Август – июль - Вера Мусияк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7
Всю ночь снился лагерь. Надя лежала на траве возле корпуса, а перед ней вели бесконечный хоровод все дети, которых она видела на смене, одетые в костюмы ковбоев, Спанчбобов, инопланетян. Сквозь их пестроту проглядывало огромное футбольное поле, а на нем – только Юра, он забивал в ворота мяч. Этот долгий гол длился, и длился, и длился, – Надя наблюдала за ним весь свой сон, но это нельзя было сравнить с замедленной съемкой. Во сне такое течение времени казалось нормальным; время тянулось, как растаявшая ириска, и Надя с удовольствием увязала в этой мякоти, потому что на вкус и на запах это был точь-в-точь ее любимый «Кис-кис». Бесконечно катился футбольный мяч, и бесконечно перекатывалась, как маленький металлический шарик в игрушечном пластмассовом лабиринте на крышке от мыльных пузырей, одна и та же мысль. «Главное, что случилось с тобой за этот лагерный сезон, да и за все лето, да и, может быть, за всю твою жизнь, – это Юра, твои чувства к нему. И то, что ты попала сюда случайно, парадоксально доказывает неслучайность и предначертанность встречи с ним. Мир еще не был так красив: помидоры не были такими вкусными, тополя не были такими высокими, ты не была такой привлекательной, – пока не влюбилась. Это лучшее, что случалось с тобой», – почему-то эти слова произносились Витиным голосом, но ведь во сне ничего не может удивить.
Надя проспала часов двенадцать; с трудом вынырнув из этого ласкового сна, она открыла глаза и увидела плотный поток света, разрезавший темноту, которую милосердно дарили шторы. Она села на кровати; в голове гудело. На столе стояла все та же роза в банке, которая при этом освещении казалась просто силуэтом, нелепой тенью некой настоящей розы, которую должны были подарить в чьей-то настоящей, полнокровной жизни по большой любви, возникшей между красивыми и беззаботными людьми. А в обыкновенной грустной жизни, на седьмом этаже студенческой общаги, она, жалкая Надя Корнеева, в ужасе съеживалась на кровати, глядя на эту серую цветочную тень. В голове отливала металлом холодная ясная мысль: она переспала с чужим человеком, которого не любила и никогда не полюбит. Вчера все случилось так просто, но вот почему это случилось? – сейчас она не могла вспомнить ни одной причины. Тоска, стыд и неловкость – вся эта компания сильно опоздала, они пришли только сейчас, зато окружили Надю так плотно, что замутило и стало трудно дышать. Она раскрыла шторы, полностью распахнула окно, посадила и вытащила занозу, сходила в душ, сделала кофе и что-то съела – лучше не становилось. Она снова думала о Юре, но воронка внутри уже не закручивалась; сегодня появилось ощущение, как будто в голове долбил огромный безжалостный молоток, и все тело резонировало с его стуком, отдаваясь мучительной дрожи.
Нет, одной тут не справиться – Надя никогда еще не чувствовала такой бездонной растерянности. Нужно было написать Кристине – прямо сейчас, безо всяких отговорок, назначить встречу, выговориться, напиться, пореветь. Тоска, стыд и неловкость прижались к Наде еще сильнее: разве можно было за все лето ни разу не написать единственной подруге, не спросить, как у нее дела, справляется ли она в своей далекой Европе, в Венгрии, или где она там была? Надя включила ноутбук и зашла во «Вконтакте»; напротив поля «Мои друзья» стояла аккуратная жирная единичка. Щелк – и молоток из головы дернулся и резко пролетел вниз, на шестой этаж, по пути измельчив все Надины внутренности. На следующей странице была фотография с красной кепкой – в друзья стучался Юрий Стеклов. Юра. Юра, Юра, Юра. Она кликнула на «Добавить в друзья» и зашла на его страницу: там почти ничего не было написано, лишь в поле «Любимая музыка» значилось «Только Киркоров, только ХАРДКОР!!!», а еще вверху светился статус: «Кому интересно, я в Омске до 30 августа».
В голове у Нади прояснилось. Она поняла, что за несколько последних дней привыкла думать о Юре как о нематериальном источнике чувства и объекте желания, словно позабыв, что он, вполне настоящий, в своей настоящей кепке, находится с ней в одном городе, и так будет продолжаться еще два дня. И он помнит о ней, Наде, – вот, в друзья постучался. Тоска, стыд и неловкость, смущенно потоптавшись, ушли – теперь было ясно, что делать. Надя щелкнула большую кнопку «Написать сообщение». Она писала долго, лелея свои сомнения, редактируя сообщение снова и снова. В результате, обстоятельный и занудный текст превратился в короткую записку: «Привет, Юра :) Мы можем встретиться, пока ты не уехал? Мне нужно тебе кое-что сказать». Надя перечитала эти слова раз пятьдесят, пока они не слились в сознании в череду бессмысленных слогов, и нажала «Отправить». Юра был онлайн, и Надя, в ожидании скорого ответа, села на подоконник и уставилась на желтеющие тополя, от которых ее не отделяло даже оконное стекло. Она раньше не замечала, какие они красивые. Тополя шуршали своими подсыхающими листьями, словно даря ей аплодисменты. Наде ненадолго показалось, что все будет очень хорошо: они сегодня же встретятся с Юрой, и он первый признается в любви, и они будут долго целоваться. А потом она переедет к нему в Питер. Надя вернулась к ноутбуку и обновила страницу. Словно в подтверждение ее мыслей, напротив поля «Мои сообщения» засветилась единичка. Юра ответил, но он пока не спешил признаваться в любви: «Надя привет! У меня тут полный завал по делам, нужно все успеть а то улетаю уже послезавтра 30го в 7утра . но если дело срочное, давай встретимся завтра в 10утра, на валиханова,возле пямятника». Он так и написал, «возле пямятника». «Конечно, дело срочное, – думала Надя, – если я с ним не поговорю, у меня башка взорвется!» Она ответила: «Ок, до завтра» и стала ждать. Нужно было прожить еще почти сутки; через дверь протиснулись тоска, стыд и неловкость – они вернулись, уселись возле Нади, ясно давая понять, что будут с ней до конца.
Как прошел день, Надя не помнила. Следующей ночью она почти не спала, ей было очень душно, хотя она оставила окно распахнутым и не стала задергивать шторы. Кажется, к утру удалось немного задремать, но почти сразу жарко засветило рассветное солнце, и спать стало невозможно. Надя полежала с открытыми глазами; солнце с упреком высвечивало густую комнатную пыль. Мысль о том, что сегодня она увидится с Юрой, застывала внутри липким страхом: что она
