Искатель. 2014. Выпуск №9 - Алексей Клёнов

И исчез. Выглянув из ямы, Шамиль заметил пару стройных женских ножек и подол цветастого платья. Выбравшись наружу, увидел в полный рост Гульсияр и радостно раскинул руки, улыбаясь во весь рот:

— Гульчонок, дочка! Каким хорошим ветром занесло?

Гульсияр, взвизгнув от избытка чувств, бросилась Шамилю на шею и запищала:

— Шамиль-ага! Ой, как я рада вас видеть! Хорошо, что вы задержались. Я уж домой вам звонила, но не отвечает никто. А идти в гости без предупреждения как-то неловко.

— Да у меня жена с детьми в деревню поехала, к родителям. Пусть ребятишки перед школой отдохнут, молочка попьют парного, воздухом подышат. А я вот холостякую. Ты как же в Уфе-то?

— Да я ведь поступать приехала. Завтра вступительные экзамены.

Перестав душить Шамиля в объятиях, девушка опустилась на землю, хитро поглядывая на него искрящимися глазами. А уж какая невеста! И не скажешь, что это тот самый заморыш в джинсах и рубашке, с которым месяц назад ехал из Оренбурга и горькое хлебал. Что все-таки туфельки и хорошее платье с женщиной делают!

— Постой. Как — поступать? Ты разве школу уже окончила?

— Ага. Меня же мама с шести лет отдала. Так что я теперь абитуриентка… А это он? Девушка погладила стоящий над ямой «ГАЗ» и недоверчиво переспросила: — Он?

Шамиль, хитро улыбнувшись в усы, подтвердил:

— Он самый. Что, не узнала?

— Ну, еще бы! Я его в тот вечер увидела, и жалко стало. Такой помятый, исцарапанный, весь простреленный. Ой, как же вы с ними тогда справились-то, Шамиль-ага?!..

— Справился, хм… Не подоспей майор из УБОПа, ни фига бы я не справился. По гроб жизни ему обязан. А старичка мы в порядок привели. Я ведь и ему жизнью тоже обязан. Перебрал его по винтику, ходовую разобрали-собрали со сменщиком, вылизали чуть ли не языком. Ребята жестянщики потрудились, молодцы. И покрасили заново. Движок теперь у нашего друга новый. Старый-то совсем уж ни на что не годен оказался, добил я его тогда. Так что сердце у нашего солдата теперь новое. И очень большое… Ты погладь его, ему приятно будет. Он же как живой…

Гульсияр провела теплой ладошкой по свежеокрашенному боку кабины, ласково сказала:

— Хороший, хороший… Спасибо тебе…

Шамиль улыбнулся, с хитрецой поглядывая на девушку:

— А ты как добиралась-то, землячка? Небось, опять на попутках?

Гульсияр замахала руками с деланным испугом, но не выдержала и рассмеялась:

— Ой, нет уж! Ни за что в жизни больше так не поеду. Только поездом или автобусом. Хватило мне.

Шамиль снова усмехнулся и предостерег:

— Ну-ну, не зарекайся. Мало ли? Главное, к хорошему водителю попасть. И чтоб машина была добрая. Во всех смыслах. А с надежным попутчиком любая дорога не страшна. Ты у меня молодец, дочка…

Сергей Саканский

АМАМУТЯ, ДУХ ОГНЯ

Страсть взрослых людей к поджогам, считают психологи, это пробуждение первобытного инстинкта, с которым не может справиться тот, кто болен, или тот, кто не сформировал свой интеллект.

Все началось с приглашения на поэтический вечер. Иван и представить себе не мог, что это официальное письмо станет своего рода билетом в дальнее путешествие, а также пропуском в другой мир, который вплавлен в видимую реальность, как фитиль в тело свечи.

Он хотел было удалить это приглашение, как и многие другие, что обычно рассылаются тем, кого можно пощипать за финансы, но его заинтересовала девушка, приславшая письмо.

Иван прогуглил ее имя — Делла Сирота, поэтесса (псевдоним, конечно), — и обнаружил другие ее фотографии, а также стихи.

Она не была красавицей в общепринятом смысле, но ему понравилась очень, он даже поймал себя на том, что вздрагивает, когда смотрит на нее, и хочется ему поспешно отвести взгляд, словно в глаза плеснул дальний свет ксеноновых фар.

В объявленный день сел в машину и поехал. Творческий вечер проходил в Чеховской библиотеке. Пожилой ведущий производил впечатление идиота, сладким голосом рассуждая о звездах и огне, горящем внутри них, ядерных реакциях, таинственным образом влияющих на психику человека, тайных знаках, которые образуют созвездия в небесах…

Девушка была стройной, хрупкой. Казалось, она может в любой момент сломаться и ссыпаться, превратившись в груду кукольных обломков, накрытых длинной бордовой юбкой с косыми полосами бахромы. Трогательная, бедно одетая, вызывающая сострадание поэтессочка.

Иван не понимал ее стихов. Он не был профаном в искусстве, эдакой тупой машиной, крутой скороваркой бабла, как многие его собратья по несчастью: любил живопись, хорошо знал архитектуру, только вот к поэзии был равнодушен… Что он делает здесь, среди длинноволосых, курящих, с лентами седины женщин, молодых людей, бородатых, хвостатых, как худых, так и довольно упитанных, слушающих, как эти средних лет дамы забалтываются на крыльце, поводя тонкими сигаретами? И девушка уже не казалась такой привлекательной. И ван встал, пробормотал извинения, двинулся по проходу к двери… И внезапно услышал за спиной:

— А теперь я прочту стихи на языке угреш. Без перевода.

Иван вздрогнул, обернулся. Девушка на сцене смотрела прямо ему в глаза. Подняла, протянула в его сторону руку, явно повелевая сесть, хотя для аудитории этот жест читался как элемент поэтического действа. Иван опустился на ближайший стул. По залу, имевшему на редкость плохую акустику, полилась искаженная мелодия речи, причудливых слов, которых Иван не слышал уже много лет.

Выходит, что она — угреша? — думал он. Одна из немногих оставшихся? И пригласила его на этот вечер вовсе не для того, чтобы поживиться благотворительностью?..

Слова, которые она произносила нараспев, лишь частично были понятны ему. «Трасэпата ната лор каранар… Лор кара-нар», — повторяла Делла Сирота в конце каждого четверостишья, что заставляло Ивана содрогаться. И дело было вовсе не в том, что полузабытая родная речь тоской и болью отзывалась в нем, а в самих стихах, которые читала Делла. Вот что значили эти маниакально повторявшиеся слова:

«Пламенные змеи уходят в небеса… Пламенные змеи».

Его настоящее имя, данное ему на седьмой день после рождения, как того требовал обычай предков, было Ивогнуарад, что на языке угреш означало: Бурю На Рассвете Читающий. Разумеется, все его звали ближайшим русским аналогом, что уже было обычаем чисто советским — и в паспорте значился Иван, и национальность проставлена — русский, чтобы не портить его жизнь бесконечным повторением вопроса: кто такие угреши и как они связаны с Николо-Угрешским монастырем?