Еврейское остроумие - Зальция Ландман

В Восточной Европе евреи жили часто так же бедно, как тамошние крестьяне. Зарабатывали на жизнь они мелкой торговлей, ремеслом, но только не тяжелым физическим трудом. Гои — неевреи, крестьяне.

В иешиве спорят два студента:

— Как ты думаешь, Янкель, делать детей — работа или развлечение?

— Развлечение. Иначе евреи нанимали бы для этого дела гоев.

В среде ортодоксальных евреев с неодобрением смотрят на тех, кто долго не женится или не выходит замуж. Это относится и к вдовцам, особенно если вдовец — священнослужитель.

У набожного ребе умерла жена. Он, как от него и ожидали, вскоре женился снова. Кто-то из родственников, навестив его, спрашивает:

— Ну, как тебе новая жена?

— Я расскажу тебе притчу, — отвечает ребе. — Жил человек, и у него было две руки. Одну руку он потерял. Заказал он себе новую руку. Стало у него снова две руки. Но новая рука — это была уже не та рука!

— Йосель, говорят, ты большой знаток геморе-лошен (язык Талмуда — смесь арамейского с ивритом). Ты можешь мне сказать, что значит "гаргерет" (горло, глотка)?

— Конечно. Сушеный инжир.

— Ага… А "грогерет" (сушеный инжир)?

— Старая дева.

— Здорово! А "богерет" (созревший)?

— Такое существо: наполовину мужчина, наполовину женщина.

— Интересно. А "андрогинус" (гермафродит)?

— Был такой римский император.

— А Адриан (имя римского императора)?

— Адриан? Не знаю такого.

Лапша на идише — "локшен"; возможно, слово это происходит от ивритского слова "лехеш" (древесное волокно) или "лакош" (собирать). Но не исключено, однако, что оно пришло из тюркского языка хазаров, племени, которое обитало на территории нынешней Южной России и в VIII веке частично присоединилось к евреям.

— Янкель, почему локшен называют "локшен"?

— Это же очень просто. Они такие же длинные, как локшен, мягкие, как локшен, и выглядят, как локшен. Так почему бы локшен не называть "локшен"?

Беседуют два студента иешивы:

— Когда гой (здесь в значении: крестьянин, мужик) лопает селедку, имеют место пять каше (буквально: проблемы; здесь в значении "этапы").

Сначала он вымачивает селедку — и эту воду выпивает. Потом снимает с селедки кожу — и эту кожу съедает. После этого разрезает селедку на маленькие кусочки — и запихивает себе в пасть сразу по три куска. Потом угощает другого гоя водкой из своей фляжки, и сам пьет из фляжки другого гоя. Ну а после этого вцепляется другому гою в волосы — а другой гой вцепляется в волосы ему самому…

— Вот и неправильно. Тут не пять, а целых пятнадцать каше.

— Как так пятнадцать?

— Ты видел, чтобы гой за один раз слопал меньше трех селедок?

— Янкель, у меня для тебя есть каше. Дается пруд. На берегу стоит такса и хочет перебраться на другой берег, но ни плыть, ни бежать кругом она не хочет. Как ей перебраться на другой берег?

— Хм, надо подумать… Нет, не знаю!

— Очень просто: она туда переплывет.

— Но она же не хочет плыть!

— А что делать: придется!

Из письма мужа жене:

"Дорогая Ривка, будь добра, пришли мне твои домашние туфли! Конечно, я говорю про мои, а не про твои домашние туфли. Но если бы я написал "мои домашние туфли", ты бы прочла и подумала, что я пишу про твои домашние туфли. Если же я пишу "твои домашние туфли", ты так и прочтешь: "твои домашние туфли" — и пришлешь мне именно мои домашние туфли. Короче говоря, пришли мне твои домашние туфли".

Литовские евреи слывут в Восточной Европе, в отличие от польских и украинских евреев, скептиками, циниками и вольнодумцами.

Некий литвак объяснял: "Знаете, как можно доказать, что христиане переняли церковные колокола не у древних евреев, а у других народов? Если бы в молитвенных домах у евреев были когда-нибудь колокола, то Талмуд наверняка содержал бы огромные трактаты о них. И Шулхан Орух (свод ритуальных предписаний) был бы в три раза толще, чем сейчас".

Еврея застали в постели с чужой женой — и привели его к раввину. Факта прелюбодеяния еврей не отрицает; но признать свою вину отказывается наотрез.

— Негодяй, развратник! — кричит на него раввин.

— Рабби, — обращается к нему прелюбодей, — в Писании же сказано: никто не может быть осужден, прежде чем будет выслушан.

Раввин вынужден с ним согласиться.

— Рабби, — продолжает грешник, — я имею право спать с моей собственной женой?

— Что за чушь! Разумеется!

— Рабби, а муж той женщины, с которой меня застали, имеет право спать со своей женой?

— Ясное дело, имеет.

— А имеет он право спать с моей женой?

— Тьфу на тебя! Что ты такое несешь?

— Тогда смотрите сами: если я имею право спать с женщиной, с которой никто другой права спать не имеет, то насколько же больше у меня права спать с женщиной, с которой имеет право спать даже он.

Вариант: карманник перед судом.

— Смотрите сами, ваша честь: если я имею право сунуть мою руку даже туда, куда не имеет права совать свою руку истец, — то насколько же у меня больше права совать мою руку туда, куда имеет право совать свою руку даже он!

Еврей размышляет над "Орестеей": "Почему эринии хотят убить Ореста?.. Ну да, Орест убил свою мать, Клитемнестру, значит, он не прав, а эринии правы, что хотят его убить… Но ведь мать Ореста убила его отца, Агамемнона. Выходит, Орест прав, что убил Клитемнестру, а эринии не правы, что хотят его убить…

Но ведь отец убил свою дочь, Ифигению. Значит, мать права, желая убить отца, а Орест не прав, желая убить мать, и тогда эринии правы, желая убить Ореста…

Однако выясняется, что отец, Агамемнон, на самом деле вовсе не убивал Ифигению. Стало быть, мать не права, убив отца, и тогда Орест прав, что убил мать, и выходит, эринии вовсе не должны убивать Ореста!"

— Йойне, как ты думаешь, почему у кучера борода бывает рыжей, светлой, седой, черной — но никогда не бывает зеленой?

Йойне:

— Над этим надо подумать!

Спустя некоторое время:

— Йойне, как ты думаешь, почему лошадь всегда запрягают к телеге хвостом, а не головой?

— Над этим надо поразмыслить!

На другой день Йойне прибегает со счастливой улыбкой.

— Я решил обе задачки разом! Если бы борода у кучера была зеленая, а лошадь запрягали к кучеру головой, то лошадь думала бы, что борода — это трава, и норовила бы ее съесть!

— Рабби, в Талмуде написано, что еврей не должен жить в таком городе, где нет врача. А у нас всего-навсего один жалкий фельдшер!

— Ты забываешь: нашего фельдшера люди считают врачом. Следовательно, мы имеем полное право жить здесь.

— Да это верно… Ну а он сам? Как он-то может здесь жить? Он ведь лучше всех знает, что он никакой не врач!

— Он тоже имеет на это право. Как люди опираются на свое мнение о нем, так и он, со своей стороны, может опираться на общее мнение относительно самого себя.

На плакате модной одежды изображен господин в соломенной шляпе и перчатках.

— Смотри, Элиезер, тут что-то не так. Или это зима — но тогда почему он в соломенной шляпе? Или это лето — тогда почему он в перчатках?

— Надо подумать… Ага, знаю! Это таки лето, но он надел перчатки, потому что собирается рвать крапиву.

Коммивояжер ехал на своем автомобиле через Подолье; в каком-то местечке автомобиль у него сломался. Он попробовал починить машину сам, но все его труды были напрасны. Тогда он позвал на помощь еврея-жестянщика. Тот поднял капот, заглянул внутрь, стукнул один-единственный раз молоточком — и двигатель заработал!

— С вас двадцать злотых, — сказал жестянщик.

— Так дорого? Как это вы столько насчитали?

Жестянщик взял бумажку и написал:

стукнуть один раз —1 злотый

знать, где—19 злотых

всего — 20 злотых.

Решение социальной проблемы:

— Знаешь, Рувим, это чистый абсурд: кредит получают всегда те люди, которым он, в сущности, и не нужен. А тот, у кого денег нет, ссуды не получит. Должно же быть наоборот!

— Чепуха! Тогда богатые люди скоро сами станут нищими!

— Ну и что? Зато они сразу получат кредит!

— Как вы считаете: человек растет сверху или снизу?

— Сверху. Я недавно видел шеренгу солдат. Сверху они были неровными. Зато снизу — все как по линейке.