Неоригинальный - Владимир Викторович Николенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ганя(вежливо и предупредительно). О, напротив! И мамаша будет очень рада…
Генерал Епанчин. У вас ведь, кажется, только еще одна комната и занята. Этот, как его Ферд… Фер…
Ганя. Фердыщенко.
Генерал Епанчин. Ну да; не нравится мне этот ваш Фердыщенко: сальный шут какой-то. И не понимаю, почему его так поощряет Настасья Филипповна? Да он взаправду, что ли, ей родственник?
Ганя. О нет, все это шутка! И не пахнет родственником.
Генерал Епанчин. Ну, черт с ним! Ну, так как же вы, князь, довольны или нет?
Мышкин. Благодарю вас, генерал, вы поступили со мной как чрезвычайно добрый человек, тем более что я даже и не просил; я не из гордости это говорю; я и действительно не знал, куда голову приклонить. Меня, правда, давеча позвал Рогожин.
Генерал Епанчин. Рогожин? Ну нет; я бы вам посоветовал отечески, или, если больше любите, дружески, и забыть о господине Рогожине. Да и вообще, советовал бы вам придерживаться семейства, в которое вы поступите.
Мышкин. Если уж вы так добры, то вот у меня одно дело. Я получил уведомление…
Генерал Епанчин (перебив). Ну, извините, теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж в таком виде постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает, то не взыщите, когда-нибудь в другое время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
Генерал вышел.
Ганя закурил папиросу и предложил другую князю; князь принял, но не заговаривал, не желая помешать, и стал рассматривать кабинет; но Ганя едва взглянул на лист бумаги, исписанный цифрами, указанный ему генералом. Он был рассеян; улыбка, взгляд, задумчивость Гани стали еще более тяжелы, на взгляд князя, когда они оба остались наедине. Вдруг он подошел к князю; тот в эту минуту стоял опять над портретом Настасьи Филипповны и рассматривал его.
Ганя. Так вам нравится такая женщина, князь?
Мышкин. Удивительное лицо! И я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!
Ганя (пристольно глядя на князя). А женились бы вы на такой женщине?
Мышкин. Я не могу жениться ни на ком, я нездоров.
Ганя. А Рогожин женился бы? Как вы думаете?
Мышкин. Да что же, жениться, я думаю, и завтра же можно; женился бы, а чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее.
В эту минуту появился генерал и пригласил князя для знакомства со своим семейством. Князь последовал за генералом, а Ганя сел за стол и стал перебирать и прочитывать бумаги на столе. Так прошло около получаса. Вдруг послышался голос Лизаветы Прокофьевны.
Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Как кто-о-о? Как Настасья Филипповна? Где вы видели Настасью Филипповну? Какая Настасья Филипповна?
Ганя сидит за бумагами и не обращает внимания на возгласы из-за кулис. Проходит ещё две-три минуты, и снова слышится голос Лизаветы Прокофьевны.
Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Я хочу видеть! Где этот портрет? Если ему подарила, так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет, я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что посмотреть. Пожалуйста.
Ганя расслышав, что речь идет о Настасье Филипповне, насторожился.
Князь Мышкин выходит из-за кулис и идет к Гане.
Мышкин (мимоходом обращается к зрителю). Конечно, скверно, что я про портрет проговорился, Но… может быть, я и хорошо сделал, что проговорился.
Гаврила Ардалионович еще сидел в кабинете и был погружен в свои бумаги. Должно быть, он действительно не даром брал жалованье из акционерного общества. Он страшно смутился, когда князь спросил портрет и рассказал, каким образом про портрет там узнали.
Мышкин. Гаврила Ардалионович, голубчик… Лизавета Прокофьевна желает увидить портрет… Настасьи Филипповны. Я случайно обмолвился об ее портрете, который видел у вас…
Ганя (смущенно перебил). Э-э-эх! И зачем вам было болтать! Не знаете вы ничего… (обращается к зрителю) Идиот!
Мышкин. Виноват, я совершенно не думавши; к слову пришлось. Я сказал, что Аглая почти так же хороша, как Настасья Филипповна.
Ганя (возмущенно). Далась же вам Настасья Филипповна…
Мышкин (поглядывая на портрет Настасьи Филипповны). Мне бы портрет…
Ганя (немного задумавшись и смягчившись). Послушайте, князь, у меня до вас есть огромная просьба… Но я, право, не знаю…
Князь Мышкин терпеливо и молчеливо ждал окончания фразы.
Ганя. Князь, там на меня теперь… по одному совершенно странному обстоятельству… и смешному… и в котором я не виноват… ну, одним словом, это лишнее, – там на меня, кажется, немножко сердятся, так что я некоторое время не хочу входить туда без зова. Мне ужасно нужно бы поговорить теперь с Аглаей Ивановной. Я на всякий случай написал несколько слов (в руках его очутилась маленькая сложенная бумажка) – и вот не знаю, как передать. Не возьметесь ли вы, князь, передать Аглае Ивановне, сейчас, но только одной Аглае Ивановне, так то есть, чтоб никто не увидал, понимаете? Это не бог знает какой секрет, тут нет ничего такого… но… сделаете?
Мышкин (настороженно). Мне это не совсем приятно.
Ганя (трусливо посмотрел в глаза). Ах, князь, мне крайняя надобность! Она, может быть, ответит… Поверьте,
