Газета День Литературы # 162 (2010 2) - Газета День Литературы

Действие казаковского романа перенесено в середину нынешнего века – в мир, после глобализации состоящий всего из нескольких государств, включая Сибруссию (уменьшенный вариант Российской демимперии после Великой бюрократической революции), Объевро (бывшая Европа) и Афроюсию (Африка и бывшие США). Оставляя на совести автора вольное обращение с социогеографическим пространством, отмечу его тревожное остроумие в обрисовке нашего возможного будущего. И в этом плане роман Казакова явно созвучен таким остросоциальным прорицаниям нынешних прозаиков, как, скажем, "Реформатор" Юрия Козлова, "Укус ангела" Павла Крусанова или ядовито-сатирический памфлет Юрия Полякова "Демгородок".

В казаковских "Холопах" потомки новых русских, некогда сколотивших криминальные состояния, становятся неодворянами – помещиками и царедворцами. В разделённой на округаокуемы стране процветает крепостничество, торговля людьми, опричнина, собственно, и возглавляемая Холопом Августейшего Демократа – то бишь демдиктатора всея Сибруссии. Страна – начиная от Кремлёвских чертогов и до самых дальних окуемов, где правят наместники, – окутана паутиной чиновного беспредела. В качестве некоей оппозиции выступает бригада разбойников, которым, впрочем, не чуждо и дикое благородство, игра в справедливость – ведь многие из них учились в европейских университетах.

Вот такая гибридизация всей страны... Даже государственный язык бывшей России – ещё одно тревожное авторское предупреждение! – потерял национальные очертания. Вместо русского языка Преемник Шестой Мудрый (кстати, не умеющий читать и писать – а зачем, когда есть советники и помощники?) учредил некий гибрид, состоящий из китайского, азербайджанского и разговорного американского: из прежнего русского остались лишь произношение, жесты и, конечно же, ненормативная лексика. Чтение книг и вовсе не поощряется властями – пагубные наклонности даже караются, как в знаменитом романе Брэдбери, а хранение книг приравнивается к крамоле.

Неудивительно, что роман открывается неким звуковым сигналом – пришедшим на смену Слову нескончаемым воем собаки в глухом сельском уголке – воем, тупо отдающимся в утробе нового дикого барина ("у меня в желудке такой вой и урчание" – беззастенчиво признаётся он слуге). Утробный звук этот задаёт ракурс восприятия для последующих сцен и картин, последовательно переносящих нас из крепостной деревни в бюрократический город, из чиновных хором в разбойничий вертеп: перед нами плоды социал-дарвинизации мощного некогда государства и общества.

Отсюда – метаморфозы главного героя: того самого дикого барина, наместника глухого уголка и неографа Еноха Миновича Понт-Колотийского, предки которого преступно сколотили состояние на норильском никеле. Тем не менее одних денег теперь, в середине двадцать первого века, настоящему мужчине мало – и вот, чтобы добыть статус "высокопревосходительства", Енох тащится в забытый богом медвежий угол: отрабатывать чин. Перед нами – если не новый Чичиков, то "некто ещё не ведомый миру, но так же, как и его предшественник, жаждущий славы, богатства, положения". И правит его передвижением не Селифан, а водитель с вечно кислым выражением лица (ему постоянно хочется есть…) и неоготическим именем Берия. Этот-то шофер и сдаёт разбойникам своего барина, отмечающего в губернском городке новое назначение с некоей "жрицей демократии" (так в Сибруссии называют публичных девиц) Эрмитадорой Гопс, которая затем оказывается авантюрной дочерью барона и даже… секретным агентом Лубянки.

Мощная сила любви к дворянской (почти тургеневской) девушке Маше, с которой Енох волей случая встречается в плену, на судьбоносный миг вызволяет его из полуживотного состояния. Но стоит на горизонте возникнуть угрозе для жизни, как он бросает возлюбленную и чуть не убивает её в страхе за свою шкуру. Не желая до конца раскрывать авантюрно-приключенческий сюжет этого увлекательного романа, скажу только, что в одной из линий финала над человеком и в человеке всё-таки торжествует дикий зверь, ликующе ревущий на обложке "Холопов".

Мистико-сверхъестественная линия романа, соотносящая его с фантастической прозой, закручена на сюжете о появлении таинственной сверхъестественной силы, сосредоточенной в заповедном месте – Шамбале, подобной легендарному Беловодью. Слух о появлении Шамбалы вызывает переполох в демимперии, все военные силы которой под руководством Холопа Августейшего Демократа стягиваются к входу в этот чудесный параллельный мир, откуда исходит угроза всему неподлинному, мнимому, чуждому Жизни. Очевидно, конечная цель действия высших сил – Преображение земного мира, погрязшего в заскорузлости и пошлости. И просветлённый финал книги дарит эту надежду – через чистое миросозерцание юной героини, которой открылось таинство Шамбалы. Однако надежда перенесена в очередное светлое будущее. А пока…

Пока всё смещено, перепутано и ищет своего места в том весьма мрачноватом "ближнем" будущем, куда с беззастенчивостью подлинного сатирика помещает нас автор "Холопов". В общем-то идея места и доминирует в этом романе, персонажи которого бесконечно дерутся за свои места под чиновничьим солнцем, гонятся за благами и наградами, ищут страшное заповедное место, откуда исходит угроза их обывательскому благополучию, и пр. Перед нами ещё один тревожный симптом: Пространство подмяло под собой Время и Историю – последняя словно движется по кругу, заворачивая персонажей в сугубо обытовлённое измерение неподвижности, пошлости, тлена, знакомое нам ещё по "Мёртвым душам" и "Господам Головлёвым". "Прогресс" оборачивается даже не регрессом, а безвкусной загогулиной, вытатуированной на беспомощно распростёртом теле страны.

Так и хочется по-гоголевски воскликнуть: но мимо, мимо!.. Отсюда – и пронзительный крик автора, обращённый к недоступным, отчуждённым от заблудших Небесам: "Ну почему, Господи, у Тебя эти горы, ручьи, цветы и птицы получились лучше и совершеннее, чем венец творения? Ответь, Господи! Но немы уста Божьи…"

Именно в этот миг раскалывается хрупкая любовная идиллия, соединившая было главных героев, – перед нами опять сказание о навеки утраченном рае и изгнании людей из него. Тем не менее, как упоминалось, роман завершается мотивом возвращения человека в добрый и прекрасный мир, или – возвращением мира к человеку?

Олег Павлов НА КРУГИ СВОЯ

Полное собрание сочинений и писем Гоголя выходит в свет в Издательстве Московской Патриархии по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси.

Фантасмагория, конечно. Но что же случилось фантастическое? Исполнилась как будто воля самого Гоголя. Если он желал чего-то глубоко – только этого, этого…

Признания, что главным его трудом был вовсе не литераторский, а духовный…

Благословения. Того, в чём отказал даже духовник, когда не посмел, именно что перед Богом, отречься от Пушкина…

Гоголь – великий христианский мистик. Мученик своей веры, принял же такую муку: смехом сотряс всю Россию – а умирал одинокой смертью, тогда уж сам осмеянный чуть ли не всей Россией…

И за что? За проповедь христианской любви…

Сам же вызвал хохочущих демонов – и сам, раскаиваясь за прежде написанное перед людьми, чего ещё не было во всём мире, принял это на свою совесть. Мучился…

Просивший передавать свои литературные гонорары бедным, страждущим, как до него ещё не было во всем мире, – но осмеянный и за это…

Сжигавший свою же рукопись по великому смирению, как не смог ни до него, ни после него ни один творец, – но что было признано следствием его безумия…

Гоголь Николай Васильевич попал в свой же кошмар – в сумасшедший дом, где вяжут руки, во мрак безумия, из которого раздаётся лишь дьявольский хохот.

А потом перезахоронят и его прах, подменив даже не место захоронения: убрав с могилы православный крест.

Что же было безумием? Искусство одухотворяется святостью…

Вера в это и должна была искупиться личной жертвой. Один порыв обратиться к своим читателем, как если бы к братьям по вере, окружает Гоголя почти смертным одиночеством.

Было чуть ли не самоотречением произнести уже в его время, что литература существует не для читателей – иначе говоря, не для развлечения и даже назидания читающей публики…

Искусство – свято, в нём бессмертие души. Она, эта мысль, привела его и к Гробу Господню, где он молился, но был опустошён осознанием, что ничего не поменялось в его душе, после чего вступает в борьбу со всем злом, оставленный Богом, ангелами, всей силой, в которую верил, которую до последнего часа призывал, когда окружил хохочущий мрак, когда сбылся кошмар…