Семья Лоранских (Не в деньгах счастье) - Лидия Чарская

Действительно, полусонную довез ее в Гавань Кодынцев (вода здесь еще стояла по щиколотку лошадям), и сдал с рук на руки беспокоившимся домашним. Валентина едва дотащилась до постели, уступленной ей старым капитаном, так как в квартире Лоранских еще стояла вода, и в ту же минуту уснула мертвецки — глубоким сном без всяких грез и видений.

IX

Инцидент с пятью тысячами был встречен с подобающим волнением семьей Лоранских. В первую минуту сообщения интересного известия все замолчали и глядели друг на друга широко раскрытыми потерянными глазами.

Первый пришел в себя Павлук. Он вскочил на стул и заорал «ура» во весь голос.

— Вот кстати деньги подоспели… Кухню у жильцов ремонтировать надо! И сапог нет у Грани, — с самым сосредоточенным видом произнесла Лелечка.

— Лелечка, ты — вандалка, варвар, зулус! — заорал снова Павлук, — пять тысяч с неба свалились, а она о мелочах брешет… кухня, сапоги! Ведь пять тысяч, пойми, глупышка!.. Давай их сюда, Валентина! давай их, голубчиков, — обратился он к старшей сестре, — чтобы я воочию мог убедиться, что тут они у тебя, милушки, очаровательные лапки!

— Не надо забывать, что это — деньги Валины и ничьи больше! — ласково остановила расходившегося сына Марья Дмитриевна.

— А Валя чья же? Не наша разве? Как это странно, мама, у вас выходит, право! Валентина наша и деньги наши! — безапелляционно произнес Граня. — Скажи, не прав я разве, Валентина? — обратился он к сестре.

— Ну, конечно, прав! Об этом и речи быть не может! — поторопилась успокоить брата старшая сестра. — Эти деньги мы поделим поровну, чтобы каждому было по части, которой он мог бы распорядиться по своему усмотрению… Не так ли, мама?

— А по-моему, не так, деточка! По-моему, долги выплатить, это да, а остальную сумму, т. е. те же пять тысяч, за вычетом двухсот семидесяти рублей долга, положить в банк, да проценты подрезать два раза в год для нужд ваших. А сумма на черный день останется.

— С государственной ренты-то проценты! — закипел Павлук, — тогда, конечно, и на сапоги Гране не хватит!.. Нет, не так я поступил бы. Вы, мама, насчет долга правильно рассудили. Долг выплатить, а остальные деньги поровну между пятерыми нами, — произнесла спокойно Лелечка.

— Нет, уж, голубчик, я отказываюсь. Кухню бы мне поправить и долги выплатить, а больше ничего не надо, — протестовала старушка Лоранская.

— И мне не надо! — эхом отозвалась Лелечка. — Не хочу их! Ну, их совсем! Когда деньги есть, только и думаешь, куда бы их употребить, забота лишняя, а тут живешь себе без забот и дум.

— Ты-то без забот живешь, моя бессребреница? — ласково обняв и целуя младшую дочь, произнесла Марья Дмитриевна. — Хлопотуша ты моя милая!

— Ну, ладно! Мама и Елена отказываются, — поднял голос Граня, — значит, их части остаются как бы в резерве.

— И Гране тоже на руки давать деньги не следует, — перебил его Павел, — принимая во внимание его молодость. И Гранины деньги будут у мамы лежать и по мере сил и возможности на разные надобности сему несовершеннолетнему юнцу выдаваться. Так?

— Вот уж это ты напрасно, — вступился Граня, — что же, что я не достиг совершеннолетия! Иные в шестнадцать лет много умнее бородатых мужчин бывают, — заключил он с детской напыщенностью.

— А по-моему, — вставила свое слово Валентина, — лучше нам всем выбрать опекуншей маму и спрашивать у нее деньги по мере необходимости. Правда? Ведь, собственно говоря, все мы такие же несовершеннолетние, как и Граня, в денежных вопросах.

— Вот это хорошо! Что хорошо, то хорошо! — возликовал Павлук. — А деньги-то ты все-таки вынь да положь. Еще, чего доброго, фальшивые! — прибавил он полусерьезно, полушутливо.

— Стыдись, Паша! Ведь он покойник! — укоризненно произнесла Валентина и протянула ему конверт.

Павлук вскрыл его. На стол выпало несколько облигаций. Их пестрый вид приятно подействовал на членов маленькой семьи. Даже Марья Дмитриевна взглянула на бумаги и, набожно подняв глаза на небо, перекрестилась.

— Господи, упокой его душу! Доброе дело сделал для сирот.

И всем стало на минутку хорошо и грустно на душе. Жаль было этого одинокого, обиженного судьбою старика, не понятого никем и не оцененного до последнего дня его жизни.

Первым вышел из задумчивости Павел.

— Давайте кутнем сегодня основательно! Пригласим Навадзе, Дакунина, Сонечку…

— Вот-вот, тебе только бы гостей собирать! — возмутилась Леля. — А кто после наводнения будет все в порядок приводить?

— Мы.

— Кто это «мы»? Ты и гости? Нет, уж оставь, пожалуйста. Все комоды переломаете. Теперь они разбухли. Сегодня-то хоть, Христа ради, обойдитесь вы без сутолоки!

— Лелька, ты злая! Смотри, старой девой останешься, — пошутил Павлук, грозя сестре.

— Ну, и очень рада! Мы с мамочкой, по крайней мере, вдвоем проживем тихо да мирно. Валя замуж выйдет, ты Паша, в провинцию… Граня…

— Я юристом буду, — заявил Граня, — мне в гимназии говорили, что я эффектным адвокатом буду, что у меня в глазах что-то такое! — и Граня неопределенно повертел пальцами со следами чернильных пятен пред лицом.

— Гранька! Противный! Не воображай, что ты хорошенький! — поддразнила брата Леля.

— И сама-то ты противная! — рассердился Граня.

— Рано тебе, Гранюша, об адвокатах думать. Вот кончишь учиться, думай себе на здоровье, а теперь не дело, дорогой мой! — ласково пожурила его Марья Дмитриевна.

— Постойте, господа, не в этом дело, — вмешался Павлук. — Лучше решим, как отпраздновать наше неожиданное наследство. Послать за закусками, — и по-семейному, тишком? Разве только Володю с матерью позвать?

— И лучше, Пашенька, тишком-то! Деньги хоть и не очень велики, а все лучше их от завистливого глаза схоронить.

— Мамочка, да вы, кажется, воров боитесь? — искренне расхохоталась Лелечка.

— Боюсь, деточка, и скрывать не хочу, боюсь! А тут молчком да секретом, смотришь, никто и знать не будет.

— Правда, мама, а то невесть что выдумают! — подхватила Лелечка, во всем всегда соглашавшаяся с Марьей Дмитриевной. — А знаешь, — обратилась она к Валентине, — тебе на панихиду надо было бы пойти. Надень суконную юбку и черное джерси и иди на панихиду. Право!

— А не будет это иметь вид, что из-за денег, из за пяти тысяч пришла? — нерешительно спросила Марью Дмитриевну Валентина.

— Ну, вот глупости! — вмешался Павлук. — Да и кто знает про деньги-то? Один сын покойного. Ведь помимо завещания соорудовано.

Валентина кивнула головою. Действительно, о полученных ею деньгах знал только Юрий Вакулин. С минуту она колебалась, но потом решила пойти в тот же вечер на панихиду.

X

Большая гостиная Вакулиных была битком набита самой разношерстной публикой. Тут были и какие-то полные барыни, говорившие шепотом по-французски, дальние родственницы Юрия Викентьевича, и три-четыре товарища по ведомству его сына, желавшие сделать любезность своему сослуживцу, приехав на панихиду по его отце, и какой-то генерал сурового вида, стоявший на видном месте, держа свечу пред лицом и духовенство, и певчие в парадных кафтанах с кистями, и какие-то старушки, шушукавшиеся и отбивающие поклоны в углу.

После панихиды гости окружили молодого Вакулина, выражая ему свои сожаление и сочувствие его горю. Темная толпа одетых в траур родственниц и черных сюртуков скрыла его от глаз Валентины.

Лоранская перекрестилась и вышла из гостиной.

«Это хорошо, что он не видел меня, — произнесла мысленно молодая девушка по дороге к дому, — иначе он мог бы подумать, что я из-за полученных денег пришла отдать этот долг умершему. И мне было бы неприятно, если бы он так подумал».

Теперь Валентина все время жила, как в сказке. Вчерашний успех и начало ее службы в театре, такое благоприятное и хорошее начало, положили как бы фундамент ее дальнейшему счастью, для полноты которого только разве недоставало до сих пор денег.

Теперь явились и деньги, благодаря чудачеству и доброте покойного Вакулина. И эти деньги радовали девушку, как радует дешевая игрушка неизбалованного ребенка.

Несмотря на всю свою серьезность и положительность, Валентина все же была более ребенком, нежели кто-либо другой. Милым беспечным ребенком, тянувшимся ко всему блестящему и нарядному. Ее раздражали всякие недочеты и недохваты в туалетах, вечные перекрашивание и перешивание из старого на новое, вечное старание скрыть убожество и дешевизну нарядов. Теперь это несносное обстоятельство надолго исчезнет с ее пути. Она может накупить себе по желанию и платьев, и безделушек и одеваться на сцене и в жизни не хуже других. Подумав о сцене, Валентина мысленно перенеслась к предстоящим репетициям. Вчера во время спектакля при виде ее успеха режиссер труппы обещал ей новую роль в самом непродолжительном времени — роль «Снегурочки» в чудесной сказке Островского. Роль эта заранее приводила в восхищение Валентину. Она знала пьесу давным-давно и постоянно мечтала включить в свой репертуар роль Снегурочки.