Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькие рабы не посмели ослушаться. А потом наступили еще худшие времена, когда люди, владеющие рисовыми полями, начали скупать участки леса. Они покупали этот лес вместе с панья, которые автоматически становились их собственностью. Тех, кто пытался избежать этой участи, ловили и силой обращали в неволю. Так племя панья было порабощено феодалами и помещиками Вайнада. Период рабства, видимо, длился не одну сотню лет. Да и сейчас оно окончательно не исчезло.
...Поэтому неудивительно, что старого пророка и вождя Палана из Начери я встретила на кофейной плантации. Он сидел у куста зеленого кофе и рыхлил под ним землю. Когда я окликнула его, он поднял седую кудрявую голову и удивленно посмотрел на меня.
— Вот где я тебя нашла, — сказала я.
— А где бы ты меня могла сейчас найти? — еще раз удивился старик.
Мы так и уселись под этим же кустом кофе. Я видела, как по склону, на котором расположена плантация, сновали люди, занятые работой. Среди них было немало панья. Склон спускался вниз к узкому ущелью, на дне которого мирно журчал прозрачный ручей.
— Все это, — Палан показал на плантацию, ущелье и лес, — принадлежало когда-то панья. В те времена мы были свободными. А теперь слушай, я расскажу тебе, что знаю. Прошло много лет, и в моей старой голове все спуталось. И если я вдруг скажу неправду, ты меня простишь. Я предупредил тебя.
...Давно-давно где-то на западе стояла гора Иппимала. Это была высокая гора, сверху донизу покрытая лесом. В этом лесу с незапамятных времен и жили панья...
Палан рассказывал очень долго. Солнце уже клонилось к горизонту и теперь наполовину ушло в землю, чтобы, пройдя ее насквозь, вновь появиться завтра утром на востоке.
— Прошло уже много-много лет с тех пор, — задумчиво сказал Палан. — Панья многому научились. Теперь мы строим дома, делаем одежду.
Нас заставили работать на плантациях. Мы лишились многих своих земель. Но мы не забыли своих богов и свои джунгли. Когда нет работы на плантации, мы уходим в лес охотиться и собирать коренья и дикий мед. Мы ловим рыбу в реках и выращиваем тапиоку около наших деревень. Несмотря ни на что, панья остались панья.
Сто восемь куламов
...В этом я убедилась очень скоро. Каждое утро, когда на деревьях и траве лежала еще обильная роса, я отправлялась в путь. Деревушки панья были разбросаны везде: на склонах гор, в лесных зарослях, в узких долинах. В каждой из них несколько домов — небольших хижин, сделанных из бамбука. Крыши покрыты пальмовыми листьями или рисовой соломой. В некоторых деревнях бамбуковые стены обмазаны глиной. Глины вокруг много. Небольшие, чистые дворики вокруг хижин врезаны в глинистую почву. Как правило, в хижине одна комната. Она небольшая — метров восемь-десять. Потолок сделан из бамбуковых жердей. Окон нет. Свет и воздух проникают сквозь узкую дверь. Справа от двери, прямо в земляном полу, находится очаг. Несколько камней поддерживают глиняный горшок над очагом. Всю мебель заменяет циновка. На ней спят, сидят и едят. Кроме этой циновки, двух-трех глиняных горшков, нескольких ложек из кокосового ореха, тряпки, которая заменяет многим одежду, а иногда топора с узким лезвием или старинного копья, вы ничего в хижине панья не найдете. Перед некоторыми хижинами стоят деревянные высокие ступы-крупорушки с тяжелыми пестиками. В них обычно женщины рушат падди — неочищенный рис. Сами панья его не выращивают, а покупают за деньги, заработанные на плантации. Да и хозяева плантации предпочитают расплачиваться прямо зерном. Рядом с двориками небольшие возделанные участки. На этих участках панья выращивают тапиоку.
В некоторых местах появились так называемые колонии для неприкасаемых — хариджан. В них поселяют и панья. Там они живут в длинных каменных бараках под черепичной крышей. Каждый барак разделен на несколько секций. Секция — это одна комната, рассчитанная на отдельную семью. Колонии строят в неуютных безлюдных местах. Панья стараются в них не попадать. В племени бывших рабов нет богатых и зажиточных. Панья все бедны. На плантациях, где они работают, им платят гроши, а на них почти невозможно прокормить семью. Поэтому панья не расстаются со своими традиционными занятиями. Лес по-прежнему кормит племя. Ростовщики и торговцы обманывают панья, и те легко попадают в их сети. Нередко бывает, что весь дневной заработок панья отдает ростовщику.
Когда-то помещики силой отбирали землю у панья и превращали их в рабов. Теперь правительство закрепило оставшуюся землю за панья. Но и эти небольшие клочки часто становятся причиной раздора между панья и помещиками — дженми. Наивные и доверчивые, панья, как правило, оказываются побежденными.
Сначала они потеряли свою свободу, потом землю, теперь они могут потерять работу. В какой-то момент мне показалось, что они потеряли даже свою родовую организацию. И я этому не удивилась, потому что многие племена, которых превращали сначала в рабов, а затем в батраков, забыли о своих первоначальных родах, не помнили их названий. Я думала, что и с панья случилось то же самое. Та небольшая литература, которая была написана о племени, подтверждала эту мысль. «Родовая организация утрачена», — отмечали солидные авторы. «Роды? — удивленно спрашивали меня панья из предгорий Нилгири. — Нет, мы уже о них не помним. И легенды не знаем. Говорят, что было когда-то деление на роды, но теперь уже нет».
И каждый раз разговор о родах заходил в тупик. Но я продвигалась медленно по лесистому плато Вайнад, уходя все дальше в глубь древней земли. Сначала мне удалось выяснить, что в каждой деревне панья есть свой выборный вождь. Его называли «куттан». Потом оказалось, что при вожде есть совет «коттани». Все дела в деревне решает он. Основное место в работе совета занимали проблемы семейной жизни. За супружескую неверность совет наказывал и мужчин и женщин. Наказывал штрафом от 7 до 10 рупий. Деньги шли на устройство праздников. Здесь сохранились основы древней демократии. Раз есть вождь, значит, есть еще племя. А потом выяснилось, что не все панья забыли о своей родовой организации.
...Он пришел ко мне в Чингери под вечер и сказал, что живет в деревне неподалеку. Он был сед, темнокож, с живым подвижным лицом.
— Мадама, — сказал он, — говорят, что ты ищешь умного человека.
— Хочешь сказать, что ты тот умный человек? — спросила я.
— Конечно, — уверенно ответил он. — Я не только умный, но еще и жрец.
— Прекрасно. Так давай поговорим.
— Давай, — охотно согласился он.
И мы поговорили. Теперь я считаю, что Кулиен, сын Курумена, не только умный человек, но и самый памятливый среди панья.
Оказалось, что у панья существует 108 родов. Их называют «кулам». Во главе каждого стоит вождь. Роды называются по имени предков, их основателей. Конечно, Кулиен не помнил все 108. Но некоторые назвал: Теваньен, Кадайран, Маниямкодан, Нанжильвудан, Нарикодан, Паппалан, Черанкодан. До сих пор дети принадлежат куламу матери, а муж, согласно традиции, живет в роду жены, в ее доме. Правда, теперь есть отклонения от традиции. Но все это свидетельствует о том, что родовая система у панья была матриархальной. В некоторых местах, правда очень редко, еще сохранилась и форма матриархального брака — полиандрия, или многомужество. Когда-то, как сказал Кулиен, собственность в племени принадлежала женщинам и переходила от матери к дочери. Но теперь положение мужчин в этом отношении улучшилось, и собственность делится — если есть, что делить — поровну между дочерьми и сыновьями.
Тропа в ночи
Когда в Вайнаде наступает апрельская ночь новолуния, панья устраивают праздник в честь богини Мариаммы. Для меня этот праздник начался несколько необычно. Поздно вечером я рассталась с нилгирийскими панья и пересекла границу штатов Тамилнад и Керала. Через несколько миль от границы, уже на «той стороне», меня поджидал господин Кришнан. Помнится, я рассчитывала отдохнуть хотя бы ночью. Но господин Кришнан был не из тех, кто потворствовал таким слабостям. Округлив по-мальчишески глаза, он таинственно спросил меня:
— Знаете, что будет сегодня ночью?
— Нет, — чистосердечно призналась я.
— Сегодня ночью будет такое... — продолжал напускать туману господин Кришнан. — Короче говоря, вам не придется спать сегодня ночью, — неожиданно закончил он и рассмеялся тихо и, как мне показалось, довольно ехидно.
Я не рассердилась. Только переспросила, что же все-таки будет ночью.
— Ой! — схватился за голову господин Кришнан. — Будет такое... В общем, надо спешить.
Я посмотрела на часы. Стрелки показывали полночь. Без дальнейших расспросов я подчинилась господину Кришнану.
Сначала дорога была пустынной. Над ней стояло темнее звездное небо, и теплый ветер шумел в зарослях, тянувшихся по обе стороны. Время от времени ухала какая-то ночная птица. Из-за поворота вынырнула придорожная харчевня под пальмовой крышей. На харчевне было написано: «Отель Париж». «Париж» освещался керосиновой лампой, а над прокопченным его прилавком торчала лохматая голова, грустно и задумчиво смотревшая на темную дорогу. «Отель Париж», здесь, в глуши, при лесной дороге. Мне стало смешно и расхотелось спать. Куда и в каком направлении мы ехали, я не знала. Да это было, наверное, и неважно. Сквозь деревья скользил тонкий серп молодой луны.