Рождение новой России - Владимир Мавродин

Это была вторая причина заграничной поездки Петра.

Итак, отправляясь в Европу, Петр стремился, во-первых, поставить европейскую дипломатию на службу интересам своей страны, добиться от нее помощи в разрешении важнейшей задачи — разгрома Турции и выхода к берегам Черного моря, а во-вторых, взять у Европы все, что она могла дать, научиться самому и заставить других научиться всему тому, что было так необходимо России.

Петр ехал учиться. Недаром на его письмах из-за границы стояла печать: «Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую». Он откровенно писал венецианскому дожу, что намерен «во Европе присмотреться новым воинским искусствам и поведениям». Ехавшим с ним Петр вменял в обязанность сыскать «капитанов добрых… которые б сами в матросах бывали, а службою дошли чина, а не по иным причинам», от «волонтеров» же требовал, чтобы они знали «чертежи или карты морские, компас и прочие признаки морские».

Петр ехал учиться, но отнюдь не воспитываться, он ехал заимствовать европейские знания и навыки, но лишь для того, чтобы потом Россия во всех областях промышленной, государственной и духовной деятельности могла развиваться самостоятельно, не завися от европейцев. И как-то, спустя уже много лет, Петр сказал: «Да будет отныне в России все русское».

Он брал иноземное для того, чтобы не смотреть на Европу снизу вверх. Иноземец был нужен Петру для того, чтобы выучить русского человека, а раз этот последний уже «превзошел» науку, «если и без него (иноземца. — В. М.) умеит», «немец» уже не нужен.

Такие цели преследовало «великое посольство». Подготовка его началась с 1696 г. Посольство должно было посетить «цесарский двор» в Вене, Голландию, Данию, Англию, Бранденбург, Венецию и римского папу.

Весной 1697 г. «великое посольство» в составе более двухсот человек выехало из Москвы. Его возглавляли Франц Яковлевич Лефорт, Федор Алексеевич Головин и Прокофий Богданович Возницын. Под именем «Преображенского полка урядника Петра Михайлова» ехал и Петр. Управление Россией он возложил на Федора Юрьевича Ромодановского, Бориса Алексеевича Голицына и Петра Ивановича Прозоровского.

Когда одетый в полутатарский костюм Лефорт и долговязый «Преображенского полка урядник» Петр Михайлов пересекли границу, старушка-Европа, занятая своими внутренними делами и делившая «испанское наследство», нисколько не заинтересовалась посольством, не зная того, что оно перевернет страницу в великой книге истории народов мира и изменит карту и облик континента.

Если Петр ехал за границу, собираясь по-новому решать старые вопросы, вопросы Московского государства, то вернется он в Москву с планом решения новых европейских проблем, с планом создания Российской империи…

Через Тверь, Новгород, Псков «великое посольство» достигло реки Плюссы и у Нейгаузена перешло шведский рубеж. Рига, в то время принадлежавшая шведам, была первым крупным европейским городом, который посетил Петр.

Шведы с опаской поглядывали на русских. Комендант Риги Дальберг хорошо помнил те времена, когда русские войска Алексея Михайловича, отца Петра, стояли у стен Риги. В долговязом «уряднике» шведы легко угадали «царя московитов». Любознательность, которую гость проявлял в отношении рвов, валов и стен Рижской крепости, показалась Дальбергу весьма подозрительной. Петр также осматривал суда, стоявшие на якоре, живо интересовался численностью гарнизона Риги, вооружением и обмундированием шведских солдат.

С несколькими членами посольства Петр взошел на городской вал, смотрел в подзорную трубу на укрепления, пытался измерить вал и даже снять чертеж укреплений. Караул, угрожая ружьями, потребовал, чтобы русские ушли.

Петр был недоволен. В письме в Москву он сообщал, что в Риге его держат «рабским обычаем». За действия караула шведы извинились, но русские не могли им простить минут, проведенных под дулами ружей. Не пустили Петра осмотреть и рижский порт. Петр жаловался, что его «здесь зело боятся, и в город, и в иные места и с караулом не пускают». Этот холодный прием он припомнил Риге через двенадцать лет, когда самолично дал первые три выстрела по осажденному городу. Прием, оказанный Петру в Риге, позднее послужил даже одним из формальных поводов к объявлению войны Швеции.

Холодно, чопорно, сухо встретила Петра Европа. Он дружелюбно говорил «на коротке» — ему отвечали официальным приемом. Он ехал учиться — ему не показывали даже достопримечательностей города. Он был весел — его встречали угрюмые, хмурые лица, подозрительно осматривавшие «урядника» царской крови. Петр замыкался в себе, озлоблялся, нервничал. Но вскоре чело его стало проясняться.

Через неделю Петр был уже в Митаве, у курляндского герцога Фридриха Казимира. В Либаве Петр, выдавая себя за шкипера, подолгу сиживал в винном погребке с новыми знакомцами — шкиперами, ведя за трубкой бесконечные разговоры о море, о кораблях, о далеких странах.

И тут в Курляндии Петром впервые было высказано намерение открыть для России выход к Балтийскому морю. Однако мысль о Черном море все еще оставалась господствующей мыслью Петра.

Обогнав посольство, Петр вскоре прибыл в Кенигсберг. Здесь состоялось тайное свидание «царя московитов» с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III.

Прием, оказанный в Кенигсберге прибывшему вслед за Петром «великому посольству», отличался исключительной пышностью. Шпалеры солдат и горожан, конная гвардия курфюрста в богатых мундирах, масса раззолоченных карет, музыка — все это действовало на воображение молодого царя. Петр наблюдал это зрелище со стороны. Фридрих с большим почтением принимал русских послов, но была минута, когда он едва удержался от улыбки. На свой традиционный вопрос о здоровье русского государя курфюрст получил от послов ответ, что, когда они выезжали из Москвы, государь был в добром здравии. Между тем Фридрих только что беседовал в своих покоях с Петром.

В Кенигсберге Петр в совершенстве изучил артиллерийское дело и получил аттестат, в котором значилось: «Петра Михайлова признавать и почитать за совершенного в метании бомб, осторожного и искусного огнестрельного художника».

В переговорах с курфюрстом о заключении военного союза перед петровской дипломатией впервые встал вопрос о борьбе со Швецией — Балтийский вопрос. К заключению предложенного Бранденбургом союза против Швеции переговоры не привели. И только тогда, когда бранденбургские дипломаты согласились не включать в договор статьи вторую и третью, предусматривавшие для России необходимость воевать на стороне Бранденбурга в случае войны его со Швецией и Польшей, с которыми Россия была связана мирными договорами, русские послы согласились подписать договор. Это произошло 22 июня 1697 г.

Петр долгое время оставался в Пиллау, так как в это время в Польше происходили выборы короля. Россия была заинтересована в том, чтобы на польском престоле был желательный ей, дружественный король. На польский королевский престол были выдвинуты два кандидата — французский принц де Конти, от которого можно было ожидать заключения союза с Турцией, и саксонский курфюрст Август II. Россия поддерживала последнего. К польским рубежам была подтянута сорокатысячная русская армия. Петр оставался в Пиллау до 30 июня, ожидая окончания выборов короля, и только тогда, когда королем был избран Август, Петр двинулся дальше.

Проехав Кольберг и Берлин, Петр в Коппенбрюгге («Коппенбрыгине») попал на бал. Еще до этого Петр прослыл в Германии за человека крайне «невоспитанного» и несдержанного. Канцлер курфюрста бранденбургского фон Крейзен в своем отчете писал, что ему пришлось убедиться в том, что такое «царь московитов», когда он не в духе. Петр, по словам канцлера, громко кричал, что «курфюрст добр, но советники его дьяволы», а его самого с криком «иди, иди», взяв за грудь, вытолкал из комнаты.

Теперь Петру предстояло встретиться со светскими дамами. Встреча Петра с курфюрстинами в Коппенбрюгге была устроена по их просьбе. Петр вначале проявил большую застенчивость. У замка его ожидала целая толпа. Петр, чтобы остаться незамеченным, вошел черным ходом, но, увидев курфюрстин, смутился, закрыл лицо рукой и все твердил: «Я не понимаю». Но затем царь разошелся, запер двери, заставил всех пить по-русски, залпом, «до дна», жалуя иных бокалом вина из своих рук.

Петр поразил всех живостью ума, меткостью суждений, искренним весельем и доброжелательностью. Хозяевам понравились и русские танцы, и русские обычаи, а больше всего сам гость, который был «очень весел, разговорчив», отличался «естественностью и непринужденностью».

Петр охотно отвечал на вопросы курфюрстин. Он говорил, что не любит охоту, но обожает фейерверк, не очень ценит музыку, а больше всего почитает труд и показывал курфюрстинам свои большие мозолистые руки.