Когда звезды чернеют - Пола Маклейн

* * *

Дом Фордов, обветренный новоанглийский дом — два этажа спереди, один сзади, с пристроенной студией, оба здания скошены в сторону утесов и океана, — стоит в дальнем конце Келли-стрит. Калеб когда-то говорил мне, что его построил один из основателей городка, и то один, то другой его потомок жили здесь с 1859 года, во что нетрудно поверить, глядя на здание. Когда Джек Форд был жив, он не прикладывал ни малейших усилий, чтобы дом хорошо выглядел, и теперь, много лет спустя, эта запущенность по-прежнему видна повсюду: в облупившейся краске на желобах и черепице, в потрепанной гаражной двери, во дворе, заросшем травой и чертополохом. Как будто Джек все еще здесь, приглядывает, чтобы ничто не выросло, не изменилось и не сбежало от него.

Джека в деревне всегда считали эксцентричным. Художник, работавший с маслом и большими холстами, он редко покидал свою студию. У него было мало друзей — похоже, он просто не умел вежливо разговаривать с людьми. Всякий раз, когда я появлялась здесь в поисках Калеба и натыкалась только на Джека, я испытывала странное и неплохо знакомое мне чувство. Нет, он ничего особого не говорил и не делал. Просто от него исходили волны, отбрасывающие меня в прошлое, к тем запертым моментам, которые я оставила позади, к тем людям, о которых я никогда не говорила.

Сейчас, когда я бреду по Келли-стрит к дому, то не знаю, зачем иду туда или что надеюсь почувствовать. Может, дело в словах Уилла о съехавшем мире и старых друзьях рядом. А может, я так и не примирилась окончательно со смертью Дженни и хочу постоять у ее двери в последний раз, даже если она не может открыть.

Я едва дохожу до ворот, все еще прокручивая в голове вещи, которые пытаюсь объяснить самой себе, когда дверь студии открывается и оттуда выходит мужчина. Высокий, крепко сложенный, в комбинезоне художника, заляпанном белой краской. Серая футболка под комбинезоном открывает загорелую шею, широкие плечи и грудь, крупные руки. Ничто в нем не напоминает о тощем смышленом мальчишке, которого я когда-то знала.

— Калеб?

Его голова дергается вверх, взгляд расфокусирован.

— Я Анна. Анна Харт.

Он озадаченно подходит к забору, потом узнает меня.

— О Господи… Анна. Какого черта ты тут делаешь?

— Просто заехала. — Я краснею, сбита с толку. Кажется, годы между нами сжимаются и расширяются. — Я столкнулась с Уиллом Фладом, и он сказал, что ты вернулся в город. Как ты?

— Нормально, да. — Он качает головой. — Ничего себе. Анна Харт…

— Давно не виделись.

Калеб пожимает одним плечом, волосы по-мальчишески падают на лоб.

— Да уж.

— Слушай, у тебя есть время посидеть где-нибудь, может, выпить? — спрашиваю я, сама не зная, что собиралась это сказать.

— Конечно, — нерешительно говорит он. — Давай я приберусь здесь, и встретимся чуть позже?

— Я могу прихватить упаковку пива и ждать тебя на утесе.

— Конечно, — повторяет Калеб. — Давай.

* * *

Через пятнадцать минут мы сидим на плотном уступе над Португальским пляжем и пьем из банок «Курс»[14]. Середина дня, и свет ложится косо. В пятидесяти футах под нами кромка воды, песочники[15] носятся взад-вперед на тонких лапах, когда волны накатываются и уходят. По какой-то причине все это успокаивает меня и в некоторой степени смягчает. Когда мы были юными, то сотни раз сидели здесь, иногда с краденым пивом. Я скучаю по тем годам. По тем детям.

— По-моему, ты еще училась в школе, когда я уехал, — спустя какое-то время говорит Калеб. — Я пару лет бродил там и сям, потом записался во флот. Я был просто счастлив убраться отсюда, даже когда пришлось отправиться в Персидский залив.

— Иран? Наверное, нелегко было…

— Временами. Я был там в семьдесят девятом, во время Исламской революции. Жестковато, зато океан потрясающий, не то что эта чертова лужа. — Он улыбается. — Я научился там прыжкам в воду. Устрицы размером с гребаный грейпфрут. А рифы просто охренительные. А что у тебя?

— Провела полгода в университете Сан-Фран, потом бросила. Немного поездила. Какое-то время водила пешие туры в Йосемите.

— Прикольно.

— Да, поначалу было здорово, но со временем стало сильно походить на летний лагерь.

— Ты не хотела стать лесничим?

— Я думала об этом, но полицейская работа казалась важнее. Едва я поступила в академию, как забыла обо всем остальном. Я с самого начала интересовалась пропавшими людьми. Это казалось самым прямым путем делать что-то хорошее. Ни разу не выезжала за пределы Залива.

— Пропавшие люди, а? — с удивлением переспрашивает Калеб. — Так ты приехала, чтобы помочь найти эту старшеклассницу?

— Нет. — «Пока нет», — добавляет мой мозг, но я держу эту мысль при себе, тревожась, что ступаю совсем рядом со старыми переживаниями, и боясь подозвать Дженни еще ближе. — Просто у меня передышка.

— А, это хорошо. — Он говорит, будто и вправду так думает. — Рад за тебя.

— Спасибо.

Солнце садится быстро, пачкая линию облаков. Внизу чайки прочерчивают линии над зыбью, бодрые и свободные.

— Это место, — тихо произносит Калеб, будто читает мои мысли.

— Знаю.

Глава 11

В один особенно паршивый год, когда за несколько месяцев мне пришлось иметь дело с тремя мертвыми детьми, Фрэнк Лири отправил меня к психотерапевту.

— Это не наказание, — сказал он. — Просто таков протокол, Анна. Тебе было нелегко.

— Со мной все отлично.

— Очень хорошо. Пусть и дальше так будет.

Психотерапевта звали Королла, как модель «тойоты». Ее офис располагался в Эмбаркадеро, с видом на Бэй-бридж. Из ее окна можно было разглядеть только металлический осколок моста, ерунду размером с зубочистку, если собираешься заряжать цену. У нее было кресло Имзов[16] и очки Салли Джесси Рафаэль[17] в красной оправе; колени прикрывало кашемировое пончо, треугольный край которого свесился к сдержанному персидскому ковру, когда она положила ногу на ногу.

«И как это должно работать? — думала я. — Как мне рассказать этой женщине в пончо хоть что-то значимое? И с чего мне вообще рассказывать? Я хорошо справляюсь со своей работой, у меня отличный послужной список. Мы не спасли этих троих, но такое случается. Мы спасем следующих. Мы будем продолжать борьбу».

— У вас есть проблемы со сном? — спросила Королла, сбивая меня с мысли. — Кошмары?

— Не больше, чем обычно.

— А как насчет злоупотребления алкоголем? Вы когда-нибудь тревожились, что, возможно, пьете слишком много?

«Сколько это, слишком много?» — думаю я, но стряхиваю с себя тревогу и пожимаю плечами.

— Послушайте, на самом деле я не верю во