Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик - Василий Песков

Благое дело, увидев слетка, не думать, что он обижен судьбою, одинок и забыт, и не пытаться его спасать. Странная неподвижность – проверенный способ остаться никем не замеченным, кроме родителей. А родители находят его по крику: «Я тут, я голоден!» Непременно находят, кормят и согревают, самоотверженно, притворясь ранеными, отводят от слетков врагов. А через неделю, глядишь, подросток уже ума-разума накопил, уже понимает, что к чему в этом мире, да и крылья уже готовы – раз и вспорхнул!

Случай особый – это птенец серой цапли. Он не вылетел из гнезда, а упал. Такое бывает. Неосторожность, излишнее любопытство, сильный порывистый ветер – и вот птенец уже не в гнезде высоко в соснах, а на холодной мокрой земле. Голоден, перья только-только начали расти, да к тому же ушибся. Он был обречен. У цапель «что с воза упало, то пропало» – о птенцах, оказавшихся на земле, ни малейшего беспокойства, упавший считается «браком». Обыкновенно это добыча лисицы, ворон, муравьев. Но в этот раз птенца заметил доброй души человек. Обогрел, накормил мороженым хеком. Не очень вкусно, но голод не тетка. И вот оперяется цапля, растет, поставлена на довольствие местными рыболовами. Любит греться на солнце. Знает в лицо свою покровительницу. Для всех остальных наготове длинный, как острога, клюв.

Много хлопот с долговязым и неуклюжим приемышем. Но милосердие вознаграждается. Скоро серая цапля сможет уже и сама рыбачить на мелководьях у речки Сороть.

Фото автора. 13 июня 1982 г.

Псковская белизна

Отечество

День был солнечный, но сильно ветреный. Вода в Великой, коричневатая от торфяного настоя питающих ее речек, отражала синеву неба и оттого казалась густо-сиреневой.

Я ждал на мосту «Ракету» из Тарту. Она была мне очень нужна для снимка. Во-первых, желанный для фотографа и естественный тут на реке «передний план», во-вторых – перекличка времен (старое – новое) и в-третьих – бегущий современный снаряд белизною сочетался бы с белизной древностей, столь характерной для Пскова. Но «белая современность» на водном пути из Тарту выбилась где-то из расписания.

Было холодно, но не скучно. Забегая вперед, скажу: я и позже подымался на мост – еще и еще раз взглянуть с этой точки на круглые башни, на могучие стены, на величавый белый собор, не покоренный ни временем, ни страстями, ни войнами.

Я видел это впервые. И глаз не насыщался, обследуя светлые тропы возле стены, щербины и щели бойниц в серой кладке, блики на куполах, прихотливую ковку флагов на башнях. Я даже был благодарен опоздавшей «Ракете». За два часа стояния на мосту можно было не только как следует разглядеть псковскую крепость, но и как-то почувствовать толщу лет, ею преодоленную.

Псков, возможный ровесник Киева, начинался на этом вот месте, на этом мысу, лежащем у слиянья Псковы и Великой. Хорошее место – перекресток водных торговых путей; надежное место – вода и высокие берега служили серьезной преградой для нападавших; величавое место – откуда ни глянь, суровая крепость «веселуется храмами».

Тысячу лет назад крепость была деревянной. Дубовый тын возвышался над берегами. Под его защиту в виду неприятеля псковитяне сбегались, своими руками сжигая дворы «окольного» поселенья.

Крепость свою псковитяне называли Детинцем и Кромом (укромным и безопасным местом, где хранились зерно, боевые припасы и все, что было необходимо для обороны).

Псковитяне оборонялись всю жизнь. При всех нападениях с запада первым встречал неприятеля Псков. «Страж земли русской» – таков давнишний титул города-воина.

Псков торговал, производил для торговли много ценных и славных товаров, но постоянно был начеку, постоянно крепил, совершенствовал Кром.

«Страж земли русской» – таков давний титул города-воина.

Изначальная крепость на полоске земли у слияния рек со временем уже не могла укрывать всех жителей росшего Пскова. Да появились и ценности в «окольном граде», какие в крепость не унесешь. Был один только выход – опоясать город новой стеной. Так поступали на протяжении трех столетий несколько раз. И вырос «пятиградый» каменный Псков. На Руси в XVI веке было две только каменных крепости, стены которых охватывали всю городскую территорию, – Псков и ближе к Москве стоявший «град новый» – Смоленск.

Церкви во Пскове особенные.

Все, что сегодня нас поражает во Пскове, – остатки некогда грандиозных сооружений. «Это лишь «кость», по которой, подобно биологам, мы судим об облике некогда живших строений», – сказал археолог, с которым мы обходили крепость. А вот свидетельство человека, видавшего крепость четыреста лет назад. «Любуемся Псковом. Господи, какой большой город! Точно Париж! Помоги нам, боже, с ним справиться!» Так записал в походный дневник польский ксендз Пиотровский, участник осады Пскова (1581 год) войсками Стефана Батория.

Для Пскова это был наиболее грозный час в многовековой его истории. Обложило город огромное войско, первоклассно вооруженное, с талантливым полководцем, с решительной целью – испепелить, уничтожить главный форпост Руси у северо-западных рубежей…

Стоя на мосту над Великой, я пытался представить себе этот штурм. Отвесные неприступные стены, и возле них – муравейник людей, пушечный дым, сверкание шлемов и лат, подкопы, лестницы… А сверху – пальба, камни, бревна летят… Нет, с этой наречной, западной стороны крепость неуязвима. Штурмовали ее у южной «напольной» стены. Пятьдесят (!) раз войско Батория шло на приступ. Методичным пушечным боем осаждавшие проломили огромной толщины кладку и устремились в пролом. Но псковитяне у пролома успели построить стену из бревен, и штурм захлебнулся. Крепость, обороняясь, напрягала все силы – «ядра ковались из железной кровли церквей». Но и Баторий, положив у псковской стены пять тысяч войска (большие потери по тем временам!), истощил свои силы и, сняв осаду, «ушедши в пустее» (ни с чем). Псков остался непобежденным.

Славу далеких времен хранят стены и башни городского первоистока. Но немало древностей сохранилось и в современном, нынешнем Пскове. В первую очередь это церкви. Во Пскове они особенные! Они встречаются там и сям неожиданно – как игрушки, лепятся под боком современных построек, сидят грибами-боровичками в кустах сирени, «перебегают» улицы. Они маленькие, приземистые, с неровными гранями стен, с небольшими оконцами, с единственной луковкой-главкой, со звонницей, совершенно непохожей на высокие колокольни всех церквей мира. И все они – сверкающей белизны. Древнейшие из построек! Глядишь на них и понимаешь, чем вдохновлялся Рерих, проникая в своих полотнах к самым истокам Руси.

– Почему они такие? – повторил мой вопрос археолог. – Ну, во-первых, они «потонули» в земле, в двухметровом «культурном слое». Но главное, эти церквушки строили не из кирпича, а из плиток известняка, недорогого, лежавшего под рукой камня. Камень этот непрочен – высокую колокольню не возведешь. К тому же все в древнем Пскове носило печать крепостной оборонной застройки – отсюда приземистость, толщина стенок, оконца-щели. Кладка камня была неровной. Ее покрывали тщательной, но не гладкой обмазкой, придававшей каждой постройке почти лепную скульптурную выразительность. И обязательно все белилось! Так возникла века пережившая «псковская белизна». Из подручного материала, без лишних затрат, но с величайшим вкусом и тщанием возводились постройки, восхищающие нас сегодня теплотой линий и граней, добротностью, умелым сочетаньем объемов, дерзкой асимметрией, игрою света и тени на белом.

Граненая величавость собора, глядящего здесь через стену, его пятиглавье и высокая колокольня – это уже влияние зодчих Москвы. Принося сюда свое мастерство, они многому научились и у строителей-псковитян.

И надо сказать в заключенье – нынешний Псков гордится своей стариной, бережет ее, давая в этом пример многим другим городам.

День, проведенный в городе на Великой, – это день важных для каждого человека открытий, это приобщенье к истории, к делам и подвигам предков, прирастание сердцем к Отечеству.

…«Ракету» я все же дождался. Омытая брызгами рек и озер, она спешила к пристани Пскова. Оставляя пенную белую полосу на воде, этот быстрый летучий снаряд мелькнул, как секундная стрелка на часах Вечности.

Фото автора. 9 июля 1982 г.

Петр в гостях у Карла

Постоянные наши читатели помнят: в 1980 году (4 мая и 18 июня) в «Комсомольской правде» было рассказано о дружбе и о судьбе двух людей – швейцарца Карла Келлера и русского Петра Билана.

Восстановим в памяти эту историю… В Швейцарии, случайно встретив советского журналиста, учитель-пенсионер Карл Келлер рассказал, как в 1942 году из немецкого концлагеря вплавь через Рейн бежал в Швейцарию молодой советский солдат. До последней степени изможденного человека приютили, выходили, спрятали в горной деревне. Тридцатилетний тогда учитель Карл Келлер и солдат – студент Одесской художественной школы – Петр Билан стали друзьями. «Должен признаться, лучшего друга в жизни у меня не было», – закончил рассказ журналисту седой швейцарец. Об этой дружбе в суровое время мы написали с надеждой: а вдруг Билан жив и откликнется?.. Откликнулся! «Жив-здоров. И все помню!»