Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века - Рональд Боброфф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атака на Дарданеллы
Итак, во время Итало-турецкой войны Россия темы проливов не касалась, не желая ни подвергать риску поддержку своих партнеров по Антанте, ни ввязываться в вооруженное противостояние. Согласно выработанному Сазоновым курсу укрепление отношений с новоявленными итальянскими партнерами не только не мешало российским интересам в проливах, но даже напротив: помогая Риму, Сазонов как раз и надеялся в дальнейшем усилить дипломатические позиции России.
Русско-итальянские отношения Сазонов рассматривал отчасти в свете последних эпизодов их взаимных реляций. Важной вехой в этих отношениях стало соглашение, подписанное русским и итальянским иностранными министрами 24 октября 1909 года в Раккониджи. С 1882 года Италия являлась членом Тройственного союза, вместе с Германией и Австро-Венгрией образуя оборонительный альянс. Несмотря на это, именно Австро-Венгрия являлась главной препоной, мешавшей окончательному триумфу Рисорджименто – возрождения единой Италии, – поскольку Вена контролировала Триест, Истрию, часть Далмации вдоль побережья Адриатического моря и прочие земли, которые Рим считал исконно итальянскими владениями [Bosworth 1983: 54–57]. Австрийская экспансия на Балканах угрожала итальянским интересам в Восточной Адриатике, так что Рим и Санкт-Петербург легко нашли взаимопонимание в вопросе сдерживания австрийской активности. Согласно подписанному в замке Раккониджи соглашению, стороны поддерживали статус-кво Балкан и признавали русские и итальянские интересы в проливах и Ливии соответственно; таким образом, обе державы несколько усиливали свои дипломатические позиции по важным для них вопросам[72]. Ко времени Итало-турецкой войны российский МИД возобновлял попытки вовлечь балканские государства в союз под эгидой России, призванный противостоять австрийской экспансии, и Италия являлась важной составляющей плана Сазонова по ограничению венского влияния на полуострове. Однако отсутствие твердого внешнеполитического курса во время его болезни в 1911 году серьезно пошатнуло русско-итальянские отношения[73].
Следовательно, чтобы сохранить и укрепить поддержку со стороны Италии, Сазонов выступал против попыток других Великих держав ограничить ее действия в Ливии или завершить конфликт без достижения поставленных Италией целей. Вскоре по возвращении в Россию, в конце декабря 1911 года, он предложил великим европейским державам совместно вмешаться в конфликт и убедить Порту признать итальянскую аннексию Триполи[74]. Это первое формальное предложение было принято не слишком радушно как Великими державами и турками, так и самими итальянцами[75], так что Сазонов решил действовать иначе. Еще 11 февраля он направил европейским державам неофициальное предложение, а 21-го обнародовал официальный меморандум, согласно которому Великие державы становились посредниками в разгоревшемся конфликте и должны были обращаться для консультаций сперва к итальянскому правительству, чтобы выяснить, на какие уступки оно было бы готово пойти, и лишь затем – к турецкому[76]. Центральные державы довольно скоро согласились на план Сазонова[77], однако французский премьер-министр Раймон Пуанкаре занял позицию резко оппозиционную, настаивая, что консультации надлежит вести одновременно с обеими воюющими странами, чтобы не допустить и намека на протекционизм и предвзятость. Также его задело и то, что он был последним, кто получил от русских приглашение, несмотря на союзнические отношения Франции с Россией[78]. В своем ответе от 1 марта Сазонов парировал, что никакого протекционизма в том, чтобы сперва запросить условия Италии, нет и в помине – даже напротив: ведь в итоге Турции будет представлен целый список уступок, на которые итальянцы уже согласны пойти. Он был убежден, что Турция не откажется от переговоров с Великими державами лишь оттого, что первый их раунд прошел в Риме[79]. Несмотря на то что к 3 марта Сазонов с Пуанкаре уже, казалось, достигли компромисса, последний, опасаясь публичного раздора внутри Тройственной Антанты вслед за ожидавшимся одобрением плана Сазонова Великобританией, решил принять таковой во всей его полноте[80]. Обсуждение деталей растянулось еще на несколько недель, но, так или иначе, Сазонову удалось отстоять свою позицию и позволить Италии первой озвучить свои пожелания. И тем не менее намеченному Сазоновым плану не суждено было сбыться [Askew 1942: 181–185].
Уже вскоре развернулись новые дебаты: глава британского ведомства сэр Эдуард Грей предложил державам потребовать у Италии гарантий, что та не станет расширять театр военных действий за пределы Ливийского побережья. После успешного для итальянцев боя у Бейрута в конце февраля Британия надеялась не допустить следующей атаки у Дарданелл и в прилегающих водах, поскольку тогда Турция была бы вынуждена закрыть проливы для всех судов, лишая англичан важнейшего торгового маршрута[81]. Учитывая, что и Россия зависела от этого пути, схожие шаги русского правительства выглядели бы вполне логично, но ничего подобного Сазонов не предпринял. Он действовал в русле прежних планов о посредничестве, жертвуя неприкосновенностью проливов в угоду итальянцам. 29 февраля он заявил Бьюкенену, что не считает, что европейские державы вправе требовать от Италии ограничить фронт ее действий, поскольку таким образом они нарушили бы собственный нейтралитет. Возможные последствия отказа Рима предоставить державам гарантии Сазонов отверг, заметив, что «это ведь, впрочем, очередное и печальное следствие всех войн – что от них с неизбежностью терпят урон торговые интересы нейтральных стран»[82]. Уже через месяц он запоет совершенно на иной лад о торговле с турками. Еще более удивительным подобное отношение Сазонова к Италии представляется в свете последующей его жесткой позиции по поводу военных маневров Болгарии и Греции – государств куда более скромных в сравнении с Италией, – когда те начинали медленно продвигаться к турецкой столице. У него возникнут подозрения даже в отношении английских и французских намерений во время Дарданелльской операции 1915 года.
Проводя описанную политику, Сазонов руководствовался двумя серьезными причинами, вытекавшими, по сути, из его общего понимания ситуации с проливами. Во-первых, он полагал, что любой итальянский наступательный маневр на деле обернется скорее скоротечным набегом, чем продолжительной военной операцией – 5 февраля 1912 года он прямо заявил французскому послу в Петербурге Жоржу Луи, что его «мало тревожит Италия в Дарданеллах»[83]. Свою невозмутимость он пояснил двумя неделями позже, отметив, что Италия – это «единственная держава, которая сумела бы зайти туда, там не оставшись»[84]. В стратегическом плане Италия оказалась в весьма затруднительном положении: недружественные маневры Австро-Венгрии вынуждали поддерживать численность и готовность контингента на границе, а доступные резервы уже были заняты в Ливийской кампании. Таким образом, наиболее вероятно, что итальянское наступление в Малой Азии и Европейской