Малыш для стервы и холостяка - Анастасия Градцева

— То, что человек крепко спит, не делает его дебилом, — негромко сказал Марк, и Рита едва не подпрыгнула. Она и не думала, что последние слова сказала вслух, а не в своей голове.

— Что ты подкрадываешься? — огрызнулась Рита, пытаясь скрыть смущение, и, уперев руки в бока, развернулась к нему.

Но тут же замерла, словно олень в свете фар, натолкнувшись на темный нечитаемый взгляд, которым Рихтер на нее смотрел. Жадный, будто ожидающий ответа.

А потом он вдруг шагнул вперед, сжал пальцами ее обнаженные плечи и поцеловал. Горячие, сухие, его губы коснулись ее губ. Осторожно, не размыкая и не надавливая, скорее разведывая территорию.

Рита так оторопела, что в первые секунды даже не двигалась, послушно позволяя себя трогать. А потом резко пихнула его в грудь обеими руками, и Марк отшатнулся.

— Ты что творишь? Ты… ты совсем что ли? — у Риты был преступно хриплый голос, который почему-то ее не слушался. И потряхивало так, будто сквозь тело пропустили разряд тока.

— Я… не так тебя понял? — Марк облизал губы, и в голубых глазах появилась растерянность. — Или это продолжение игры?

— Какой нахрен игры?!

— Я просыпаюсь от того, что ты лежишь в моей кровати и прижимаешься ко мне, — прорычал Марк. — Горячая вся, в каких-то шёлковых тряпках. Как я должен был это понимать? А потом еще ходишь передо мной вот в этом безобразии…

— Это пижама!

— Это порнография, а не пижама! Какая-то хрень, которая так тебя обтягивает, что сразу ясно: у тебя там, под этими тряпками, ничего нет.

Рита опустила глаза вниз. Тонкие бретели низко вырезанного топа чуть сбились, демонстрируя нежную ложбинку груди, а напряженные соски четко обрисовывались под тонкой тканью. Она вдруг увидела себя чужими глазами и покраснела.

Слишком долго Рита жила одна. Слишком отвыкла от того, что на нее кто-то может смотреть так.

Она молча, с пылающим лицом, вышла из кухни, взяла в ванной длинный халат, накинула на себя, плотно завязала пояс, чтобы ничего лишнего не было видно, и вернулась. Рихтер стоял у окна, закаменевшие плечи выдавали напряженность.

— Я ничего такого не имела в виду, — отчеканила Рита. — Ты мне по-прежнему не особо нравишься и я по-прежнему терплю тебя только из-за Марты.

— Я от тебя тоже не в восторге, — хмыкнул Марк и повернулся к ней. — Но при чем тут секс? Разве обязательно иметь общие духовные ценности, чтобы приятно провести время в постели?

Рита выразительно промолчала. Марк тоже какое-то время помолчал, видимо, ожидая от нее ответа, и, так и не дождавшись, примирительно поднял руки:

— Окей, я тебя не так понял. Считай, что я прошу прощения.

— Дважды, — хмуро заметила Рита.

— Что «дважды»?

— Дважды надо прощения просить. Один раз за то, что я встала вместо тебя ночью к ребенку, а второй раз за то, что ты приставал ко мне. А нет, три!

— А третий раз за что?

— Ты дернул меня за руку, когда я тебя будила, и утянул в кровать! Так что это полностью твоя вина, я тут вообще не при чем.

— Я красавчик, — самодовольно заметил Марк, а потом мягко рассмеялся. — Ладно-ладно, признаю, накосячил.

— Ты все время косячишь! — Рита распалялась. — С коляской, потом вот это все… Нет, ну правда, что я-то должна делать? Ты обещал помочь и встать ночью, чтобы я могла поспать! Я с катушек съеду, если буду каждую ночь вставать в три, а потом еще рано утром, а потом еще весь день сидеть с ребенком…

— Успокойся, — голос Марка прозвучал спокойно и властно, но в то же время не грубо. И Рита, как ни странно, затихла. — Я тебя понял, утром разберемся. Я поставлю будильник на семь и встану вместе с тобой. Покажешь, что ты с мелким утром делаешь, ну там умыть-накормить, и пойдешь спать. До обеда я с ним побуду, а потом мне снова нужно будет уехать. Пойдет?

— Пойдет, — пробурчала Рита. Чай пить ей расхотелось. — Спокойной ночи.

— Рита, — его голос нагнал ее, словно выстрел в спину, — И будь добра, надевай другую пижаму, пока я тут. Пожалей меня и себя.

Рита кивнула, чувствуя, как неожиданно сильно пересохло в горле, и торопливо выскочила из кухни.

Утром, как ни странно, Марк свое обещание сдержал: встал по будильнику, хмурый, взъерошенный и небритый, подождал, пока Рита умоет Арсюшу и сделает ему кашу, а потом коротко сказал:

— Можешь идти спать, если хочешь. Я с ним побуду.

Рита хотела. Мало того, что она уже третью ночь поднималась, чтобы покормить ребенка, так еще и уснуть долго не могла сегодня. А все этот Рихтер, черт бы его побрал — со своими идиотскими приставаниями. Вот делать ему было нечего, кроме как лезть к ней с поцелуями! Как будто первый раз в жизни бабу в пижаме видит, ну вот правда.

— Я часа два-три посплю, — Рита зевнула и потянулась. Рихтер тут же облизал глазами ее прогнувшуюся, как у кошки, спину и обрисовавшуюся под свободной домашней футболкой грудь. И похоже, что сделал это совершенно неосознанно. Рита мысленно хмыкнула: ну надо же, идеального Марка предает его собственное тело — испытывает неуместные горизонтальные желания по отношению к своему идеологическому врагу. Или уже не врагу? Рита запуталась в их странных отношениях, если честно.

Почему-то сама она перестала пылать ненавистью к Рихтеру, когда узнала, что переговоры по поводу ее отчисления вел не Марк, а их отец. Могла бы, кстати, и сама догадаться, что вчерашний школьник вряд ли обладал необходимым авторитетом для того, чтобы предъявлять претензии директору элитной гимназии.

Нет, он тоже, безусловно, тот еще козел — нажаловался папочке, толком ни в чем не разобравшись, но, с другой стороны, что он должен был делать? Бить ее? Устраивать очную ставку с Мартой, которая наверняка умерла бы со стыда от этого? Рита не знала. Как не знала и того, что бы она сама сделала на его месте.

Хотя Риту до сих пор жгла обида за то, что одна случайно брошенная жвачка стоила ей всех тогдашних карьерных устремлений, но это была