Ялгуба (Онежские новеллы) - Геннадий Семенович Фиш

— Почитай, все песни у нас с голодухи подохли. Теперь новые подымаются, да уж другие. Ну, затеплю, что ли...

ВРЕМЯ ЛИ ВРАТЬ?

Только не пришлось Петру Петровичу в этот раз сказывать ни старые, ни новые песни. Дверь распахнулась, и, задыхаясь от бега, раскрасневшийся, отирая пот со лба, в избу вскочил Антон Ильич Рыков, член сельсовета. За ним протиснулись еще парни и девушки; застряли у дверей, увидя посторонних.

— Это безобразие! Куда это годится — людей обманывать!.. К чертовой матери за такие слова!..

— А что? — спокойно спросил, вставая из-за стола, Петр.

— Да никаких, лошадей в яровом нет и не бывало...— И снова вспыхнул:

— Людей понапрасну гоняешь... Да я тебя из колхоза вытравлю!

— Ну ладно, не обманывай, не в церкви. Не выгонишь. А зачем лошадям-то в яровых быть? — с ледяным спокойствием произнес Петр.

— Так ведь ты сам мне это объявил. — И Антон Ильич с размаху сел на лавку и стал обмахиваться платком.

— Эх! — уже укоризненно сказал Петр.— Сам ведь просил меня: «Петр, соври что-нибудь». Я тебе и услужил...

Тут Леша не выдержал, фыркнул. Чай брызнул у него из рта во все стороны.

— Я свидетель, Антон Ильич,— сказал я,— вы просили Петра Петровича: «Петр, соври что-нибудь». Он и сказал: «Время ли врать, когда лошади в яровом».

Тут уже настала очередь смеяться тем парням и девушкам, которые прибежали вместе с сельсоветчиком звать Петра на суд, на расправу... Пришлось и члену сельсовета улыбнуться.

— Да разве так можно... У меня ноги ведь нездоровы, не мальчик я, чтобы так гонять!

— И я не мальчик,— резонно заметил Петр Петрович,— чтобы при посторонних за вруна меня выставлять. Набегался, говоришь, так садись чаевать с нами.

ИВАНОВСКИЕ ОСТРОВА

— Один раз меня так здорово обманули, что думал, я больше никогда не втяпаюсь,— уже отдышавшись, сказал Антон Ильич.— А вот поди ж ты, опять как кур во щи влетел, даже перья все взопрели.

— Да никто обманывать не станет, если сам не ввяжешься,— возразила Наталья.

— Ну, я и тогда сам ввязался,— откровенно признался кооператор.— Дело прошлое. Ногу жаль только и костюм, а так даже и приятно вспомнить.

— Так ты и вспомни,— сказал Леша в то время, как Наталья наливала чай Антону Ильичу.

— Вернулся я с петроградского фронта после ранения в трехмесячный отпуск на поправку. Живу день, другой, третий — отдышался. Самый чистый, парадный костюм, еще до царской мобилизации купленный, надел на себя и выхожу на набережную прогуляться. Людей посмотреть, себя показать.

А часы у меня были испорчены. Очень рано встал я. На набережной пусто. Словно пулемет прошелся. Только в отдалении вижу людское скопление у самой пристани... Подхожу. Много ребят знакомых — со станции, с Онежского завода. Обрадовался. Давно не видались... Про фронт я им рассказал, как Питер отстояли. Про штабс-капитана Дзевалтовского. Между прочим, который час узнаю. Точное время...

«Я, говорю, по причине испорченных часов и отпуска так рано по набережной шатаюсь, а ты чего, Ваня, делаешь, да и остальные ребята?»

Он немного жмется,— только мне это ни к чему было,— да и говорит:

«В экскурсию мы все собрались».

Другой приятель обрадовался и добавляет:

«Сегодня день субботний, так на два денька решили на Ивановские острова закатиться. Погулять там... Всей экскурсией».

Смотрю, люди есть солидные, семейные, и опять мне совершенно ни к чему, как это они без жен своих гулять едут. Буквально ни одной женщины. В экскурсию! Это даже смешно... Ну, перекинулись мы еще одним, другим словом, а тут главный их и командует:

«Становись!»

Все выстроились в две шеренги по росту.

«По порядку номеров рассчитайся!»

Меня словно бес какой попутал. Парни, думаю, свои, давно не виделись, до Ивановских островов рукой подать... Смотаюсь, думаю, со всей этой экскурсией... Жалко только новенького костюма, ну да куда ни шло.

«Можно, спрашиваю, с левого фланга пристать? Охота мне с экскурсией на Ивановские острова прогуляться».

Распорядитель огляделся — нет ли кого посторонних на набережной, а мне опять ни к чему...

«Становись,— говорит.— Если добиваешься, добровольцем поезжай».

Я и стал... Ну, пароход — «Анохиным» сейчас прозывается — отвалил от пристани.

Люблю, знаете, я эту природу. Смотришь на зеленые крутые берега, небо чистое, вода гладкая, за кормой чайки — петь хочется... Но ребята все серьезны. А друг мой подходит и говорит:

«Командир приказал тебе явиться к нему».

«Зачем звал?» — спрашиваю.

«Какая у тебя военная специальность?»

«Пулеметчик,— отвечаю.— А чего?»

«А вот чего. Не экскурсия мы, а десант в тыл белым. Вот кто мы. Почему экскурсией назвались? Военная хитрость. Почему рано уехали? Чтобы никто не увидал. Почему тебя с собой захватили? Чтобы ты не разболтал. Да и к тому же парень ты свой. Пулеметчик нам не в обузу. На отдых после десанта пойдешь».

Вот, думаю, моя поправка как в прорубь ухнула.

«А где же оружие, товарищ командир?» — спрашиваю.

«Иди на палубу».

Вышел я на палубу, а там из трюма парни уже винтовки повытаскивали, начищают... Тут-то все мне ясно стало: и насчет женщин, которых не было, и все остальное.

Взялся я за свой пулемет и так от него десять месяцев не отходил. Как припаянный был. Вот моя побывка домой на излечение! Ну, а когда на ноге жилы подрубили — по пустякову делу,— тогда уж навсегда в тыл списался.

— А как же ты по обмундированию, по форме не догадался, что грузится воинская часть? — полюбопытствовал Леша.

Антон Ильич снисходительно улыбнулся.

— Ну чему вас учат в школе, если не знаешь, что в полной бесформенности мы воевали. Кто что имел, то и носил. Бывало, русские сапоги гармонией с лаптем простым, австрийский ботинок с босой ногой в строю рядом равнение держат... Когда до белых английских и сербских складов дорвались, тогда уж форму и обмундирование получили.

— Ну, а как с десантом вышло дело?

— Раз пошли,— значит, вышло... /Мы напрасно не ходили. Или выйдет, или смерть. А я перед тобой живой сижу. Погнали мы белых. Операцию выполнили. Потом уж, спустя время, разбили нас. И мы на мелкие группки по лесам разошлись. Партизанами. В моей группе семеро отборнейших ребят было: трое — рабочий класс, четверо — крестьянство. Бедняки. В тылу