заприметив это полуразрушенное здание, я повернул к нему, но тут было слишком светло, и я увидел дверной проем в стене и нырнул внутрь. Справившись со своими делами, я уже был готов выйти на улицу, как появились двое мужчин и остановились как раз рядом со мной. Один называл другого Шпрингером... - Дюрнинг с шумом перевел ды­хание, и рассказчик утвердительно кивнул головой, - а тот говорил что-то вроде: «Этот старый подонок сейчас в «Лорелее» и еще: «Мы вышибем душу из этого толстого борова». И я помнил, что вы упоминали фамилию Шпрингера! Вам к дому в эту сторону, не так ли?

Дюрнинг прикрыл глаза и с трудом подавил душив­шую его ярость.

- Можно и так, - прохрипел он. - Я иду самыми разными путями.

- В общем. И они предполагают, что вы сегодня пойдете этим путем, и они будут ждать тут, оба, с какими-то палками. Шапки у них надвинуты на глаза, воротники подняты; точно, как вы и говорили прошлым вечером, Шпрингер предполагает напасть на вас на ули­це. Я пробрался через здание и выскочил с другой сто­роны.

Дюрнинг еще раз перевел дыхание и с благодарностью хлопнул Рейхмейдера по пыльному плечу.

- Благодарю вас, - сказал он. - Благодарю.

Улыбаясь, Рейхмейдер сказал:

- Я не сомневаюсь, что вы справитесь с ними одной левой - но самое умное, конечно, просто отправиться домой другим путем. Я могу, если хотите, составить вам компанию. Если, правда, вы не решитесь избавиться от Шпрингера раз и навсегда.

Дюрнинг вопросительно взглянул на него.

- По сути, такая возможность выпадает очень ре­дко, - уточнил Рейхмейдер, - и если вы не воспользу­етесь ею, он нападет на вас каким-нибудь другим вече­ром. Все предельно просто: вы идете этим путем, они нападают... - он глянул на выпуклость под плащом Дюрнинга и улыбнулся, - после чего вы их укладывае­те. Я буду в нескольких шагах за вами и выступлю в роли вашего свидетеля, а в том случае, если они доста­вят вам какие-то неприятности, - склонившись, он отвел в сторону лацкан пиджака, демонстрируя рукоят­ку револьвера в кобуре, - я сам позабочусь о них и тут уж вы будете моим свидетелем. Так или иначе, вы избавитесь от него и максимум, что вам достанется, это, может, пара ударов палкой.

Дюрнинг уставился на Рейхмейдера. Коснувшись ру­кой его груди, он почувствовал внушительную твердость оружия.

- Господи, - с восхищением сказал он, - а ведь эту штуку в самом деле можно пустить в ход!

Рейхмейдер развернул платок и пососал кровавую царапину на тыльной стороне кисти.

- Это заставит вашу жену серьезно подумать кое о чем, - заметил он.

- Господи! - взвился Дюрнинг. - Об этом я и не вспомнил! Да она в ногах у меня будет валяться! «Ну-с, Клара, - скажу я ей, - помнишь ли ты некоего Виль­гельма Шпрингера, учителя Эриха, кларнетиста? Он сегодня вечером наскочил на меня на улице - просто не представляю почему - и я убил его». - Он восхи­щенно чмокнул и присвистнул. - Мой Бог, да она тоже отдаст концы!

- Так давайте займемся делом! - поторопил его Рейхмейдер. - Пока еще они не струсили и не удрали.

Они двинулись в темноту Киршенгассе. Яркие конусы света остались позади.

- Кто говорит, что нет на свете справедливости, а?

- «Толстый боров»? Ах ты, паршивый маленький извращенец, да я у тебя сердце вырву!

Они пересекли пустынную Линденштрассе; теперь двигались они медленно и бесшумно, прижимаясь к сте­нам. Они оказались рядом с каменным четырехэтажным полуразрушенным зданием, на которое падали полосы лунного света. Рейхмейдер оттянул Дюрнинга в тень.

- Вы оставайтесь здесь, - шепнул он, - а я пойду гляну, не присоединилась ли к нему еще дюжина помощ­ников.

- Да, это было бы неплохо, - Дюрнинг вытянул оружие.

- Теперь я знаю дорогу и у меня есть маленький фонарик; я сейчас вернусь. Оставайтесь на месте.

- Только не попадайтесь им на глаза!

Уже двинувшись в путь, Рейхмейдер шепнул:

- Не беспокойтесь.

В слабом свете перед ним простирался проход, пере­крытый досками, и провалы дверей в выщербленных стенах. Худая фигура Рейхмейдера скользнула в один из них, повернула вдоль внутренней перегородки и исчезла в темноте.

Полный тревоги и возбуждения, - и испытывая на­стоятельное желание помочиться - Дюрнинг чувствовал в руке восхитительную тяжесть маузера, который он столько лет впустую таскал с собой и вот наконец на­стало время пустить его в в ход. Он поднес его ближе к провалу дверей и внимательно присмотрелся к нему в слабом свете, падавшем с Линденштрассе; нежно погла­див гладкий металл ствола, он осторожно спустил защел­ку предохранителя.

Затем он подошел обратно к стене, где они договори­лись встретится с Рейхмейдером. До чего же настоящий преданный друг! Настоящий мужчина! Завтра вечером он пригласит его на обед в Кайзерхофе. И купит ему на память какое-нибудь золотое изделие. Скажем, запонки.

Привыкая к темноте, он стоял в проходе, держа в руке массивный пистолет и мечтая, как засадит из него пулю в Вильгельма Шпрингера.

А потом - после того, как полиция закончит все свои дела - он явится домой и объявит Кларе: «Умри, сука!»

Даже газеты распишут его историю: «Отставной ад­министратор Транспортной комиссии расправляется с нападающими». И, наверно, будет его фотография. Мо­жет, и телевизионное интервью возьмут?

Но ему в самом деле жутко хотелось помочиться. Это все пиво. Он поставил пистолет на предохранитель и засунул его в кобуру. Повернувшись к стенке, он рас­стегнул молнию и, широко расставив ноги, стал избав­ляться от тяжести в мочевом пузыре. Какое блаженство!

- Вы здесь? - тихо окликнул его Рейхмейдер отку­да-то сверху.

- Да, - ответил он, вглядываясь в щель между досками. - Что вы там делаете?

- Тут легче пробираться. Внизу кучи мусора. Через минуту я доберусь до вас. Оставайтесь на месте. Темне­ет, и мне не удастся найти вас, если вы отойдете.

- Вы их видели?

Ответа не последовало. Он продолжал мочиться, при­глядываясь к трещинам на когда-то белой двери. Удастся ли Рейхмейдеру найти сюда дорогу без света? И видел ли он уже Шпрингера и его приятеля или же он только подбирается к ним? Давай же, Рейхмейдер, поторопись!

Что-то хрустнуло наверху, и он поднял голову. На доски посыпалась то ли щебенка, то ли штукатурка. Ему на голову с грохотом хлынул поток камней и, не успев прийти в себя от изумления, он сразу отдал Богу душу.

Последний раз, когда он выступал в Гейдельберге - кажется, в 1970 году - аудитория была украшена вели­колепной старой церковной мебелью черного дуба, и вся тысяча мест была заполнена до предела. На этот раз зал представлял собой нечто вроде устричной раковины пе­сочного цвета на пятьсот мест, очень современной кон­струкции, но два последних ряда были пусты. Говорить, правда, было куда легче, словно его голос раздавался в большой гостиной - акустика была отменной. И, кроме того, он видел глаза едва ли не всех присутствующих симпатичных молодых людей. И все же ...

Ну, ладно. В общем, все было отлично, как и каждый вечер до этого. Немецкие слушатели, все, как на подбор, молодежь, всегда были самыми лучшими; они излучали неподдельное внимание, полные желания разобраться в прошлом. Именно с ними он чувствовал себя лучше всего, потому что американские и английские аудитории не ощущали своей причастности к предмету разговора, достаточно спокойно слушая его рассказы. Выступать по-немецки тоже было совсем иное - слова свободно и естественно приходили ему на ум, он не искал формы глаголов (и еще «извлечь» и «вытащить»; вы, кстати, раздобыли для меня вырезки, Сидней?)

Он заставил себя вернуться в аудиторию.

- Поначалу мной руководило только чувство мес­ти, - сказал он, обращаясь к внимательно слушающему его молодому человеку во втором ряду. - Месть за гибель моих родителей и сестер, месть за проведенные мною годы в концлагере, - теперь он обращался к дальним рядам, - месть за всех погибших, за все эти годы. Какой был смысл в моем существовании, если не посвятить его мести? - Он помедлил. - Еще в одном композиторе Вена явно не нуждалась.