Тайны Шерлока Холмса (сборник) - Джун Томсон

Стояла тихая теплая ночь, и хотя она выдалась безлунной, на ясном небе ярко сверкали звезды, сияния которых вполне хватало, чтобы осветить мне путь. Я без труда отыскал тропинку, что тянулась вдоль поля и проходила неподалеку от владений доктора Кумбса, позволяя подобраться к клинике сзади.

Холмс пробыл в лечебнице всего три дня, но не терял времени даром и хорошенько изучил как саму больницу, так и ее окрестности. Обогнув кирпичную ограду и пройдя вдоль нее, я увидел яблоню – в точности такую, как мне описал великий сыщик. Одна из ее толстых ветвей нависала над кирпичной изгородью, верх которой щерился осколками битого стекла.

Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы накинуть на ветвь веревку, завязать беседочный узел и, упираясь ногами в кирпичную стену, взобраться наверх. С другой стороны ограды я увидел крышу навеса и, аккуратно опустившись на нее, спрыгнул на землю, после чего на несколько мгновений застыл, чтобы перевести дыхание и прийти в себя.

Впереди, чуть слева, на фоне темного ночного неба чернел громоздкий силуэт клиники, своими квадратными угловыми башенками напоминавшей средневековый замок. В окнах я не увидел ни единого огонька. Ни один звук не нарушал гнетущей тишины.

Несмотря на разлитые вокруг покой и безмолвие, я с прежней осторожностью подобрался к конюшням, располагавшимся позади лечебницы. Сориентироваться мне помогла стоявшая рядом с конюшней квадратная часовая башня. Прокравшись во двор, я разглядел в свете мерцающих звезд, что золотистые стрелки показывают без трех минут два часа. Я оказался в условленном месте несколько позднее, чем рассчитывал Холмс, однако выполнил почти всю часть предписанного мне плана. Оставался лишь последний, завершающий шаг.

С башни свешивалась пропущенная сквозь вбитые в стену скобы веревка, позволяющая подать сигнал тревоги. Холмс утверждал, что она привязана к языку отдельного колокола. Как и просил мой друг, я изо всех сил два раза дернул за веревку. Подождал несколько секунд и снова подал сигнал.

Где-то в темноте наверху надо мной раздался зычный перезвон, разорвавший тишину и покой ночи. Не дожидаясь произведенного им эффекта, я поспешил прочь со двора и, пробравшись вдоль стены, кинулся в сад перед клиникой, где и спрятался за деревом, которое накануне мне показал Холмс, заверив, что оно послужит для меня идеальным укрытием. Положение мое было очень выгодным: из-за дерева я мог спокойно наблюдать за лечебницей, оставаясь при этом незамеченным.

В некоторых окнах уже загорелся свет, и мне показалось, что издалека доносятся голоса перекрикивающихся людей, хотя не исключаю, что услышанное было лишь плодом моего разыгравшегося воображения.

Однако, когда раздался шорох отодвигающейся раздвижной рамы, я знал, что это не галлюцинация, и, оставив укрытие, со всех ног бросился к дому. У одного из раскрытых окон первого этажа уже ждал Холмс. Протянув руки, он помог мне вскарабкаться на подоконник и залезть внутрь.

– Прекрасная работа, Уотсон! – торжествующим голосом прошептал он. – Теперь давайте фонарь.

Вспышка спички показалась мне ослепительно яркой. Заметавшись, пламя постепенно успокоилось и превратилось в спокойный розовый язычок. В его свете я увидел высокую худую фигуру Холмса, в халате и тапочках, которая скользнула к столу в комнате миссис Роули, виденной мной мельком через дверной проем во время первого визита в клинику. В руках великий сыщик сжимал набор отмычек.

Пока я держал фонарь, Холмс без особых усилий открыл ящик письменного стола. Замок найденного внутри небольшого сейфа оказался куда менее уступчивым. Я услышал раздосадованное восклицание друга, который, нахмурившись, ковырялся в замочной скважине одной из маленьких отмычек.

Тут я уловил за дверью звук шагов. Раздался голос доктора Росса Кумбса, требовавший зажечь свет.

Однако это меня не особенно взволновало: я знал, что мой друг даст фору любому медвежатнику[20]. Наконец неподатливый замок тихо щелкнул. Потянув на себя дверцу, Холмс вытащил из несгораемого ящика пачку каких-то бумаг, сунул ее в карман халата, быстро запер сейф и убрал обратно в стол, который также запер.

– Пора уходить, Уотсон, – бросил мне он и, погасив фонарь, двинулся к раскрытому окну, а я последовал за ним.

Когда я взобрался на подоконник, чтобы вылезти наружу, мой друг сказал мне на прощанье:

– Я очень надеюсь, что сегодня утром вы в точности исполните завершающую часть нашего плана. А теперь ступайте, дружище. Желаю вам удачи и доброй ночи.

Стоило мне только спрыгнуть на землю, как Холмс тут же опустил раму, задвинул защелку и задернул занавески. Однако между занавесок осталась маленькая щелочка, и, должен признаться, вместо того чтобы немедленно пуститься наутек, я, не в силах побороть соблазн, приник к окну, желая убедиться, что моему другу удастся благополучно скрыться. У меня во рту все пересохло от волнения: я очень боялся, что Холмса схватят.

Мой друг действовал с присущим ему хладнокровием. Сохраняя невозмутимость, он подошел к двери, приоткрыл ее на несколько дюймов, так что сквозь щель стал виден залитый светом зал. Застыв, сыщик несколько секунд напряженно вслушивался, а потом, беззвучно выскользнув из комнаты, аккуратно закрыл за собой дверь.

Едва Холмс скрылся из виду, я двинулся к ограде и добрался до постоялого двора той же дорогой. Затворившись в номере, разделся и со вздохом облегчения лег на кровать. Однако, несмотря на усталость, одолевшую меня после ночного приключения, заснуть мне никак не удавалось. Мысли мои то и дело возвращались к грядущим событиям, которые, как я искренне надеялся, помогут нам разгадать тайну безумия Гарольда Уорбертона.

По сравнению с ночным заданием следующее поручение Холмса, которое мне предстояло выполнить утром, было достаточно простым.

Сразу после завтрака я нанял у хозяина постоялого двора двуколку и отправился в Гилфорд, где мне надлежало встретиться с инспектором Дэвидсоном, представителем полиции графства Суррей.

Судя по отзыву Холмса, инспектор был человеком умным и энергичным. С первых же минут встречи с ним я понял, что мой друг нисколько не ошибался. Когда меня привели в кабинет Дэвидсона и мы скрепили знакомство рукопожатием, я сразу обратил внимание на обеспокоенное выражение его лица. Холмс во время своей предыдущей поездки предупредил инспектора о моем визите, но, насколько я понял, Дэвидсон, подобно мне, ровным счетом ничего не знал о том, что происходит в клинике.

– Мистер Холмс заверил меня, что люди, заправляющие всем в «Айви-хаусе», повинны в тяжких преступлениях. Но каких именно – не уточнил, – развел руками Дэвидсон. – Если бы ко мне явился не он, а какой-нибудь другой человек, думаю, я бы и слушать его не стал. Однако мне хорошо известен метод мистера Холмса, которым я искренне восхищаюсь, и потому я готов выполнить его просьбу и отправиться с вами в «Айви-хаус». Впрочем, не буду отрицать, что чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы доподлинно знал, какие доказательства отыскал мистер Холмс и в каких преступлениях он подозревает владельца лечебницы.

– Боюсь, мне известно не больше вашего, – испытывая неловкость, признался я. – Мистер Холмс не счел нужным посвятить меня в детали, лишь подчеркнув важность дела.

– В таком случае нам лучше прямо сейчас отправиться в путь, – объявил Дэвидсон, к моему огромному облегчению, ибо я уже начал всерьез опасаться, как бы он, чего доброго, не передумал нам помогать.

Хотя в помощи инспектор мне не отказал, всю дорогу до «Айви-хауса» он донимал меня расспросами, и мне потребовались поистине титанические усилия, чтобы скрыть от него наши с Холмсом противоправные действия.

Дэвидсон прервал свой допрос с пристрастием, только когда мы подъехали к клинике, по крыльцу которой с удрученным видом бродил Холмс, все еще в образе Джеймса Эскота. Однако стоило нашей двуколке остановиться, как мой друг тут же сбросил личину и, расправив плечи, кинулся нам навстречу.

– Так вот, мистер Холмс, что касается доказательств… – начал инспектор Дэвидсон, но Холмс не дал ему договорить.

Подгоняя нас, словно пастушья собака непослушных овец, он устремился вверх по лестнице в клинику. Путь нам заступила ошарашенная служанка, но Холмс, решительно ее отодвинув, пересек зал, без лишних церемоний настежь распахнул дверь кабинета доктора Кумбса и быстрым шагом вошел внутрь.

Сидевший за столом врач вскочил при нашем неожиданном появлении. На его измученном лице проступил испуг и, как ни странно, облегчение.

Однако первой с нами заговорила миссис Роули. Она стояла рядом с доктором Кумбсом и, склонившись над столом, что-то ему показывала в раскрытом журнале бухгалтерского учета. Когда мы ворвались в кабинет, она выпрямилась и, словно василиск, вперила в нас пристальный взгляд черных сверкающих глаз.