Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

Вспомнив детство, Николай невесело улыбнулся и посмотрел на меховые шапки без зависти. Нет, не надо ему такую — поносил…

Напротив сидят двое пожилых. Наверное, муж и жена. Молчат, подозрительно рассматривают ребят. Бабка, закутанная в шаль, иногда скорбно качает головой, дескать, до чего дошла молодежь. Ее бы воля, то всех бы подогнала под свой аршин: остригла, сбрила парням бороды, с девчат содрала бы брюки и заставила надеть длинные до пят, как на ней самой, юбки. В общем, все бы сделала так, как было у них, у стариков. Видимо, старость не понимает и не признает молодости иной, не похожей на их далекую, свою.

Тракт добрый, автобус катится ровно, без толчков и тряски, завихряя за собой снежные шлейфы, а телеграфные столбы по обочине бегут и бегут нескончаемой вереницей. Николай радуется быстрой езде, заснеженным полям, предстоящим встречам с земляками, и на душе у него светло и безоблачно, как перед праздником. «Домой, домой, домой!» — тихо ликовало сердце. «Скоро, скоро, скоро!» — в такт ему поскрипывало мягкое сиденье.

Однако и в самом деле скоро сходить. Не прозевать бы. Бот будет еще один поворот — и, можно считать, приехал. От него до деревни останется всего каких-нибудь семь километров.

Он встал, снял чемодан и, перехватываясь свободной рукой за поручень над головой, пошел к передней двери. Через ветровое стекло узнал знакомый отвороток. Тронул водителя за плечо.

— Притормози чуток, я выйду здесь.

Спрыгнул на стылый, отполированный колесами асфальт, подождал, когда отъедет автобус, и, помахивая нетяжелым чемоданом, легко зашагал по проселку, только что подчищенному грейдером.

Ноги сами несли вперед. Ни встречных, ни попутчиков — ни души кругом. Сизой сталью отсвечивают следы санных полозьев; морозный воздух приятно холодит разгоряченное лицо. Вдохнешь поглубже — и кажется, будто глотнул родниковой воды с кусочками льда. Аж кончики зубов ломит.

Хотя на исходе декабрь, снега в полях маловато. Только вдоль расчищенной дороги по обеим сторонам дыбятся высокие снежные заструги.

Николай остановился. Куда ни глянь — поля и поля. Ослепительно белые, искрящиеся под солнцем. Лишь впереди синеватыми призраками вздымались над снегами деревья. Откуда они? Ах да, это те самые молодые дубки да ели, что тесной гурьбой поднимались по берегу оврага. Вон как они вымахали! А сразу за оврагом тремя прогонистыми улицами начинается его родная деревня Курыкумбал.

Николай так ясно представил и деревню, и глубокий овраг, в котором когда-то катался на лыжах, что от предчувствия близкой встречи с родиной, с далеким своим детством учащенно забилось сердце и повлажнели глаза. Он прибавил шагу и даже побежал небыстро, когда дорога крутой излукой незаметно потекла в ложок, под горку.

— Тпр-р-р-у! — вдруг раздалось сзади, за самой спиной.

Николай, не успев оглянуться, инстинктивно вымахнул на бруствер, да так, что и чемодан отлетел в сторону.

— Тпр-р-р-у! Чтоб волки тебя съели!

Мимо метелицей промчался вороной рысак с избоченной в дугу шеей, с раскрытой скалозубой пастью, из которой ошметками летела в сторону пена. Ездок в просторном зипуне, парусом надувшемся за спиной, стоял в рост в расписных марийских санках и изо всех сил тянул вожжи.

— Тлр-р-р-у ты, окаянный! — еще раз услышал Николай звонкий голос.

Наконец, лошадь остановилась. Ездок оглянулся и… Николай увидел розовощекое от удалой езды, с черными, задорно сверкающими глазами лицо девушки. Из-под платка выбились разметанные ветром, тоже черные, волосы.

— Эй, человек, беги, подвезу! — весело прокричала девушка.

Николай не стал ждать второго приглашения. Схватив чемодан, побежал к санкам и, запнувшись за перекладину, неловко плюхнулся прямо на возницу.

— Тебе что, сани малы? — толкнула его девушка, все еще с непогасшим смехом в глазах.

— Извините, запнулся.

— Знаю вас! Всегда вовремя запинаетесь… Замерз, чай, садись рядом. Да не стесняйся, садись ближе!

— Чего мне стесняться? — захорохорился Николай. — Не замерз я. — И подумал: «Ну и девка, ну и хват!»

Девушка запонукала лошадь:

— Ну айда, Боронок, айда, милый! Ох и трудно трогать с места этого увальня. А уж если пойдет — нет никакой силы остановить.

— Не надо было останавливаться, — сказал Николай. — Я бы и пешком дошел.

— Неудобно как-то проехать мимо и не посадить такого видного из себя молодого человека… — в голосе девушки прозвучала совсем не обидная усмешка. Да и никак нельзя было обидеться на нее даже за голос — такой приятный, располагающий. — Почему пешком-то идешь?

— А кто мне подаст машину? — в тон ей ответил Николай и засмеялся, увидев близко веселые, полные озорства глаза своей очаровательной возницы.

— Так разве ты не из райкома? — удивилась девушка.

— Разве я похож на райкомовского?

— Очень даже… Только те все носят меховые шапки, а у тебя простенькая…

«Тьфу ты, заноза! Опять эти шапки! Как в душу глядит», — без обиды подумал Николай, но сказал другое:

— Зачем мне машина, когда я иду в родную деревню. Давно не бывал, посмотреть все надо.

В это время девушка так залихватски свистнула, что не только Воронок, но и Николай испугался. Лошадь аж подпрыгнула, с места рванула в галоп и так понеслась, что в ушах запет ветер. От мелькавших копыт сыпались комья стылого снега, они секли лицо будто песком. Скулы свело от набегавших ледяных вихрей.

— Ну, даешь! — восхитился Николай, закрывая лицо рукавом и придерживая шапку.

— Что даю? — наклонилась к нему девушка.

— Все! И свистишь, как соловей-разбойник, и лошадь гонишь, как на скачках.

— Так уж умею! — не без гордости прокричала она в ответ.

— Как зовут-то тебя? — тоже крикнул Николай, окончательно переходя на «ты».

— Меня, что ли?

— Ну кого же еще?

— Зовут Зовушкой… Не каждому знать. Подвезла — и на том скажи спасибо.

Николай не нашелся, что ответить острой на язык девчонке, поэтому промолчал, будто не слышал. «Ну и девка, ну и хват!» — еще раз подумал он.

Но вот показались и первые постройки, пухлые от снега белые огороды, обнесенные провисшими пряслами и плетнями.

— Останови-ка здесь, — попросил Николай. — Отсюда я пешочком пройдусь.

— Как бы не так! Попробуй, останови его теперь! — безнадежно сказала девушка. — Катись уж теперь до конюшни. В гости, чай, едешь, не опоздаешь. К кому в гости-то?

— Да хоть к тебе! — засмеялся Николай и обрадовался своей шутке: все же сумел уязвить «Зовушку».

Но ока и тут не растерялась:

— Айда, приходи! Водички у меня предостаточно. Хоть бочку, хоть две… Пей, веселись, гостенек! — И опять смех, звонкий, заразительный, проникающий в самое сердце.

Он звучал в ушах и в последний момент, когда Николай на ходу выпрыгнул из санок и