Старый дом - Михеева Екатерина Васильевна

И Таисии снова разрешили посещать Андрея, кормить его. Но это не принесло ей желанного успокоения. В ее присутствии Андрей делался еще более угрюмым, на все ее вопросы отвечал односложным «да» или «нет», но чаще, когда она приходила, притворялся спящим.

Ему было тяжело видеть Таисию, тяжело с ней разговаривать. Он не мог и не хотел теперь принимать ее заботы. Все его переживания сгрудились вокруг собственной болезни. И хотя врачи щадили Андрея, не высказывали ему пока своих опасений, он сам отлично знал, чем может кончиться подобное осложнение, и во всех своих несчастьях с болезненным раздражением винил только Таисию. Временами он даже ненавидел ее. Неужели она до сих пор ничего не понимает? Ведь из-за нее попал в эту нелепую катастрофу и останется вот калекой на всю жизнь… Разве теперь без ноги он вернется к Лине, даже если она его простит? Да и кому он вообще тогда будет нужен? Он настолько упал духом, что жизнь потеряла для него всякую цену.

Таисия видела, что ее присутствие тяготит Андрея и возвращалась из больницы еще более расстроенная и встревоженная. Работа валилась у нее из рук: то изнанку с лицевой стороной спутает, то правый рукав в левую пройму вошьет…

— Ну чего ты себя раньше времени изводишь? — на свой лад пробовала успокоить ее и Клавдия. Она тоже искренне желала приятельнице добра, но по своей природной глупости и легкомыслию, как всегда, говорила не то, что надо. — Теперь уж ничего не сделаешь. Пусть лучше помрет, чем хромой останется. Дом все равно тебе отойдет. Я у юриста справлялась.

— Мне бы твою красоту! — завистливо вздыхала она, потряхивая перед носом товарки крепко сжатыми кулаками. — Во бы где все мужики-то были!

За то время, что находился в больнице Андрей, Таисия как-то совершенно перестала думать о доме. Она хотела лишь одного, чтобы Андрей поскорее поправился и остался с ней рядом, и ради этого она согласна была на любые муки. Ведь у нее будет ребенок, его, Андрея, ребенок!

Вскоре после болезни Андрея Таисия приметила в себе некоторые изменения, но ничего ему не говорила, желая покрепче в том убедиться. И открытие это вошло сейчас в ее жизнь большой светлой радостью. Что бы ни случилось, никто уже не имеет на Андрея столько прав, как она, Таисия, а та — Лина и подавно. Что связывало ее с Андреем, одни лишь обещания. И она, Таисия, сделает все возможное, чтобы Андрей забыл ту девушку. У той все впереди, жизнь, любовь, молодость, а ей, Таисии, осталось цвести считанные годы. Она уже вряд ли сумеет полюбить кого другого. Андрей должен выздороветь, должен остаться с ней. Поэтому суждения Клавдии о случившемся только раздражали Таисию, и однажды, когда Клавдия вечером пришла к ней в роли утешительницы, та резко оборвала ее.

— Заладила сорока Якова одно про всякого. Дом… дом… дом… Да на черта он мне сдался без Андрея-то? Клопов в нем, что ли, разводить? — и запальчиво передразнила Клавдию, которой как-то открыла тайну. — «От ребенка избавься, пока не поздно!» Сама живешь день да ночь — сутки прочь и других с толку сбиваешь.

— Это я-то сбиваю? — в свою очередь возмутилась Клавдия, тараща на нее глупые темные глазки. — Сама ночь-полночь ко мне бежит, и я же виновата стала? Да плевать я на тебя хотела в таком разе! — зло сплюнула она и уже от двери крикнула: — Верно говорят, не трожь дерьмо… Сама же опять прибежишь.

— Не беспокойся, не прибегу, — заверила ее Таисия, закрывая за ней калитку, и с тех пор избегать стала приятельницу свою, хотя та не раз пыталась помириться. Таисия не держала сердца на бывшую наперсницу, а просто к ней охладела. При виде Клавдии невольно вспоминала, с каким душевным теплом и участием отнеслась Ольга к ее горю, и, сравнивая их, удивлялась про себя: «И как это я раньше не замечала, что у Клавдии одни шуры-муры на уме. Пустоцвет, как есть пустоцвет».

События последних дней постоянно заставляли Таисию оглядываться на свое прошлое, на людей, связанных с ним, и побуждали анализировать и их и свои поступки. Пока это было еще не прозрение, а лишь робкая попытка понять смысл жизни. Но вместе с размышлениями в душе Таисии все чаще и чаще стала появляться какая-то непонятная неудовлетворенность собственной жизнью, сомнения в правильности своих стремлений и целей. Часто бывает так: живет, живет человек и никогда не думает, зачем, для чего живет окруженный лишь узеньким мирком мелких личных интересов, и вдруг какое-нибудь событие, иной раз самое незначительное, словно молния ударит в эту сонную, поросшую тиной заводь его мыслишек и желаний, всколыхнет их, очистит и не даст уже опять заснуть, застояться…

За последнее время и Ольга замечала, что свиданья с Таисией угнетают Андрея и при случае осторожно посоветовала:

— Может быть, Тася, повременить тебе к Андрею ходить. Нервничает он. От того температура поднимается. С Бушуевым поговори.

Однако Таисия не спешила следовать этому совету, боялась Бушуева, вдруг запретит ей вовсе с ним видеться, а она еще ничего не сказала Андрею о ребенке, на которого возлагала теперь все свои надежды в отношении будущего. Она понимала, что своим признанием может сейчас окончательно все испортить, поэтому молча выжидала. Полегчает Андрею, и тогда она ему все выложит. Но Бушуев сам вызвал Таисию к себе.

Случилось это уже после нового года, когда солнце повернуло на лето, а зима — на мороз. Однажды в обед Таисия, как всегда, пришла в больницу. В коридоре ее встретила дежурная сестра.

— Виктор Викторович просил вас, как пойдете домой, зайти к нему, — сказала она.

У Таисии от страха ноги подкосились. Зачем это он ее вызывает, что скажет ей?

Накормив Андрея, она с сильно бьющимся сердцем постучала в кабинет Бушуева.

— Да, да! Войдите! — Виктор Викторович заполнял очередную историю болезни, но, увидев Таисию, отложил работу.

— Самочувствие вашего мужа внушает серьезные опасения, — начал он. — Если в ближайшее время процесс не локализуется, ногу придется ампутировать.

Таисия хоть и не очень разбиралась в медицинской терминологии, но что такое ампутация — знала.

— Неужели… Неужели ничем больше нельзя помочь? — спросила она срывающимся голосом и заплакала. — У меня есть деньги. Что надо, вы скажите. Я ни за чем не постою.

— Мы и так делаем все возможное, чтоб избежать такого исхода, — уверил ее Бушуев, постукивая по столу тонкими, выразительными пальцами. — К сожалению, не все еще зависит от нас. Судя по всему, больного сильно тревожат какие-то личные переживания. А они не только тормозят его выздоровление, но и помогают болезни развиваться дальше.

— Что же я-то могу? — заломив в тоске пальцы, плакала Таисия, стараясь поскорее выяснить, чего хочет от нее Бушуев.

— Вы самый близкий больному человек, — со спокойным доброжелательством перебил ее Бушуев и спросил: — Вспомните, не было ли у больного перед несчастьем каких неприятностей? Сходите к нему на производство, там узнайте, посмотрите дома, не скрыл ли он каких известий, писем. Мало ли что могло быть. В общем, надо немедленно выяснить, что его тревожит, что беспокоит.

Таисии не надо было доискиваться этой причины. Она знала ее с тех пор, как обнаружила письмо. Андрей тосковал о Лине. Но Таисия надеялась, что со временем вся эта его тоска пройдет, ведь время — самый лучший лекарь, и не думала, что душевное состояние Андрея может оказать на его здоровье такое влияние. И слова Бушуева ударили ее в самое больное место. Это, пожалуй, был самый сильный, самый жестокий удар из всех, что пришлось пережить Таисии.

Она отлично сознавала, что если кто и сможет сейчас помочь Андрею, так это только Лина. Но для этого ей надо дать знать о случившемся, а это значило добровольно отказаться от Андрея. Такая жертва показалась Таисии вначале просто невозможной. Зачем, для чего тогда жить? К тому же случайное упоминание Бушуева о письме, показалось Таисии намеренным и вызвало в ее душе сомнения: «Это, наверное, Ольга ему языком натрепала. Может, они нарочно сговорились в один голос петь, а Андрею на самом деле не так уж плохо. Вчера даже температура немного понизилась!»