Тайны японского двора. Том 2 - Ипполит Рапгоф

— Сколько узлов делает «Виктория» в час? — спросил он в конторе пароходства.

— От восемнадцати до двадцати!

— Это большая скорость… Догнать такой пароход может лишь военный быстроходный крейсер. Но крейсера мне не дадут, — решил барон.

— Следующий пароход отойдет завтра утром, в восемь часов, но осталось всего две каюты первого класса и шесть второго, — пояснил услужливый конторщик.

— Оставьте за мной одну каюту первого класса, — сказал барон, вынимая бумажник.

— Место назначения?

— Куда направляется этот пароход? — в свою очередь спросил барон.

— Прямое сообщение на Порт-Саид, а затем зайдет в индийские и японские порты до Иокагамы включительно.

— Отлично, дайте до Иокагамы.

— Восемьсот франков, — заявил конторщик.

Барон достал тысячефранковый банковый билет.

Получив билет и сдачу, он решил вернуться в город, чтобы переночевать в гостинице.

Пассажирский пароход «Ричард Ш-й» стоял с разведенными парами в ожидании отхода.

Барон уже занял свое купе и считал минуты, когда наконец этот пароход направится вслед за дорогой возлюбленной, с которой его разлучила злая судьба.

Он долго беседовал со шкипером, ехавшим в Порт-Саид.

— Неужели нельзя увеличить число узлов? — удивлялся барон.

— Опасно, — сказал французский шкипер. — Выдержат ли котлы — вот вопрос, который нельзя игнорировать.

— Боже мой, как это досадно. Я не пожалел бы и тысячи фунтов, чтобы догнать отошедшую вчера «Викторию».

— Это трудно. Если хотите, даже невозможно. Не забудьте, что между нами расстояние в двенадцать часов. Если наш пароход шел бы даже два узла скорее «Виктории», то и тогда мы опоздали бы в переходе до Сицилии на три часа, а до Суэца на два, никак не меньше.

Барон поник головой.

Шкипер так ясно и так точно высчитал карандашом на бумаге и доказал с цифрами в руках всю тщету надежд барона, что последнему оставалось только примириться с неизбежным фактом.

Раздался гудок, послышались свистки, грохот, приведенной в действие машины, шум винтовых колес — и «Ричард III» покинул гостеприимную гавань.

Бароном овладело радостное чувство. Одно сознание, что он приближается к принцессе, подействовало на него благотворно.

XLVI. Приближение к родине

Продолжительное путешествие чрезвычайно утомило принцессу.

У нее пропали аппетит и сон и она почти не выходила из своей каюты, в которой беспомощно лежала в глубоком неглиже.

Несколько раз Ямато, в порыве беспокойства, справлялся о ее здоровье, но она сквозь дверь отвечала в отрывочных фразах и, видимо, избегала оставаться с ним с глазу на глаз.

Все пассажиры, за исключением итальянцев, египтян и арабов укрывались от тропической жары в своих кабинах или залах парохода, освежаемых огромными электрическими вентиляторами. В буфете отпивались ледяной водой англичане в своих холщовых суровых костюмах. Дамы попрятались в кабины, из которых то и дело раздавались звонки к судовой прислуге. То требовался лед, то прохладительное питье, а то и доктор.

Только с закатом солнца палуба «Виктории» вдруг оживала.

На ней появлялись пассажиры.

По мере того, как кругом темнело, загорались электрические огни, освещавшие палубу.

В Порт-Саиде для развлечения пассажиров была взята на борт маленькая арабская труппа.

Пассажиры, утомленные медленным ходом по Суэцкому каналу, чрезвычайно обрадовались, когда пароход снова поплыл по обширному водному пространству.

Уже начинало темнеть.

На носу парохода разместились на ковре арабские музыканты.

Их причудливая одежда напоминала тех дервишей, которых публика привыкла видеть на старых английских гравюрах.

Музыканты заиграли.

Удары тамтама и колокольчиков сменялись звуками своеобразной свирели.

Вперемежку звучало что-то вроде литавров, подчеркивая все одну и ту же ноту.

На этих литаврах играли закругленными палочками, обернутыми в белую кожу. Медные тарелки, на которых играл один из арабов, дополняли колорит этой восточной музыки.

Принцесса вышла тоже подышать воздухом.

Пароход продолжал величественно рассекать зеркальную поверхность воды, производя ровные, по берегам разбивающиеся волны.

Вокруг царила непроницаемая тьма.

Небо заволокло тучами и виднелось едва мерцающее очертание луны. Но и этот свет от времени до времени заслонялся тучами.

Огромные электрические фонари, развешанные в разных местах парохода, освещали качавшуюся зыбь ночного морского движения, находя себе в темной воде блестящее, как серебро, отражение.

Воздух становился немного свежее. Повеяло ароматом отдаленных цветочных лугов.

Всю ночь на деке царило большое оживление.

Из буфета сюда были перенесены столики, на которых под звуки дикой арабской музыки распивалось шампанское, черри со льдом и замороженный пунш.

Дамы распивали крюшон, лимонад и замороженную воду.

Ямато, усевшийся с Хризантой за одним столом, был грустен.

— Вот, — говорил он, — приближаемся к Японии и меня охватывает грусть и радость.

— Почему же грусть?

— А потому, принцесса, что я буду лишен вашего приятного общества — и как знать, быть может, навсегда.

— Что вы, что вы Ямато! Я надеюсь видеть вас у себя. Мои родители будут рады лично поблагодарить за то участие, какое вы приняли в моей судьбе.

Долго еще Ямато и Хризанта беседовали на эту тему, но Ямато оставался грустным, печальным.

Начало рассветать.

Первые лучи освещенного горизонта окрасили море в чудный малиновый цвет. В мириадах искр показался тонкий край восходящего солнца. Вдали на юг виднелась туманная дымка, окрашенная лучами солнца в ярко-красный цвет.

Наконец, при ослепительном блеске утреннего солнца показались японские берега.

Издалека они казались высокой, скалистой стеной. Но мало-помалу сплошная стена распалась на бесконечное количество мелких заливов, бухт, перешейков, проливов, мысов и т. д.

Показалось кружевное царство миниатюрных островов и островков, смесь зеленых лесов, серых утесов и глубокой лазури моря.

Характерный признак японского пейзажа — многочисленность и разнообразие линий.

В общем, вся страна эта — смесь всевозможных отраслей производства вперемежку с лесами, где ютятся огромные деревья.

Чайные плантации сбегают по склонам холмов, теряются причудливыми извилинами вдали, врезаются лужайками в опушки лесов.

Рисовые поля, разделенные на множество мелких участков неправильной формы, скрещиваются и перемешиваются своими зигзагами, следуя в то же время капризу природы или требованиям человека.

Чудится, что это эскиз, набросанный мелкими штрихами рукой искусного художника.

Удивительная выпуклость японского пейзажа придает ему особенную оригинальность.

О ней догадываешься прежде, чем сойти на сушу.

Береговая линия теряется в бесконечности, а на заднем плане вырисовываются тонкие, полупрозрачные контуры, то громоздятся в беспорядке суровые утесы, то виднеются колосообразные гребни, словно капища языческих идолов, то вырисовываются жерла потухших вулканов.

И вся эта природа, могучая и стремительная в красоте своей, напоминает мощь и силу породившего ее подземного огня.

Эта страна точно раскинулась ярусами по горизонту, и то, что на картинах кажется созданием одной мечты, оказывается лишь неудачно выраженной действительностью.

Внутреннее море, кольцом обвившее Японию, полно своеобразной прелести благодаря тому же богатству береговых рельефов.

Бесконечные острова и островки, виднеющиеся среди волн, похожи на неприступные некогда крепости, взятые с боя приступом стремительных сил природы.

Какое величественное зрелище при свете луны!

На блестящей, изменчивой, как ртуть, поверхности моря скользят темные тени, а вверху мелкие, разорванные тучки причудливой формы, отражаясь в природном великом морском зеркале, описывают могучие фигуры самых затейливых форм.

Япония обязана своей красотой климату и атмосфере. Сам воздух точно светится на этой широте, насквозь пропитанный влажными парами теплого течения.

Повсюду из скал бьют ручейки, наполняя окрестность пением серебряных каскадов, а по утрам густой туман, подымаясь снизу, окутывает холмы и долины.

Этой-то постоянной влажностью и обилием света и объясняется прозрачность воздуха. Это точно отшлифованный алмаз, придающий каждой линии особую правильность, каждой форме особую рельефность, каждому оттенку особый блеск.

Благодаря той же прозрачности воздуха, даже нагроможденные глыбы гор кажутся высеченными из мрамора резцом скульптора.

В Японии, где вся природа изящна и миниатюрна, особенно высоки деревья. Многие страны, имея леса, не имеют величественных деревьев. Здесь соединилось и то и другое.