Старый дом - Михеева Екатерина Васильевна

Только тут Таисия по-настоящему оценила, как был дорог ей этот человек. Как она его любила! Приказали бы ей сейчас умереть ради его спасения, не задумываясь пошла бы на смерть, но узнать, что он любит другую женщину, после того, как ей, Таисии, было дано испытать всю глубину сердечной привязанности, — это для нее страшнее смерти, в тысячу раз страшнее.

— Да что у вас было-то? Толком скажи, — спросила Ольга, не зная, что делать, как успокоить ее.

— Все, все было! Чего уж тут, — отчаяние Таисии было так велико, что она не могла больше плакать и только монотонно покачивалась на стуле, продолжая сжимать ладонями виски. — Расписаться хотели. Не жить, не жить мне без него!

Ольга не утешала Таисию. Письмо и признание последней на многое открыло ей глаза. Значит, все-таки случилось то, чего она когда-то опасалась. «Ведь ты видела, видела, к чему клонится дело, — мысленно упрекала она себя, пряча письмо обратно в пиджак, — и отступилась. Не захотела портить себе нервы, горбатого, мол, могила исправит. А теперь вон что вышло…»

Искреннее, глубокое отчаяние Таисии убедило Ольгу в том, что та действительно любит Андрея. И Ольга, хотя по-прежнему не одобряла поступка Таисии, от души жалела ее. Она и сама перенесла много горя в своей жизни и сама до сих пор любила давно погибшего мужа. Это был веселый, жизнерадостный человек, и Ольга всегда думала о нем, как о живом.

В тридцатом году вышла она замуж за своего Сергея. Было им по двадцать лет. И жили они душа в душу. За десять лет ни разу не поссорились. Через год Ольга подарила мужу сына. Имя для первенца выбирали долго.

— Назовем Павлом в честь деда, — предлагала Ольга, но Сергей упрямо крутил лобастой светловолосой головой.

— Жизнь наша новая, и имена должны соответствовать, а Павлами всех царей звали. Мы такое имя придумаем, чтоб по нему сразу было видно, что за человек растет. Вот хотя бы Урал? — он расправил широкие плечи, грудь и гордо посмотрел сверху вниз на жену. — Чем плохо Урал Сергеевич? Главное, соответствует рабочему человеку.

Ольга уступила, имя, правда, не русское, но звучное.

— Теперь тебе сестренку купить, Урал Сергеевич, и полный будет семейный комплект! — довольно басил Сергей, играя с сыном после работы.

А работа у него была трудная — пильщик на лесозаводе, механизация примитивная, все вручную. Но Ольга никогда не видела мужа раздраженным, сердитым. Бывало, сама подойдет, когда он умывается, потрогает на спине рубашку — хоть выжми.

— Устал, Сережа? Две смены отбухал.

Он только улыбнется и обнимет жену крепко, крепко.

— С чего это я устал. Не на живоглотов робим, на себя, на детей наших и на все общество. Это понимать надо. Погоди Ольга, год, другой минет, заживем, хорошо заживем.

И такой он был Ольге особенно дорог.

После ужина он сам одевал сына.

— Айда на лекцию, Урал Сергеевич. Рабочему человеку сызмала к обществу и наукам надо привыкать. — И втроем они отправлялись на лекцию или в кино.

Чаще же на стол выкладывались старые потрепанные учебники.

— Без грамоты сейчас никак нельзя.

Учили сообща, подряд нужное и не нужное. Экстерном за семилетку сдали. Ольга потом на курсы медсестер поступила, а Сергей на курсы механиков. Жить бы им да радоваться. Но беда чаще приходит оттуда, откуда ее не ждешь. Шестилетний Уралка, ходивший в детский сад, заразился где-то скарлатиной. Ольга сама несколько дней не отходила от сына, но мальчик на седьмые сутки умер. Ни Ольга, ни Сергей места себе не находили от горя, и только рождение дочери немного утешило их. Девочка росла здоровая, спокойная. Снова жизнь вошла в свою колею. Сергей работал там же на лесозаводе механиком, заработок имел достаточный и премии частенько получал. В тридцать восьмом году на месте полуразвалившейся хибарки, доставшейся им в наследство от родителей, новый домишко поставили. А следом в семью вошло еще одно радостное событие: Сергея избрали секретарем партийной организации лесопильного завода. Ольга гордилась мужем и в то же время была им недовольна, целыми неделями на заводе пропадал. Днем иногда забежит проведать семью.

— Ну как, бабочки мои, соскучились без меня? — и тут же с дочкой возню поднимет.

— Ты хоть бы пообедал, — вздохнет Ольга. — Неужели все секретари не евши живут?

— Потерпи, потерпи, Оленька! — засмеется Сергей и встряхнет жену за плечи. — Наладим производство, тогда и обедать и ужинать дома будем… — только его и видели.

И на фронт Сергей ушел одним из первых.

— Не могу, душа горит. Не уберечь свое счастье за чужими спинами.

Ольга и сама знала, что не уберечь, и молча собрала мужа в ратный путь. Оставив дочь под присмотром соседей, Ольга одна провожала мужа. Она не плакала и лишь спросила:

— Сереженька, береги себя. Дочь у нас.

Но когда дали сигнал отправления, Ольга охнула и упала на грудь мужа. Он жадно целовал ее бескровные губы, глаза, руки.

— Славная моя! Хорошая… Вернусь я. Обязательно вернусь. Не может того быть, чтоб не вернулся. Мы с тобой только жить начали.

Но он не вернулся и даже не успел прислать с фронта ни одной весточки, и только две его открытки, написанные с дороги, хранила Ольга, как реликвии, а в середине зимы пришло извещение о его гибели.

С тех пор Ольга всю себя отдавала дочери и любимой работе. В них она находила свою радость, цель своей жизни. «Не на живоглотов робим, на себя, на детей наших и на все общество. Это понимать надо!» — вспоминала она слова мужа в тяжелые минуты, и ей казалось, что он по-прежнему идет рука об руку рядом с ней.

— Ну, вот что, — после долгих раздумий наконец решилась заговорить Ольга с Таисией. — Иди домой, отдохни. Сейчас самое главное, чтоб Андрей на ноги встал. Тебе много сил для того потребуется. Ни слезами, ни словами тут ничего не сделаешь. Ты сама должна во всем разобраться.

V. Раздумья

В декабре установилась ровная зимняя стужа. Хмурые, тяжелые облака, осаждавшие небо весь ноябрь, рассеялись, и заснеженные крыши старых домишек засверкали всеми цветами радуги в лучах бесстрастного холодного солнца, закурились белыми столбиками дыма, что медленно таял в тихом колючем воздухе. Угомонилась, успокоилась старуха-зима, сорвав первую злобу, и, уверившись в своей силе, задремала, пустив на землю внучку-снегурочку. Пусть позабавляется с ребятишками, в снежки поиграет.

К концу подходил старый год. На улицах Еланска запахло смолистой хвоей, и вездесущие мальчишки стайками носились по городу в поисках елок, разбрасывая под ноги прохожих, точно кусочки южного солнца, мандариновые корки.

Во всех магазинах царило предпраздничное оживление. Люди готовились к новому году, а Таисия по нескольку раз в день бегала через весь город в больницу отнести Андрею передачу и узнать новости о его здоровье. Первые полмесяца, пока Андрею было особенно плохо, она, взяв отпуск без содержания, ни на шаг не отходила от его постели. Но когда ему полегчало, как-то сам сказал:

— Ты бы не сидела около меня больше. Посмотри, сама на кого похожа стала.

— Как же ты один-то будешь? — испугалась Таисия. — Ни повернуться, ни подняться еще не можешь…

Но Андрей настоял на своем.

— Не маленький, спрошу, если что понадобится. Народ кругом. Лучше же мне. Нечего и беспокоиться.

Однако улучшение оказалось недолгим. Рана на ноге, с первых дней беспокоившая врачей, несмотря на все принятые ими меры, воспалилась и начала гноится. Температура то падала, то резко поднималась вверх. Андрей потерял аппетит, и Таисии возвращали каждый раз обратно все, что она с особой старательностью и любовью готовила для него дома.

— Да что же он ничего не ест? — тревожилась она.

Ей все казалось, что без нее за Андреем недостаточно хорошо ухаживают и что она сама сделала бы все гораздо лучше.

— Пусти, пусти меня к нему, хоть на минуточку! — выпрашивала она у Ольги в дни ее дежурства. — Может, со мной он и поест чего-нибудь.