Старый дом - Михеева Екатерина Васильевна

Таисия не помнила, как оделась, как вышла из больницы и добрела до дома. Вернуться в мастерскую у нее не было ни сил, ни желания.

Первым ее порывом было сейчас же уничтожить это проклятое письмо, разбившее ее счастье, чтоб и следа от него не осталось. Нет, не будет она писать той девчонке. Если бы она любила Андрея, давно бы сама приехала узнать, в чем дело.

«Пусть лучше Андрей без ноги останется, чем уйдет к ней», — думала Таисия, разрывая конверт на части. Она сама согласна ходить за Андреем, как за маленьким ребенком, согласна выполнять каждую его прихоть, лишь бы он остался с ней.

Но здесь услужливое воображение с необыкновенной ясностью почему-то нарисовало ей вдруг образ безногого Тишки-пьяницы, что жил когда-то в Смоленске недалеко от родного дома Таисии, промышляя милостыней. Тишка передвигался на самодельной тележке от крыльца к крыльцу, отталкиваясь от земли руками, и гнусаво канючил: «Подайте несчастному копеечку на пропитание, Христа ради!» Затем он отправлялся в ближайшую чайную, куда мать частенько посылала Таисию за отцом, и пропивал там всю дневную выручку. Напившись до бесчувствия, Тишка засыпал где-нибудь под забором, жалкий, омерзительно грязный, и по его красному, в сизых прожилках лицу ползали мухи.

«А если Бушуев все-таки сказал правду, и Ольга тут ни при чем?» Таисия живо представила себе на месте Тишки Андрея и точно во сне начала собирать с пола обрывки письма. Положив их на стол, она долго думала свою нелегкую думу. Может ли она решать судьбу Андрея одним махом? А если после всего она вконец ему опротивит, тогда что? Тогда уж ничто не удержит его, даже ее красота, даже ребенок! А если и не бросит ее Андрей, будет жить из милости ради ребенка, сам же каждый день будет вспоминать ту, другую, и проклинать в душе ежечасно ее, Таисию, как она проклинает теперь своего первого мужа… А того хуже, начнет пить, гулять начнет? Разве этого она добивалась? Лучше уж тогда первой, самой отказаться от него. Она не хочет, чтоб на нее люди показывали пальцем: вот, мол, мужик бросил! Ведь она и сама кого хочешь бросит. Вот возьмет и уйдет от Андрея! Что, она не проживет без него, ребенка не воспитает? На работе ее вон как ценят, если попросит — и квартирой обеспечат. Профсоюз ее без внимания не оставит.

Мысль эта сразила Таисию своей суровой справедливостью. Она упала головой на стол и так замерла, точно смертельно раненная птица, поняв, что разлуки с Андреем ей так и так не избежать. Однако сердце Таисии не принимало еще того, что принял разум, и искало надежду, пусть слабую, но за которую можно было бы ухватиться. Может, после этого Андрей поймет, как она, Таисия, его любит, оценит то, что потерял, и захочет сам к ней вернуться. И тогда ей не придется дрожать за свое счастье каждую минуту, не придется бояться всяких девчонок. Смогла бы та, его Лина, решиться на такое, будь она на ее месте?

Аккуратно сложив на столе обрывки конверта, Таисия достала из комода конверт и тщательно переписала на него адрес Лины. Потом взяла чистый листок бумаги и села за письмо. Нечего откладывать, если уж решилась. Разом, разом вырвать из сердца болячку, чтоб не терзаться больше.

«Здравствуйте, многоуважаемая Лина, — начала Таисия и остановилась. Что же дальше-то писать? Может, все, как есть? Зачем девчонке голову зря морочить, пусть сразу правду узнает. Если любит Андрея, все равно приедет, а нет, так ему такая и не нужна будет. — Извините, не знаю вашего отчества, — продолжала Таисия, и ей казалось, что каждое слово она пишет кровью своего сердца… — Сообщаю вам, что Андрей два месяца как лежит в больнице. Попал в автомобильную катастрофу, и ему теперь собираются отнять ногу. А не писал он вам потому, что я сама того не хотела, надеялась забудет он вас, да, видно, ошиблась. Из всего этого понять должны, из-за чего все это произошло, и как Андрею сейчас трудно. И пишу я вам это не для того, чтобы разжалобить вас или оправдаться, не в чем мне перед вами оправдываться, я Андрея больше жизни своей люблю, а чтоб знали вы всю голимую правду и не попрекали его потом. Если вы его тоже любите, как сказано в вашем письме, которое я случайно нашла в кармане его пиджака, то сами догадаетесь, что дальше делать. Я мешать вам больше не стану. Остаюсь Таисия Рогова».

«Вот и все», — подумала Таисия, вкладывая исписанный лист в конверт. «А как же ребенок без отца будет? — тоскливой болью заныла в голове новая мысль. — Что, если все-таки сказать Андрею о ребенке. Может, эта весть обрадует, успокоит его, даст силы справиться с болезнью. Вот прямо сейчас, прежде чем бросить письмо в почтовый ящик, взять и пойти к Андрею. Ольга сегодня дежурит. Она пустит».

Спрятав письмо за пазуху, Таисия быстро оделась и снова побежала в больницу.

Шел уже десятый час вечера, и дверь в приемной оказалась закрытой. Но Таисия знала теперь в больнице все ходы. Она обошла здание и шмыгнула через служебный ход в вестибюль. Там никого не было. На вешалке белел чей-то халат, косынка, под ними шлепанцы. Таисия запихала свое пальто и валенки в шкафчик, подальше от глаз, натянула халат и, сунув ноги в шлепанцы, юркнула в коридор. Она опасалась одного, как бы ее не заметили и не вернули. В дальнем конце коридора, как раз против палаты Андрея, горела единственная лампочка под матовым плафоном, в остальной части царил полумрак. Таисия прошмыгнула мимо полуоткрытой двери процедурной, где оживленно шушукались две молоденькие санитарки, и, стараясь ступать как можно тише, направилась в палату. Здесь ее и увидела Ольга, вышедшая с грелкой в руках из ванной.

— Это кто же тебя пустил сюда? — удивилась она.

— Сама я, сама! — созналась Таисия, до боли в пальцах сжимая ее руку. — Оля, милая, поговорить мне с Андреем надо!

— Да ты с ума, что ли, сошла? — с раздражением зашикала на нее Ольга. — Другого времени не нашла? Полночь скоро. Завтра поговоришь, а сейчас не разрешу его будить. Весь вечер в жару метался.

— Ну хоть взглянуть только на него. Сил моих нет больше терпеть такую муку! Решилась я той девчонке написать, пусть приезжает. Может, и правда ему легче станет.

В голосе Таисии и ее огромных глазах было столько отчаяния, что Ольга невольно уступила.

— Ладно, пойдем.

Они на цыпочках зашли в палату. Андрей спал.

Ухватившись за Ольгу, Таисия через ее плечо с жадностью вглядывалась в лицо Андрея, желая отыскать в нем хотя бы малейший признак отступления болезни, и не находила. Черты его еще больше заострились, глазницы, обведенные синевой, запали, придавая ему неживое, пугающее своей неподвижностью, выражение. Таисия уверилась, что сообщение о ребенке не принесет Андрею пользы, и даже почувствовала некоторое облегчение от того, что сами обстоятельства воспрепятствовали их объяснению.

«Чужие люди ночей не спят из-за его здоровья, — вдруг подумала Таисия, — а я сама хочу его калекой сделать?»

Она, не отрываясь, продолжала смотреть на это самое дорогое ей в мире лицо, словно прощалась с ним и хотела запечатлеть в памяти каждую его черточку, каждую морщинку, и крупные редкие слезы медленно ползли по ее щекам. Сильное, глубокое чувство, так нежданно завладевшее ее сердцем, сделало ее жизнь целомудреннее и осмысленнее. Таисия больше не думала о себе. Она готова была на любую жертву, лишь бы спасти Андрея, поднять его на ноги. Ведь его радость — это ее радость, его горе — ее горе.

Прижимая руки к груди, где за лифчиком лежало письмо к Лине, Таисия, боясь разрыдаться, выбежала в коридор. На улице она спохватилась, письмо пройдет слишком долго. Да и зря она написала Лине правду, надо было просто попросить ее приехать, сами бы здесь разобрались, а то еще заартачится. Девчонки, они глупые, любит, да не поедет, а для Андрея каждый час дорог. И она побежала на почту отбить в Астрахань телеграмму: «Приезжай немедленно Андрей в больнице».

VI. Лина

Лина приехала в Еланск в начале следующей недели. Прямо с вокзала, оставив свой чемоданчик в камере хранения, девушка поехала к Андрею в больницу. Ей хотелось поскорее увидеть его, узнать, что с ним, ведь в телеграмме ничего не было сказано толком.