Убью кого хочу - Алексей Тарновицкий

– Нет, – отозвалась я. – Вообще не ехать, конечно, хуже. Ты снова прав. А я не права. Ей и так будет трудно согласиться.

– Не обижайся, ну пожалуйста…

Он стал торопливо сыпать словами – короткими рублеными предложениями, одно за другим, одно за другим. Я слушала и не слушала: какая разница? Все его аргументы понятны и известны заранее. Лоська есть Лоська. Точка, конец сообщения. Что не очень понятно, так это почему я так расстроилась? Ведь перспектива нашей поездки по-прежнему светит в не столь большом отдалении.

«Эй, хватит кукситься, дуреха! – сказала я-умная себе-глупой. – Он будет твоим на протяжении целых двух месяцев – твоим безраздельно. Это же счастье. Счастье, о котором ты еще полчаса назад и подумать не могла. Но тебе, дуре, всё мало. Тебе непременно понадобилось еще и благословение его паршивой мамаши. При том, что ты сама прекрасно знаешь, что она скорее сдохнет, чем согласится. Эта подлая крашеная гиена еще может отпустить сыночка в стройотряд, но только не с тобой. Она ни при каких условиях не позволит ему ехать с тобой куда бы то ни было – хоть в рай, хоть в ад, хоть в светлое будущее. Это так. Но разве это новость? Никакая это не новость. Так чего же ты придуриваешься? Унизительно? Ах, нам унизительно… Экие мы гордячки-аристократки, их императорские величества. Хватит молчать, дура! Хватит пугать бедного Лоську! Он ведь сейчас перепугается настолько, что и вовсе откажется от этой затеи…»

Я решительно тряхнула головой.

– Стоп! – скомандовала я Лоське, натягивая поводья, так что он послушно смолк и пошел в поводу. – Стоп, Лоська. Ты совершенно прав. Идея твоя замечательна, и мы никому не позволим ее испортить – ни богам, ни людям, ни обстоятельствам. И если для этого требуется немножко схитрить, то отчего бы этого не сделать?

– Вот я и говорю… – просиял он.

– Ты всё совершенно правильно говоришь, – заверила его я. – Но, насколько я знаю Валентину Андреевну, она трижды проверит и перепроверит каждую деталь. Поэтому легенда должна быть правдоподобной. Скажи матери, что я еду на лето в Крым… хотя, нет – Крым слишком близок к Кавказу… Пусть будет Паланга. Скажи ей, что я заказала путевку в Палангу, в дом отдыха.

– В Палангу, – повторил он.

– Да, в Палангу. И всем остальным нужно сказать то же самое. Всем – даже родным и друзьям. Потому что, ты меня, конечно, извини, но твоя мамочка вполне может позвонить им и сверить показания.

– Она может… – кивнул Лоська.

– Ну вот. Остается Валера Купцов. Ему скажи, что я обязательно поеду, но прошу пока не вносить меня в список. Пусть просто держит мне место, ладно?

– Он спросит почему…

– А ты скажи ему правду, – посоветовала я. – Объясни, что к чему. Насколько я знаю, парни обычно рады помочь друг другу в таких делах. Особенно, когда это им ничего не стоит. Договорились?

Он закивал с удвоенным энтузиазмом. Мы скрепили договор поцелуем, и я вернулась в коридор к Катьке. Удивительно, но решительный тон, которым я отдавала команды Лоське, подействовал и на меня саму. Теперь необходимость утаивать от его мамаши факт моего участия в стройотрядовской поездке на Кавказ уже не казалась мне такой унизительной. Напротив, я со злорадным наслаждением представляла себе момент, когда гиена узнает-таки истинное положение вещей. Узнает, но будет уже поздно что-либо изменить! Вот уж когда она свету божьего не взвидит, чертова кукла!

А у меня – у меня будут целых два месяца, чтобы оправдать все ее опасения на мой счет. Лоська мягкий, как пластилин, – неужели я не успею за это время обработать его так, чтобы он окончательно принял нужную форму? В декабре распределение – желательно подать заявление в ЗАГС по крайней мере за месяц до этого, чтобы потом не было неожиданностей.

И потом, если разобраться, то расстраиваться и в самом деле совершенно не из-за чего. Ведь я обиделась вовсе не на гиену: плевать я на нее хотела. Если что меня и задело, так это Лоськина бесхребетность, вот что. Но и это тоже не новость: я же сама только что рассуждала о том, какой он мягкий. Просто сейчас этот кусок пластилина большую часть времени находится в руках у мамаши, которая мнет и жмет его по своему усмотрению. И то, что Лоська все еще со мной, невзирая на эту постоянную враждебную обработку, говорит о многом. О чем? О том, что он без меня не может – вот о чем. Иначе мамаша уже давно оторвала бы его ко всем чертям.

И еще одна радость: весь этот проект – целиком и полностью Лоськина инициатива. Этот интеротряд придумал он сам, только он – без моего участия, моего подталкивания, намеков, звонков, уговоров. Сам! Нужно знать Лоську, чтобы представить себе, насколько это не похоже на него. Ведь Лоська есть Лоська – всегда теленок, всегда в поводу, всегда ни то ни се, где-то между Коськой и Моськой… И тут вдруг такое! Такое! Значит, я и в самом деле важна для него – может даже, очень важна…

– Чего это ты так сияешь? – поинтересовалась Катька, не поднимая головы от конспекта. – Не верь им, гадам.

– А я и не верю, – весело ответила я. – Все в наших руках, подруга. Ты учи, учи, не отвлекайся.

Я умирала от желания рассказать ей обо всем, но приходилось сдерживаться: успех предприятия зависел от соблюдения полной секретности. Чем дальше, тем больше я убеждалась в исключительной важности предстоящей поездки. В моем воображении постепенно выстроилась длинная цепочка событий, которая выглядела совершенно логичной и, главное, осуществимой. Она простиралась с момента нашего с Лоськой выхода на лестницу покурить и заканчивалась в глубокой-глубокой старости. Цепочка включала вожделенную поездку на Кавказ, предложение, которое Лоська, несомненно, сделает мне там, вдали от мамаши, быструю подачу заявления в ЗАГС, свадьбу под Новый год, счастливую семейную жизнь, а также, по меньшей мере, пятерых детей, многочисленных внуков и правнуков. Самое последнее звено, хотя и терялось в тумане далекого будущего, предусматривало опять же совместный безболезненный уход. Как в сказке: жили счастливо и умерли в один день.

По мере обдумывания цепочка крепла, тяжелела и примерно через полчаса уже опутывала всю мою счастливую душу. Но поразительно: при всей своей чугунной тяжести, она ничуть не давила на плечи, не пригибала к земле, а напротив, тянула меня в полет, как наполненный гелием невесомый воздушный шар. Мне хотелось петь, танцевать, потешно выбрасывая вперед ноги по образцу кафешантанного канкана. Меня до дрожи, до покалывания в пальцах подмывало вот прямо сейчас выкинуть какое-нибудь забавное коленце, отколоть какой-нибудь номер или просто завопить во все горло. Я едва сдерживалась.

Дверь в кабинет открылась, выпуская наружу предыдущую пару. Катька подхватила сумку и прикрикнула на меня:

– Санька, чего стоишь? Наша очередь… Ну, как прошло?

Последний вопрос адресовался уже не мне, а вышедшим парням. Один из них устало махнул рукой:

– Да никак. Незачет. Лютует Кулиса. Послала доделывать, – он окинул нас потусторонним взглядом умирающего мученика и добавил с неожиданным злорадством: – А вы заходите, заходите… Вас ждут. Кнуты сплетены, розги замочены. Поторопитесь, несчастные, а то у нее там дыба остывает…

Кулиса встретила нас настороженным взглядом. Как видно, наши предшественники настроили ее на боевой лад. Наверно, в другое время я бы испуганной мышкой замерла у порога – как, кстати, и повела себя Катька. Но в тот момент море было мне по колено, буквально. Воздушно-чугунная цепь счастья уверенно несла меня над всеми морями-океанами. Не дожидаясь приглашения, я бухнулась на стул перед Кулисой.

– Добрый день, Татьяна Антиповна! Как дела? – я обернулась к остолбеневшей Катьке. – Кать, ты чего встала? Садись!

– Как дела? – зловеще переспросила Кулиса и покосилась на свою прислоненную к стулу палку, как будто прикидывая: вмазать мне по спине прямо сейчас или немножко подождать. – Это вы мне? Романова, если не ошибаюсь?

– Точно, Романова Александра, – представилась я, лучась широченной улыбкой. – А эта перепуганная студентка – Расторгуева Екатерина. Но вы не думайте, Татьяна Антиповна, она сейчас оклемается.

Кулиса удивленно подняла брови.

– А позвольте спросить, уважаемая Романова Александра: в чем причина вашей, без преувеличения, буйной радости? Вы ведь пришли сдавать курсовую работу, так?

– Так, – весело подтвердила я. – Вот она, курсовая. А причина радости простая, Татьяна Антиповна. У меня все хорошо. Никогда так не было, а вот теперь – хорошо.

Доцент Куликова едва заметно улыбнулась.

– Ладно, разворачивайте, – сказала она. – Сейчас посмотрим, действительно ли у вас все хорошо. Может же такое быть, что кое-какие вещи представляют исключение из этого правила? Ну, например, курсовая по «Деталям машин»…

Я развернула чертеж. Справа над ухом прерывисто дышала Катька. По-моему, она пребывала на грани обморока.

– Гм… – Кулиса окинула беглым взглядом чертеж и подняла на меня глаза. – Что это он у вас такой чистенький? Совсем без исправлений.