Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год - Вокруг Света

Я посмотрела на часы. Стрелки показывали полночь. Без дальнейших расспросов я подчинилась господину Кришнану.

Сначала дорога была пустынной. Над ней стояло темнее звездное небо, и теплый ветер шумел в зарослях, тянувшихся по обе стороны. Время от времени ухала какая-то ночная птица. Из-за поворота вынырнула придорожная харчевня под пальмовой крышей. На харчевне было написано: «Отель Париж». «Париж» освещался керосиновой лампой, а над прокопченным его прилавком торчала лохматая голова, грустно и задумчиво смотревшая на темную дорогу. «Отель Париж», здесь, в глуши, при лесной дороге. Мне стало смешно и расхотелось спать. Куда и в каком направлении мы ехали, я не знала. Да это было, наверное, и неважно. Сквозь деревья скользил тонкий серп молодой луны.

...Из медленно плывущего клока тумана засверкали огни. И когда они оказались рядом, я различила множество факелов над бесконечным потоком маленьких темнокожих людей.

Резко пели флейты, стучали барабаны. Древнее племя панья двигалось по своей ночной тропе к всемогущей богине Мариамме. Панья шли сквозь ночь мимо спящих деревень, через засыпавшие городки. Милю за милей.

Сколько веков они так шли? Что задержало их в пути? Почему они не заметили, что их тропа превратилась в асфальтированное шоссе? Что там, где когда-то были джунгли и стоял лесной деревянный храм богини Мариаммы, теперь вырос городок Кальпетта? Может быть, их это не касалось? Какой-то закон древней жизни властно звал их в то место, где находилась богиня. Они шли через город, удивленно расширив глаза и автоматически перебирая ногами. Город не спал, он ждал этого зрелища. Древняя факельная процессия панья запрудила его узкие улицы. Город приготовился к встрече. Балаганные зазывалы хватали панья за руки. Но те их не замечали. Клоун бил в большой барабан. Пронзительно кричал продавец цветных воздушных шаров. Акробаты взлетали к небу, туда, где стоял серп молодой луны. Город был наполнен своей музыкой, и звуки флейт панья потонули в ее разноголосье. Но длинная, протянувшаяся на весь городишко процессия панья упорно продвигалась к храму. Они шли, не замечая ни лотков продавцов сладостей, ни коробейников, разложивших свои яркие товары на заплеванной мостовой. Они осторожно обтекали препятствия и снова смыкались. В узкой прихрамовой улице их непочтительно толкали, над ними смеялись. Они мешали горожанам, которые пришли посмотреть на них же.

Город, вставший на пути панья, изменил все. Их джунгли, их самих, их храмы, их богиню Мариамму. Но в эту ночь панья этого не замечали и не признавали. В деревянном небольшом храме на алтаре стоит Мариамма. Шелковые одежды, серебряная маска лица. Теперь она чужая, непохожая на прежнюю. Напротив алтаря каменная платформа. На ней трезубец и копья — оружие богини. Но копья не защитили ее от узурпаторов, жрецов-браминов. Это они, захватив лесной храм, превратили Мариамму в свою пленницу, дали ей шелковые одежды и серебряную маску. Жрецы-брамины заставили служить ее всем. Но панья знают, что под серебряной маской скрывается истинное лицо их, панья, богини и их, панья, защитницы. И они не хотят ее отдавать чужим жрецам-браминам. Каждый год в эту ночь они пытаются взять приступом храм и вернуть себе Мариамму. Горят факелы, развеваются хоругви, мерно бьют барабаны панья. И как бы в ответ на это грозно и тревожно начинают бить шесть храмовых барабанов. Их звук низкий и ритмичный. Под такой бой идут в наступление.

Высокий светлокожий жрец становится на пути панья. Он не хочет, чтобы они задерживались у алтаря. Пророк в красных одеждах начинает приплясывать, воздевая руки кверху.

— Меч! Меч! — кричит он.

Меч с бронзовой рукояткой лежит на шелковой подстилке. Он уже не принадлежит пророку-панья: дух Мариаммы овладевает им. Служители храма со шнурами дваждырожденных (1 Дважды рожденный — член касты браминов. Брамины носят в знак принадлежности к высшей касте плетеный шнур через плечо. (Прим. ред.)) хватают пророка за руки и оттесняют от алтаря. Там, где есть жрец, нет места первобытному пророку. Серебряная маска Мариаммы, залитая электрическим светом, равнодушна и бесстрастна.

Служители направляют поток панья к заднему двору храма, где им велят оставить бананы и кокосы, которые они принесли богине. Теперь это дело чужого жреца — отдать их Мариамме или употребить на нужды храма.

И снова бьют барабаны панья, но уже как-то неуверенно и печально. Панья отступают, потерпев очередное поражение.

Но дух панья нелегко сломить. На месте городской площади была когда-то лесная поляна, где устраивались танцы в честь Мариаммы. Зов древней жизни властен, и панья начинают танцевать на площади, не обращая ни на кого внимания. Их тела напряженны и тонки, как звуки флейты. И как эти звуки, панья то поднимаются, то опускаются, создавая замысловатый рисунок, отзываясь каждым движением на странно звучащую мелодию. Они впитывают в себя эту мелодию, сливаются с ней. И уже трудно понять, где люди, а где музыка.

И тут же на площади в клетках бродячего цирка, поводя худыми, облезшими боками, мечутся звери: тигры, пантеры и медведи. Да, все изменилось. Джунгли вырубили, зверей посадили в клетки, а панья танцуют на грязной городской площади под смех и улюлюканье горожан...

...Утром, когда взошло солнце, уставшие панья спали прямо на улицах Кальпетты среди пыли, бумажного мусора и банановой кожуры. Тут же спал и маленький пророк в красных одеждах. Он был пьян, беспокойно метался и стонал.

Мы возвращались из Кальпетты снова туда, в джунгли. Стояло ясное солнечное утро. Дорога была пустынна. Как будто все, что на ней происходило ночью, мне приснилось, но все равно я могу сказать теперь словами Крипгнана: «Я видела такое...»

Духи предков

Дух умершего сидел в горшке уже целую неделю, и старый Каяма сторожил его. Иногда, как казалось Каяме, дух недовольно ворочался в своем тесном вместилище и глухо ворчал. Тогда Каяма старался его успокоить.

— Сиди, сиди тихо, — говорил он. — Тебе осталось ждать немного. Ты же знаешь, что все сейчас заняты на плантации, и даже жрец. Вот когда все освободятся, мы устроим церемонию, накормим тебя и выпустим.

От этих слов дух успокаивался, но ненадолго. Потом он снова начинал ворочаться. И вновь Каяма начинал свой бесконечный разговор. Днем старик сидел с горшком в священной роще, раскинувшейся сразу за деревней. Ночью боал горшок с беспокоящимся духом в хижину и ставил его у изголовья. Каяма теперь плохо спал, потому что и ночью приходилось прислушиваться, как ведет себя дух. Дух принадлежал умершему дяде, к которому Каяма был очень привязан при жизни. Поэтому и взял на себя добровольно эту тяжелую обязанность. Теперь до церемонии Каяма не мог расстаться с горшком. И от этого у Каямы было все время плохое настроение. На восьмой день он взял горшок и отправился к жрецу, который работал на ближней плантации. Жрец был занят подрезкой ветвей деревьев. Они очень разрослись и не пропускали солнечные лучи, которые были нужны кофейным кустам. Жрец сидел на дереве и коротким тесаком рубил ветви. Каяма остановился внизу и долго наблюдал, как работает жрец. Потом не вытерпел:

— Эй! — крикнул он. — Слазь сейчас же с дерева!

Жрец оторопело посмотрел вниз и увидел Каяму.

— Ты видишь, я занят, — спокойно сказал он старику.

— Слазь сейчас же! — потерял терпение Каяма и потряс горшком.

Жрец подумал, что стряслась беда, и быстро спустился.

— Ты его упустил? — с опаской упросил он Каяму.

— Нет. Он здесь, в горшке. Вот послушай, — и приставил горшок к уху жреца.

Жрец прислушался и удовлетворенно кивнул. Потом недоуменно спросил:

— Так чего ты пришел?

— Надо делать церемонию, — ответил Каяма. — Мне уже надоело его сторожить столько дней и ночей.

— Кончим работу, сделаем, — последовал резонный ответ.

Каяма в сердцах с размаху поставил горшок на валун, лежавший под деревом. Горшок не выдержал и раскололся. Оба, жрец и Каяма, на мгновение остолбенели. Дух воспользовался замешательством, вырвался на свободу и черной вороной каркнул с верхушки дерева. Первым пришел в себя жрец.

— Сам выпустил, сам и лови! — закричал он. — А мне некогда! Мне надо работать!

Каяма бессильно опустился на валун и горестно уставился на черепки.

— Что же я наделал? — тонко запричитал он.

— Старый дурак, — злорадно сказал жрец. — Дух был некормленный и теперь замучает тебя.

Солнечный свет померк в глазах Каямы, и он медленно и разбито поплелся в деревню...

Вера в духов умерших, поклонение духу предков — важнейшая часть мировоззрения панья, их примитивной религии. Поэтому погребальная церемония в племени сложна и растягивается на долгое время.

С погребальным ритуалом я столкнулась в деревне Муелмулла. Она была расположена в редких зарослях и производила впечатление тихого и спокойного места. Мы долго говорили со старейшиной Конгаем. Остальные время от времени присоединялись к нам. Лица людей были приветливы и ясны, они шутили и смеялись. И к концу дня я стала своим человеком в этой зеленой и веселой деревне. Я даже не заметила, как село солнце, как наползли сиреневые сумерки, быстро сменившиеся непроглядной темнотой. Сын Конгая принес охапку дров, теперь мы сидели со старейшиной у костра, наблюдая за бесконечно разнообразной игрой желто-красных языков пламени. И вдруг в ближней хижине раздался плач. Какой-то горестный и безутешный. Соседняя с ней хижина откликнулась таким же плачем. Через несколько минут плакала вся деревня. Конгай, сидевший рядом со мной, начал подозрительно хлюпать носом. «Господи, — подумала я, — что же у них стряслось, что все сразу заплакали?»