Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

горячей и влажной ладонью его пальцы… Они и не почувствовали, как сказались рядом.

Что влечет девушку и парня друг к другу? Что заставляет взлетать в восторге сердце, очищает душу, делает обоих красивыми и сильными? Не понять эту тайну умом…

Ануш обнимает парня за шею, ее губы теплеют, приближаются к его губам, нежно касаются их. Она горячо шепчет:

— Люблю, люблю тебя…

Лавруш боится шевельнуться, боится даже дышать.

Когда девушка укладывает рядом с собой парня, она как бы проверяет его: как будет держать себя, какие у него мысли в голове — хорошие или дурные, кого он видит в ней — случайную или суженую? Если он смотрит на нее как на невесту, то будет беречь, жалеть, защищать от злых людей, от их насмешек. Девушка это быстро поймет, а коль поймет, то соответственно и поступит: или прогонит сразу, или обнимет, заставляя задуматься о будущем. Вот и думай. Но не размышляй слишком долго, не тяни, не скрывай то, что держишь в уме, не носи камнем в сердце ласковые слова. Хоть и говорят, что девичье сердце мягче воска, но от долгого ожидания затвердеет оно.

— Ты хороший… — тихо говорит Ануш.

— Чем же?

— Сердце у тебя доброе, мягкое. И сам ты простой, дурных мыслей в голове не держишь…

— А как ты узнала, что нет у меня дурных мыслей?

— Знаю, — не думая, говорит Ануш. — Я многое знаю, гораздо больше тебя…

— Ты кого-нибудь любила?

— Любила… да меня не любили. А ты… Ты такой… Ты у меня первый… Вот так.

Словно горячая волна ударила Лавруша, обдала жаром и, расплавив, откатилась. И он, ошалев, чтобы показать свою силу, чтобы доказать себе и ей, что он мужчина, а не какой-то телок, крепко обнял ее, подминая под себя, и рука его непроизвольно скользнула вниз по упругому девичьему бедру.

— Не смей! — сильно, единым выдохом произносит Ануш. — Не смей, — шепчет она, крепко сжимая его руку. Потом отталкивает, а сама, отодвинувшись, поворачивается спиной к нему.

Лавруш не смеет шевельнуться, лежит тихо, будто приходя в сознание после обморока. Ему неловко, и разные мысли приходят в голову: сейчас прогонит его Ануш, не станет с ним разговаривать или же будет смеяться прямо в глаза, все перескажет девчатам…

И Ануш затихла, не слышно даже дыхания, только иногда вздохнет глубоко и прерывисто.

Боясь потерять девушку и как бы прося прощения, Лавруш осторожно протягивает к ней руку, трогает ее похолодевшие пальцы: не ругай, мол, не думай плохое, это у меня так, сорвалось. И долго лежат они так, преодолевая отчуждение, не говоря ни слова, только слушая, как бьются сердца, да нежно прикасаясь друг к другу руками и губами.

— Сколько времени? — спросила вдруг Ануш, возвращая его из малинового сна к действительности.

— Полночь, наверное, давно прошла…

— Тогда спи. Мама рано разбудит, — она отняла руку, спокойно вздохнула и закрыла глаза.

А ему не, спится. Чего только не вертится в голове. Наконец, начинает ему казаться, что он вовсе не здесь, а где-то вверху, в небе: летает, собирая звезды, как цветы, обрывая их с тонких, чисто звенящих стеблей и бросая охапками вниз. Звезды падают радужным потоком: горят серебром и золотом, озаряя все вокруг сиянием и каким-то красно-голубым отсветом. Думая, что пожар, народ выбегает на улицу. Люди видят наверху Лавруша и завидуют ему. Он поднимается все выше, срывая в гуще звезд самые красивые… А потом вдруг обрывается и безудержно скользит вниз, на темную землю. Ощущение пустоты под собой сжимает сердце, становится трудно дышать… и он просыпается.

Одному боку тепло, другой стынет. Ануш спит, прижавшись к нему и обняв за шею, будто боясь потерять. Когда это она успела? Чтобы не разбудить ее, он не двигается, только смотрит внимательно в близкое лицо: какое оно во сне?

Но Ануш сразу же открывает глаза, будто чувствуя взгляд. Отводит голову в сторону. Она не удивилась и не испугалась: внимательно посмотрела на него, будто узнавая, улыбнулась. Она долго-долго не мигая глядит ему в глаза. Лицо ее чисто и свежо, будто вовсе и не спала, а просто опустила веки, а потом подняла.

— Доброе утро, — говорит Ануш.

— Доброе… Как спала?

— Сладко-сладко, будто три ночи подряд, — Ануш отнимает руки и трогает пальцами лицо Лавруша, его губы, брови. И он тоже взглядом и пальцами путешествует по милому ее лицу. Пальцы находят небольшую родинку под правым ухом.

— Родинка, — говорит Ануш. — Чтоб ты не терял меня. Сейчас и в темноте узнаешь…

— Я тебя и без родинки узнаю…

— Как?

— Сердцем почувствую…

— Вы хоть немного поспали? Шушукаются всю ночь, вместо того чтобы спать… — проворчала вдруг мать Ануш.

Услышав ее голос, девушка проворно встала, поправила платье и побежала к Кокшаге.

— Умойся, Лавруш.

Она уже успела принести в большой кружке свежей воды. И сама ополоснула уже лицо, оно посвежело, порозовело, а в волосах бисером блестят капельки.

Еще все вокруг спит. Не слышно птиц, не чувствуешь лицом ветерка. Туман рассеялся, и потому кругом очень светло и просторно. Внизу блестит серебром река, она не течет, не шелохнется, лежит зеркалом. Солнце еще не встало, но там, где оно появится, небо постепенно алеет. В кустах тихо, прохладно и темновато еще. В небе разбросаны, как куски ваты, чистые облака.

Но вот вспыхнули верхушки леса, точно полыхнули там фонтаны огня, которые подожгли бутафорские ватные облака, и все запылало, загорелось. Выкатился красный кругляш солнца, такой яркий, прозрачный, играющий, будто наполненная малиновым сиропом колба. Мир открыл свой сияющий глаз.

Подул ветерок, и зашевелились листья. Соловей подал голос: луч солнца попал ему в глаза и разбудил. Он тотчас проворно расправил, охорашиваясь, перья, умылся каплями росы, чуть вытянул шею и засвистал вполсилы. И поднялись люди — вверх и вниз по течению слышны их голоса на лугах, чуточку сиплые от ночной сырости, от сна на сырой земле, совсем не такие, как соловьиный…

— Садитесь есть, — пригласила мать.

Ануш уже разостлала на траве кусок чистого холста, выложила на него из сумки творожники, колбасу, хлеб, малосольные огурцы… Увидев все это, Лавруш ощутил зверский голод.

— Тебе говорю, Лавруш. Как по батьке-то?

— Петрович.

— Садись, Лаврентий Петрович. У тебя нет отца, у моей дочки тоже нет… Садитесь-ка рядышком. Посмотрю, как выглядите парой…

Лавруш, уже ничуть не смущаясь и не теряясь, сел рядом с Ануш, смело посмотрел на нее. А девушка почему-то боится поднять глаза. Хотя держится, как молодка, которая уже не один день провела в доме мужа: берет одно кушанье, другое, выкладывает перед