Иноходец - Ольга Ксенофонтова

Пралотта весь передернулся и воззрился на допрашиваемого, как пациент на зубодера. Чего это он? Ах, да… крыса Лайоли.

Пралотта молчал, глаза профессионально шарили по лицу и одежде пленника, запоминая, пытаясь расшифровать. Старайтесь, господин следователь. Не давайте горю захлестнуть себя. До самой столицы. А там императрица позаботится о том, чтобы вы были заняты ежечасно. Такая уж она неугомонная, Клементина Первая, бывшая баронетта Рос-Брандт.

— Я спросил твое полное имя, — нарушил молчание советник.

— Джерард.

— Откуда ты родом?

— Рысий Пик. Северные горы.

Врешь. Это Шеннон был родом оттуда. Ты же не имеешь родины. А скоро начнутся вопросы, на которые ты не знаешь ответов вовсе.

— И давно это с тобой?

— Что именно, господин?

— Умение охотиться на оборотней.

А тон не так уж и скептичен. Он мне — верит? НЕ верит? Какая разница, пусть только довезет до столицы.

— Просто волк. Он не был оборотнем. Очень-очень большой волк.

— Почему тогда другие не могли его убить?

— Они не там искали. Я нашел его логово.

— Вот так вдруг? Выпиваешь часто?

«Я не пью, — подумал Джерард. — Точно, не пью. В драку лезу, как отец. И… песни пою. Громко пою? Ой, громко! Предварительно влезая на дерево повыше».

Н-да-аа. Но мы не выдадим советнику эту секретную технологию расслабления. А еще не расскажем, что слышим посторонние голоса. Точнее, голос. Мелодичный, как хорошо настроенный инструмент. Он читает книгу.

«Народность, населяющая два соединенных основаниями горных хребта, напоминающих уши рыси, называется кэттами. Сами же себя они никак не называют, для иных племен имеют обыкновение придумывать обидные, почти всегда неприличные, имена и прозвища. Народность эта немногочисленная. Соотношение мужчин и женщин примерно три к двум. До 25 — 30 лет мужчины находятся в основном вне Рысьего Пика. Они храбрые воины, потому бывают наемниками, либо промышляют грабежом. По достижении же некоторого возраста ощущают неодолимую тягу к родным местам, возвращаются, избирают себе жен и до конца жизни являются типичными домоседами и верными супругами. Это представляет собою странный контраст с «вольной» жизнью, обычно крайне несдержанной. Упоминая о том, что горцы хороши в бою, надо еще сказать об их неумеренности в выпивке, что полезно знать полководцам, имеющим этот народ в рядах своих войск. Подвыпивший горец хвастлив и задирист, собравшиеся же вместе пара-тройка земляков могут передраться между собой и на поле уже не выйдут. Поэтому стоит их предупредить, что в случае подобных эксцессов им не заплатят. Обладая неожиданной для воинственного народа хитростью и смекалкой в этих вопросах, и отсутствием пиетета к понятию чужой собственности, они снискали себе еще и репутацию пройдох. Впрочем, некоторые каноны чести для них нерушимы».

Голос рассыпался смехом и продолжил:

«Горцы привлекательны внешне, энергичны, жизнелюбивы. Не слишком чистоплотны, в еде не переборчивы. Гостеприимны, незлопамятны. Вспыльчивы. Женщины-горянки красивы, выносливы, горды, чрезвычайно сильны физически. Уклад семьи и образ жизни таков, что численность народа плавно возрастает, но все-таки перенаселение Рысьему Пику не грозит».

Почему-то Джерард очень-очень обиделся на зачитанный отрывок, выдержку из «Имперского Народонаселения», пусть даже и заверенного Летописцем. Особенно на ехидный тон декламатора.

Эрфан. Его звали Эрфан. Иноходец Эрфан, если быть совсем уж точным.

Джерри-3

Дареному коню в зубы не смотрят.

— Джерри, Джерри, — тихо повторял Эрфан, прихлебывая из бокала вино безразлично, будто воду, и пристально рассматривая мальчишку, который все никак не мог поставить обратно опустевшую кружку из-под бульона, а держал в руках и то и дело блаженно вдыхал позабытый запах горячего мясного отвара. — Джерри, Джерри… Сколько тебе лет?

— Семнадцать, — честно ответил Джерри, решительно расставаясь с кружкой.

— По тебе не очень хорошо различается возраст… Ты меня когда-либо уже видел?

— Да, во сне.

— Про что был сон?

— Про цирк, и про пустыню.

— Должно быть, и так. Надеюсь, теперь ты догадываешься, что это был не совсем сон?

Джерри удивленно посмотрел на него.

— Нет. А что тогда?

— Некое… место, в которое ты попал по причине того, что имел предрасположенность от природы туда попасть. Но до определенного момента способность не проявлялась, а вот почему — мне тоже интересно. В тюрьме… что ты чувствовал, когда сидел там?

— Голод, — пожал плечами Джерри. — И злость, и… обиду. Разное.

— Музыка. Ты слышал музыку?

— Слышал. Когда про цирк. А про пустыню — нет, или просто очень тихо было. Я тогда только коня слышал.

— Коня?

— Ну я на коне ехал, и копыта… Стучали так…

— По песку?

Джерри помолчал, переваривая вопрос.

— Не знаю…

— В том-то и дело, что не знаешь. А придется узнать. Потому что отсюда, из моего дома, через обычный мир выхода нет. Только через Межмирье. Понял? Когда выучишься, попробуешь выйти. Но это будет очень нескоро. Глядя на тебя, возможно, и никогда.

— Почему же?

— Ты пуглив, точно мышь. И ленив, точно зимний суслик. Еще и туповат.

Джерри даже открыл рот от таких комплиментов. Нашелся не сразу:

— Тогда зачем я тут вам, господин? Если я так уж плох.

Эрфан одним глотком допил вино и прищурился на паренька сквозь нечистое стекло бокала.

— Мне двадцать два года. Иноходцем я стал в восемнадцать, хотя Межмирье начал видеть уже с шести. За все время мне не попадался еще кто-либо на тех тропах. Это закон. Иноходец один. Если есть второй — значит, что-то скоро случится с первым. Не отрицаю — где-то в этой стране может гулять и еще ребенок с такими странными снами. Но пока, кроме тебя, никто не маячил в Межмирье. Возраст у тебя нормальный. Все подходит… кроме тебя самого. А у меня мало времени. Мало. Лет пять — семь, не больше.

Джерри внутренне ахнул. Семь лет, Гард и псы, это — мало?! Семь лет в учениках, что ли? Эрфан прочел в его глазах и кривенько, как только он умел, ухмыльнулся:

— Да, мышка Джерри, да. Тебе этот срок покажется вечностью, не отрицаю. Столь ленивому созданию непросто будет усвоить все, что я собираюсь в тебя запихнуть. А пока — пойдем. Сегодня я сделаю тебе первый подарок. Авансом. Заодно увидишь, каков будет конечный результат.

— Подарок?

— Самый что ни на есть. Надеюсь, это тебя не разбалует.

— И куда же мы идем?

Эрфан зевнул и бросил в Джерри собственным плащом.

— К убийце твоего отца, малыш. Куда же еще? Как ты хочешь, чтобы он умер? Тайно, или при всех? Ночью, днем? Самоубийство? Хочешь, чтобы он исповедал тебе все под пытками?