Малыш для стервы и холостяка - Анастасия Градцева

я пригрозил тогда сестре, что если она не скажет, кто это сделал, я все родителям расскажу. Она и призналась, что это ты. Но просила, чтобы я не лез.

— А ты не послушался, — заметила Рита, но без осуждения.

— Ну я хотел для начала посмотреть, что там за шваль лезет к моей сестре, — хмыкнул Марк. — А потом ты меня выбесила своей наглостью.

— И ты решил, что шваль надо выгнать из элитной гимназии пинком под зад. Туда, где ей место, так?

Марк помолчал.

— Вообще-то это не я решил, — признался он. — Я пошел к отцу. Я тогда только на первом курсе учился, со мной бы директор даже разговаривать не стал. А отец надавил там на всех и сделал так, как сделал. Он вообще довольно властный человек… был.

Повисла неловкая пауза.

— Кофе будешь? — Марк кивнул на вывеску кофейни, до которой они почти дошли.

— Ванильный раф.

— Сейчас принесу.

Марк легко поднялся со скамейки и зашагал к яркой вывеске на углу дома. Рита проводила его задумчивым взглядом.

Странный вышел разговор.

Но тем не менее, Рите стало легче. Совсем немного, но легче.

Глава 6

Арсений спал уже три часа, сладко посапывая в коляске, — Рита даже начала беспокоиться, все ли с ним в порядке. Слава Богу, что не все это время пришлось проводить вместе с Рихтером, она бы не выдержала. Он принес ей кофе, они походили по дорожкам парка еще минут двадцать, а потом Рихтер сухо сообщил, что ему надо будет уехать и что вечером он вернется. Рита кивнула, даже не пытаясь скрыть, как она этому рада.

Наедине с Рихтером было некомфортно. Прошлое они уже обсудили, о чем еще теперь говорить? Изображать светскую беседу? Еще не хватало.

— Ну ты и соня, — ласково поприветствовала Рита малыша, который приоткрыл сонные глазки и удивленно захлопал ресницами: наверное, не ожидал, что проснется в коляске. — Вставай, зайчик! У меня есть для тебя фруктовая пюрешка и печенье, а потом можем дойти с тобой до озера и посмотреть, нет ли там уток.

Арсюша радостно заулыбался, и ее насквозь пронзило острой, почти болезненной нежностью. Какой же он солнечный малыш. Открытый, ласковый, доверчивый — невозможно не любить. А ведь когда-то Рите казалось, что она даже смотреть на него не сможет. Не то что брать на руки, тискать и целовать в нежную щечку.

Она вытащила Арсения из коляски, надела на него кепочку — солнце сегодня было непривычно ярким, как летом — и они неторопливо пошли в гости к уткам.

Было хорошо, и прогулка абсолютно точно удалась, но только до того момента, как Рита подкатила коляску к подъезду (Арсений старательно помогал, вцепившись в ручку и используя ее как опору для своих неуверенных шагов).

— Твою мать, — вырвалось у Риты, когда до нее вдруг дошло, что ей сейчас предстоит подъем на третий этаж с ребенком под мышкой и коляской в зубах. Черт. Вот где Рихтер пропадает в те редкие моменты, когда он действительно нужен?!

— Ка, ка, ка! — требовательно выговаривал Арсений, и Рите отчего-то было ясно, что ее прожорливый птенчик намекает на то, что голоден.

— Еда дома, — вздохнула она. — А до дома, малыш, еще надо добраться. Давай-ка, полезай ко мне на руки. Вот так, ага.

На правой руке, мышцы которой уже после первого этажа стали наливаться болью от непривычной нагрузки, сидел нетерпеливо угукающий Арсюша. Он хорошо поспал, хорошо погулял и теперь планировал не менее хорошо поесть. Левой рукой Рита тащила коляску, которая колотилась колесами об ступеньки и норовила выскользнуть и укатиться вниз.

По лбу катились соленые, щекочущие капли пота, а Рита даже не могла их смахнуть: обе руки заняты, а останавливаться нельзя. Рита понимала, что если остановится, то все: дальше не пойдет. И либо останется сидеть тут, между вторым и третьим этажом, либо бросит к чертям эту коляску, и пусть вернувшийся вечером Рихтер ее принесет, если никто не приберёт к рукам раньше.

— Еще чуть-чуть, всего один пролет остался, — еле слышно пыхтела Рита себе под нос. — Давай, ты сильная, ты сможешь!

И вот наконец дверь квартиры. Господи, Рита никогда так сильно не радовалась при виде обычной двери.

— Постой на ножках, — она, едва не вскрикнув от боли в уставших, дрожащих от перенапряжения руках, опустила Арсения на пол. Он тут же вцепился ей в штаны: сам, без опоры, он пока стоять не умел. — Сейчас, сейчас, потерпи немного, все будет.

Рита, сцепив зубы, закатила в дом коляску, зашла сама вместе с Арсением, висевшим на ее ноге, и устало села на пол. Сил не было. Вообще. Господи, как же Марта справлялась одна?! И это сейчас Арсюша ездит в прогулочной коляске, а ведь до этого была коляска-люлька — громоздкая и тяжелая как хрен знает что. Марте надо памятник поставить, серьезно. А когда приедет, пощупать ее бицепсы — там, наверное, стальные мышцы уже наросли за эти месяцы затаскиваний коляски туда-обратно с дополнительной, постоянно растущей нагрузкой в виде ребенка.

— Ка, ка, ка, — зачастил Арсений недовольно. Он не понимал, чего они ждут, когда еда уже так близко.

И Рита покорно стала снимать с него ботиночки и комбинезон, хотя до этого казалось, что даже пальцем шевельнуть не сможет. Серьезно, матери — это какие-то сверхлюди, живущие на пределе человеческих возможностей. А мать-одиночка — так это вообще Капитан Америка и Супермэн в одном лице.

Именно это Рита и сказала Марте, когда они созвонились. И та зарделась от удовольствия.

— Да ладно тебе, — смущенно проговорила она. — Лучше скажи, как вы с Марком уживаетесь. Не поубивали друг друга?

— Пока нет, — бодро сказала Рита.

— Настораживает слово «пока», — хмыкнула Марта, впрочем, расстроенной она не выглядела. Скорее радостной и приятно возбужденной, как будто у нее сегодня был день рождения.

— Не переживай, — махнула рукой Рита. — У тебя там все хорошо?

Марта улыбнулась так мечтательно, что это говорило лучше любых слов.

— У меня все прекрасно. Я не знаю,