Том 12. Лорд Дройтвич и другие - Пэлем Вудхауз

— Чепуха! Зачем же портить себе ужин? Вы курите?

— Нет, спасибо.

— Бросили, а? Смею сказать, мудро поступили. Курение замедляет рост и увеличивает расходы.

— Как это — бросила?

— Разве не помните, как мы с вами делили отцовскую сигару? За стогом сена? Мы ее разрезали пополам. Свою половинку я выкурил до конца, но вам, по-моему, хватило и трех затяжек. Счастливые были деньки!

— Только не этот! Да, помню и вряд ли когда-нибудь забуду.

— Разумеется, виноват был я. Это я вас подначил.

— А я всегда принимала вызов.

— И вы все такая же?

— А что?

Уолли стряхнул пепел с сигареты.

— Ну, — медленно начал он, — предположим, я стану подначивать вас, чтобы вы подошли к тому столику, посмотрели жениху в глаза и сказали: «Прекрати сверлить мне затылок грозным взглядом! Я имею право поужинать со старым другом!» Решитесь?

— А он сверлит? — удивилась Джилл.

— Да разве вы сами не чувствуете? — Уолли задумчиво затянулся. — Я бы на вашем месте задушил это в зародыше. Отучать мужа от таких привычек надо как можно раньше. Для цивилизованного мужчины грозный взгляд, все равно что тумаки.

Джилл беспокойно поерзала на стуле. Ее вспыльчивый нрав едва терпел такой тон. Ее жалила враждебность его голоса, едва замаскированное презрение. А Дэрека тронуть нельзя. Любой его критик обречен. Уолли за несколько минут до того — друг и приятный собеседник, теперь переменился, снова превратившись в мальчишку, которого она терпеть не могла. В глазах у нее вспыхнул блеск, который должен был бы остеречь, но он продолжал:

— Я лично считаю, что этот Дэрек совсем не похож на солнечный луч. Да и как мог бы он стать лучом, если такая леди — его мать, а наследственность — не выдумка?

— Пожалуйста, не критикуйте Дэрека, — холодно остерегла Джилл.

— Я только говорил…

— Неважно. Мне это не нравится.

Лицо у него медленно покраснело. Он ничего не ответил, и между ними тенью пало молчание. Джилл горестно пила кофе, уже сожалея о своей вспышке. Если бы можно было взять слова обратно! Хотя разорвали эту тонкую материю — дружбу, начавшую легчайшей паутинкой сплетаться между ними, все-таки не сами слова, а манера. Манера принцессы, отчитывающей лакея. Джилл понимала — даже ударь она Уолли, и то не могла бы оскорбить его глубже. Есть мужчины, чьи кипучие натуры позволяют им возрождаться после щелчка куда оскорбительнее. Но Уолли, подсказывала ей интуиция, не из их числа.

Был лишь один способ поправить дело. В столкновениях темпераментов, этих внезапных штормах, разражающихся средь ясного неба, иногда можно заделать трещину, если решительно зацепишься за психологически подходящий момент и быстро заговоришь на нейтральную тему. От слов расползлась прореха, и слова же могут заштопать ее. Но ни Джилл, ни ее спутник не сумели подыскать их, и угрюмое молчание все тянулось. Когда Уолли наконец заговорил, то ровным тоном вежливого незнакомца:

— Ваши друзья ушли.

Таким тоном осведомлялись у Джилл попутчики в вагоне, предпочитает ли она закрыть окно или оставить его открытым. Тон этот убил все ее сожаления, негодование вспыхнуло с новой силой. Она действительно была из тех, кто принимает вызов, и потому решила сама перейти на вежливый, ровный и холодно-отчужденный тон.

— В самом деле? Когда же?

— Минуту назад.

Мигнул свет, предупреждая, что близится час закрытия. В короткой темноте оба поднялись. Уолли нацарапал свое имя на счете, который незаметно подсунул ему официант.

— Наверное, и нам пора уходить?

Молча они миновали зал. Остальные двигались в том же направлении. Широкая, ведущая в вестибюль лестница была заполонена весело болтающими компаниями. Опять вспыхнул свет.

В гардеробе Уолли остановился.

— Я вижу, — небрежно бросил он, — вон там ждет Андерхилл. Чтобы отвезти вас домой, я полагаю. Что ж, попрощаемся? Я живу здесь, в отеле.

Джилл оглянулась на лестницу. Да, Дэрек уже ждал там. Один. Леди Андерхилл, скорее всего, поднялась к себе в номер на лифте.

Уолли протянул ей руку. Глаза избегали ее взгляда.

— До свидания.

— До свидания, — проговорила Джилл.

Она испытывала непонятную неловкость. В последний момент враждебность ослабела, и ей хотелось как-то загладить вину. Они с этим человеком через многое прошли — и через опасное, и через приятное. На Джилл нахлынуло внезапное раскаяние.

— Вы ведь зайдете навестить нас? — медленно проговорила она. — Я уверена, дядя обрадуется.

— Спасибо. Боюсь, я на днях уезжаю обратно в Америку. Уязвленное самолюбие, этот союзник дьявола, снова цепко овладело Джилл.

— Вот как? Жаль, — безразлично бросила она. — Что ж, тогда прощайте.

— Прощайте.

— Желаю вам приятного путешествия.

— Спасибо.

И Уолли вернулся в гардероб, а Джилл поднялась по лестнице к Дэреку, рассерженная и подавленная, остро осознавая тщету всего земного. Люди возникают в твоей жизни и тут же исчезают.

Ну, в чем тут смысл?!

Грозный взгляд Дэрека не стал мягче. Брови его мрачно хмурились, рот улыбался вовсе не приветливой улыбкой. Джилл некоторые частички вечера показались даже очень приятными, но Дэреку он приятных минут не припас. Оглядываясь на свою жизнь, события которой всегда отличались только приятностью, Дэрек говорил себе, что не припоминает другого дня, когда все шло настолько вкривь и вкось. С утра — туман, а тумана он терпеть не мог. Потом встреча с матерью на Чаринг-Кросс; ее одной хватило бы, чтобы его расстроить. После этого, по восходящей, день подкинул ему ситуацию в Олбэни, при воспоминании о которой он до сих пор содрогался. Следом — сумрачный, молчаливый обед, скука первого акта, пожар и недостойное, суетливое бегство. А вот теперь — увидел девушку, с которой помолвлен, за ужином в «Савое», да еще с субъектом, которого он в жизни не встречал. От всего этого Дэрека раздирала почти что ярость. Происхождение и богатство превратили его в баловня мира, плохо подготовив для столкновения с такими катастрофами. Встретив Джилл ледяным молчанием, Дэрек повел ее к ожидавшему такси, и только когда машина тронулась, излил ярость в словах.

— Ну, — выговорил он, с трудом подавляя желание закричать в голос, — не будешь ли ты столь добра объясниться?

Джилл откинулась на подушки. Прикосновение его тела всегда приводило ее в трепет, наполовину приятный, наполовину пугающий. Еще никто не действовал на нее так, как Дэрек. Она чуть прижалась к нему, нашла его руку. Но рука отстранилась, и сердце у нее упало.

— Дэрек, милый! — Губы у нее прыгали. Другим частенько доводилось наблюдать эту сторону его характера, ведь он полагал, что мир надо ставить на место, но Джилл никогда прежде не видела его таким. Для нее он всегда был верхом совершенства, безупречным рыцарем. Может быть, слишком совершенным, чересчур учтивым. Но она была влюблена и не замечала этого. — Не злись, пожалуйста!

Английский язык — самый богатый в мире, и все-таки в моменты, когда важнее всего слова, мы обычно выбираем неверные. Словечко «злись» покоробило Дэрека, не так определяют гнев громовержца. Все равно, что осведомиться у Прометея, которому терзают печень, не больно ли ему.

— Не злись!

А такси катило, мелькали на окнах блики фонарей. Когда свет падал на Джилл, то высвечивалось бледное взволнованное маленькое личико.

— Я тебя не понимаю, — наконец проговорил Дэрек. Джилл отметила, что он еще не обращается к ней по имени и смотрит прямо перед собой, словно монолог произносит. — Отказываюсь понимать. После всего, что случилось у Фредди, ты еще вдобавок отправляешься в ресторан, где половина публики тебя знает, с человеком…

— Ты не понимаешь!

— Вот именно, не понимаю! — От осознания, что он выиграл очко, Дэреку стало чуть получше. — И признаю это. Поведение твое абсолютно непостижимо. Где ты встретилась с этим субъектом?

— В театре. Он — автор пьесы.

— Тот самый, с которым вы разговаривали? Человек ухитрился пристать к тебе в антракте…

— Выяснилось, что он — старый друг. Я его знала в детстве.

— Этого ты мне не говорила.

— Это выяснилось позже.

— После того, как ты согласилась пойти с ним ужинать? С ума сойти! — закричал Дэрек, и все сегодняшние неприятности нахлынули на него снова. — Как ты полагаешь, что подумает моя мать? Она уже интересовалась, что это за мужчина с тобой. И мне пришлось ответить: «Не знаю!». Как ты полагаешь, что она подумает?

Сомнительно, могло ли хоть что-то возродить воинственный дух в оробевшей душе Джилл, но упоминание о леди Андерхилл совершило чудо. Острая взаимная антипатия, вспыхивающая с первого взгляда, гораздо распространеннее, чем любовь с первого взгляда. Между этими женщинами неприязнь возникла с первой же минуты, обстоятельства же способствовали тому, что она пустила корни и буйно пошла в рост. Для Джилл мать Дэрека к этой минуте стала уже не просто неприятной дамой, а некоей силой, стремящейся разрушить ее счастье. Она стала угрозой любви.