Август – июль - Вера Мусияк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надя помотала головой. В универе Кастанеду вечно обсуждали самые неприятные и кичливые парни из группы, не вызывая у нее никакого интереса.
– Блин, почитай, он мощный. Короче, у него в одной книге, то ли в «Доне Хуане», то ли во «Втором кольце силы», не помню, – у него есть такая мысль, что всю свою жизнь мы ведем борьбу против самих себя, только прежних. Ну, то есть, пытаемся избавиться от своих старых «я». Мне кажется, это гениально сказано! – Юра оживился, даже глаза немного заблестели. – Я, например, все время пытаюсь стать кем-то новым, не таким, как раньше; мне кажется, это и есть развитие, понимаешь? И через год я точно буду не таким, как сейчас, и ты тоже будешь другой, и это самое интересное – какой новый сверхчеловек победит наши предыдущие версии? Ой, реально, почитай Кастанеду, тебе точно понравится!
Они немного помолчали; Надя смотрела на рябину, еще совсем летнюю, красно-зеленую; Юра разглядывал памятник Чокану Валиханову. Кастанеда Надю не интересовал, ей хотелось знать другое.
– А ты, получается, с Наташей встречаешься? – брякнула она.
– С кем? – Юра, кажется, не понял. – А, с Наташей, редактором? Нет, а почему ты так решила?
– Ну, я видела, что вы обнимались.
– И что с того? Бывает такая штука – просто секс, ты разве не знаешь?
Надя не ответила; она даже себе не хотела отвечать на этот вопрос. Юра посмотрел на левое запястье, он носил часы.
– Так, мне пора бежать. Извини, – Юра посмотрел на Надю. – Надеюсь, увидимся в следующем году, не пропадай!
Он поцеловал Надю в щеку и пошел в сторону остановки. Она наблюдала за удаляющейся клетчатой спиной до ее полной неразличимости, а потом зарыдала – неожиданно для себя. Надя никогда раньше так не плакала; захлебываясь слезами, она выхныкивала и выкашливала из себя усталость от долгого ожидания, обернувшегося пустотой и разочарованием; выплакивала ужас своего большого одиночества, явившегося перед ней во всей своей неотменимости. Иногда она замирала, бессмысленно глядя в пространство и скривив рот, а потом начинала снова. Она понимала, что рыдает посреди улицы в центре города, и мимо проходят люди, и сейчас кто-нибудь подойдет к ней и скажет что-нибудь банальное, а она попросит его уйти. Но никто не подходил, и бронзовый Валиханов безучастно смотрел куда-то вверх, а Надя все плакала и думала, что волшебный олень так и не увез ее в свою страну – просто покатал и высадил здесь, в Омске, где никогда ничего не происходит.
Потом Надя успокоилась и поплелась на остановку. Она не помнила, куда дела розовую бутылочку из-под йогурта. Подошел автобус – скучная белая «гармошка», – и Надя села у окна. На стекло было налеплено выцветшее поздравление с новым 2010 годом, которое так и не убрали после зимы. Появилась кондукторша, одетая в такую же шерстяную водолазку, как и продавщица магазина «Продукты». Надя купила билет и стала смотреть в окно на серо-зеленый город, напитавшийся за лето солнцем и теплом. Дома, скверы, церкви, мост, синие рекламные плакаты «Технософия» – все было обыкновенным, как и она сама. На остановке «Кинотеатр имени Маяковского» кто-то сел напротив. Это была девушка на пару лет старше с короткими светлыми волосами, в светло-розовой рубашке и белых джинсах, с большими наушниками на голове; она слушала музыку, прикрыв глаза. Надя не любила, когда люди пялятся в транспорте, но сейчас делала именно это, не в силах оторваться от этой девушки. Она выглядела очень просто, но при этом казалось, что эти джинсы, и рубашка, и наушники, и даже колечко на большом пальце – все было надето не просто так, а в соответствии с каким-то неведомым законом, известным только людям из другой, красивой жизни. И эта девушка, хоть и ехала в том же самом автобусе в том же самом городе, – она явно находилась в другом измерении, где Омск не серо-зеленый, а блестящий, расцвеченный огнями; где по улицам ходят актрисы в вечерних платьях, а в Иртыше плавают лебеди. «Она, наверное, учится на дизайнера или даже на балерину, – думала Надя со сложным чувством, которое не получалось описать. – Она наверняка была в Питере и скоро поедет туда снова. Интересно, какую музыку она слушает? куда она едет? как ее зовут?» Незнакомая девушка вышла на остановке «Кристалл», где Надя позавчера встречалась с Витей. Казалось, что она тоже идет на встречу, но только с тем, кто ей действительно нравится, и кому, конечно же, нравится она; кто не зароет ее голову в подушки и не оставит рыдать на лавочке. Автобус поехал дальше, и Надя быстро потеряла из виду ее светлый силуэт.
На Надиной остановке солнца почему-то не было. По пути в сторону общаги она увидела, как асфальт покрывается большими темными пятнами; три секунды – и начался ливень. Вода падала плотно, быстро и громко, как будто великан на небе включил свой великанский душ и забыл под него встать. Люди вокруг попрятались по магазинам и аптекам, но Надя не стала – она просто побежала вперед, чувствуя, как намокли волосы, какой липкой стала джинсовка, насквозь пропитанная дождем; как скользят ноги в босоножках, полных воды. Она бежала по лужам, почти зажмурившись; в голове пульсировала откуда-то взявшаяся фраза: льет, как сто чертей. Неожиданно ей стало очень весело, как будто вместе с водой на землю падала чистая небесная радость. В последний раз ей было так хорошо в лагере, в ночь вожатского посвящения, когда она в белом платье и красной толстовке носилась по темному дождливому лесу. Только сейчас она не была другой, не была Сейлор-HABS; чувствовала себя собой, Надей, которую обнимал и целовал, целовал, целовал последний летний дождь. Он любил Надю, жалел ее и прощал то, что она иногда об этом забывала.
В комнате было сухо, хотя окно осталось распахнутым. Надя переоделась, заварила чай и включила ноутбук – кто-то оставил сообщение во «Вконтакте». Настроение упало: это, наверное, Витя, по которому она не соскучилась, или Юра, который ничего хорошего не напишет. Кликнув на «Мои сообщения», Надя снова ощутила себя под теплым дождем: это была Кристина. «Привет, Надин! Как же я
