Знак убийцы - Вероника Руа

Осмонд обнял Лоранс Эмбер за плечи и расцеловал в обе щеки.

— Даже подумать не мог…

— Почему ты не известил меня, что собрался в Париж? Я бы приехала в аэропорт встретить тебя.

— Я решил… экспромтом, как говорят французы. Отец Маньяни, познакомьтесь, Лоранс Эмбер, очень талантливый биолог, специалист по эмбриологии.

— Очень рад, — сказал отец Маньяни, вставая, чтобы с присущей ему любезностью пожать коллеге руку.

— И я тоже, — ответила Лоранс Эмбер. — Я недавно прочла одну из ваших работ, и она произвела на меня огромное впечатление.

— Благодарю вас.

Осмонд повернулся к Леопольдине:

— А это…

— Вы занимаетесь библиотеками, не так ли? Как кстати вы здесь, мне надо кое-что у вас попросить, — прервала его Лоранс. — Я хотела бы получить некоторые книги. Вы можете зайти ко мне в кабинет после обеда? Отдел эволюционной биологии, это на улице Кювье. — И, не дожидаясь ответа, она погрозила пальцем американцу: — А тебя, Питер, я веду в ресторан. И не отказывайся, это я приглашаю.

И тот не отказался. Весьма загадочные законы, определяющие отношения между мужчинами и женщинами и законы взаимного притяжения, — одна из наиболее трудных тем для описания. Законы же, которые определяют связь между женщинами, со своей стороны являются непостижимо сложными. Леопольдина Девэр не была здесь исключением. Она сразу почувствовала неприязнь к Лоранс Эмбер. Она расценила тон, которым та обратилась к ней, высокомерным и презрительным, хотя это было вовсе не так.

Что же касается отца Маньяни, то его положение представителя Церкви ограждало его от подобных конфликтов. Он в некотором роде чтил строгое соблюдение нейтралитета. Во всяком случае, нам хотелось бы так думать.

Чайная комната при парижской мечети предлагала посетителям истинный оазис прохлады и спокойствия. Стены, украшенные изящными мозаиками в арабо-андалузском стиле, маленькие кованые металлические столики и тяжелые медные светильники вызывали чувство, будто ты перенесся на чужбину, что еще больше усугублялось тишиной, в которой тихо лились разговоры. Даже Питер Осмонд проникся этой атмосферой и говорил сдержанно, несмотря на явное возбуждение, которое он испытывал от встречи с Лоранс Эмбер.

Наблюдатель хотя бы немного проницательный мог бы заметить выражение радости на их лицах, свидетельство старого и глубокого содружества, и мог бы, наверное, без опасения быть опровергнутым, прийти к выводу, что эту пару связывает или связывала большая интимная близость.

Время, казалось, не смазало их воспоминаний. Питер Осмонд снова словно перенесся в те времена в «Мюзеуме», пятнадцать лет назад, когда молодой подающий надежды преподаватель Принстона приехал по приглашению Мишеля Делма прочесть лекции о гетерохромных генах и их влиянии на модели эволюции. Он обратил внимание на молодую докторантку, какой тогда была Лоранс Эмбер, — сразу, как приехал. Но сблизились они на раскопках в Центральном массиве. Их страсть продлилась несколько недель, потом Питер Осмонд вынужден был вернуться в Соединенные Штаты. Они поклялись друг другу в вечной любви, обещали очень скоро увидеться, но время и расстояние сделали свое дело, и каждый пошел своей дорогой. Питер Осмонд женился, стал отцом, разошелся с женой. Лоранс тоже любила, тоже страдала, но своей независимостью не поступилась. Наверное, пик сорокалетия заставил ее посмотреть на жизнь иначе: женщина, даже столь свободная сама по себе, не может всегда скрывать свою некоторую несостоятельность. Время иногда действует как могущественный разоблачитель. И вот профессии снова случайно свели бывших любовников. Сильно ли они сожалели о чувстве, которое некогда испытали друг к другу? Возможно. Но если они и были мужчиной и женщиной, они не меньше были учеными и знали относительность чувств и жизненного опыта. Мы удовлетворимся мыслью, что они были счастливы вновь обрести друг друга, что они воспользуются этими минутами дружбы, но все же отдадим себе отчет в том, что ничто, пожалуй, не сможет заставить их сойти со своего пути.

Лоранс Эмбер и Питер Осмонд со смехом вспоминали раскопки, холодные утра, поиски аммонита в щебне, свет штормовой лампы, огонь, около которого все началось… но тут лицо молодой женщины внезапно омрачилось.

— Одно время я много работала с Анитой Эльбер. Ты, наверное, знаешь, что с ней случилось? — Осмонд молча кивнул. Лоранс не догадывается, до какой степени он знает… — Сегодня утром полиция меня коротко допросила, — продолжила она почти против воли. — Вот так я и узнала новость… Я до сих пор в себя не пришла. Надо сказать, мы с Анитой Эльбер часто спорили. Я абсолютно не согласна с ее теорией относительно генетического детерминизма индивидуума.

— Это меня не удивляет. Ты не из тех женщин, которые легко расстаются со своими идеями.

— Я знаю, Питер, что ты их не разделяешь. Но хотя бы уважай мою точку зрения.

— Ладно… Мы сходимся во взглядах на процесс естественной селекции, а это главное. Но я должен смотреть шире, и я не вижу нигде следа Бога…

— Я умею проводить грань между своими научными работами и своими религиозными убеждениями. Мои исследования эмбрионов наглядно показали внутреннюю логику в развитии живого организма, моделируемую гармоничным притяжением в противовес притяжению хаотичному. Эта логика подчиняется математическим законам абсолютно наглядным образом и признана огромным числом научных авторитетов. А говоря это, я действительно, в плане чисто личном, думаю, что эта логика, возможно, проистекает из намерения…

— Well… Что касается меня, то я в этом сомневаюсь, но слушаю тебя…

— Конечно, я никогда не упоминала об этом ни в одной своей научной публикации! По крайней мере ты веришь в мою порядочность. С Анитой Эльбер спорить было невозможно. Она как-то раз даже чуть не запустила в меня пресс-папье. Это была какая-то неискоренимая злоба.

— Что свидетельствует о том, что я прав. Во всяком случае, уж у Аниты Эльбер не было никакой связи с Богом.

— Не смейся надо мной.

Осмонд от души рассмеялся. Их содружество было нерушимо.

Он внимательно посмотрел на нее.

— По правде сказать, ты не первая говоришь такое об Эльбер.

— К ней не очень хорошо относились. Можно только догадываться, почему Мишелю Делма не удалось отделаться от нее. Вероятно, у нее были покровители за пределами «Мюзеума». При Министерстве народного образования она была советником Комиссии по разработке школьных программ.

— «Мишелю Делма не удалось от нее отделаться» — что ты имела в виду под этим?

Показалось, что Лоранс Эмбер немного смутилась. Она отпила еще глоток чаю с ментолом и решилась.

— О, это старая история… Из тех, что ученые рассказывают друг другу вполголоса… Тому уже больше тридцати лет. Анита Эльбер, которая в то время занималась изучением амазонских племен, участвовала в экспедиции «Мюзеума» в Гвинею. Один ботаник, Пьер Лозюан, не раз сопровождал ее в походах в джунгли. Никто так никогда толком и не узнал, что произошло, но известно только, что они заблудились. Две недели о них не было ни слуху ни духу. Их телефоны разрядились, поиски ничего не дали. По словам Эльбер, на третий день их блуждания по джунглям Лозюана укусила змея. Очень скоро он уже не мог идти. И тогда Эльбер отправилась искать помощь. Она была смертельно истощена, когда ее обнаружили индейцы из племени вайана. А Лозюан исчез. Его тела так и не нашли.

— И какое отношение это имеет к Мишелю Делма?

— Пьер Лозюан был его любовником. Делма так никогда и не простил Эльбер его смерть. Он был убежден, что та бросила его на произвол судьбы и что он вышел бы, если б она осталась с ним.

— Это навряд ли.

— Я тоже так думаю, но Делма, с тех пор как он стал во главе «Мюзеума», сделал все, чтобы навредить Аните Эльбер. Однако невозможно даже подумать, что…

— Мишель? Невозможно. Он и мухи не обидит. Я хорошо его знаю. Он вне всяких подозрений.

Лоранс Эмбер вздрогнула.

— Кто бы мог совершить такое преступление? — спросила она у своего друга, глядя ему прямо в глаза.

Этот вопрос Питер Осмонд без устали задавал себе уже не один час. Дружеским жестом он попытался успокоить свою подругу.

Они поболтали еще несколько минут, потом вернулись в «Мюзеум». Когда они подошли к ограде на улице Жоффруа-Сент-Илэр, какой-то мужчина лет пятидесяти с пышной седой шевелюрой, крупный, с неприветливым лицом, вихрем проскочил перед ними, оттолкнув Питера Осмонда и даже не извинившись. Американец хотел догнать его, чтобы научить вежливости, но Лоранс его удержала:

— Оставь. Это Франсуа Серван. Он работает в моем отделе. Он просто больной.

— И часто ему случается вести себя как… как бродяга?

— Это его единственный способ общения. Мне кажется, он немного тронутый. Почти никогда не выходит из своей лаборатории и дошел до того, что запретил кому-либо туда соваться. — Она понизила голос, словно боясь нескромных ушей: — Его пришлось отправить в психиатрическую больницу как раз в тот день, когда я получила пост заведующей отделом эволюционной биологии. Это было восемь лет назад. Потом он постоянно требовал, чтобы это место по праву вернули ему, и с тех пор кричит о заговоре. — Она с выразительной мимикой постучала себе полбу. — Настоящий параноик. О, а вот и еще один.