Опустошенный жених. Женская маскулинность - Марион Вудман

Находясь под воздействием травмы, которую можно было бы считать причиной его повторяющихся неудач, он описал на уровне фантазии, в чем именно состояло его поведение. Постепенно он стал замечать, что живет в фантазии, которую принимает за реальную жизнь. Признав это, он впервые сопоставил два мира. В процессе такого соединения фантазии и факта он нашел возможность излечить психическое расщепление: фантазия идет одним путем, факты – другим, и при этом один путь исключает другой. В первый раз его поразило, что оба пути открыты, так как они могут существовать одновременно. Возможность вписаться в жизнь стала для него реальностью, которая теперь обязательно подкреплялась фантазией. В свои практические планы на будущее он стал закладывать возможности, которые теперь стал считать реализуемыми.

Постепенно Кит ощутил, что освобождается от вездесущего бессознательного, которое обкрадывало его жизнь. Он почувствовал, что мог бы вступить в контакт с человеком, в котором на определенном уровне осознания он видел себя. Вот описание ситуации в его представлении:

С утра я готовлюсь к уроку. В моем портфеле нет учебников, поскольку у меня их нет вообще. Есть лишь тетрадка с вырванными листами, но в ней нет ни одной записи, поскольку я ничего не записывал. В моем портфеле лишь кроссовки и плеер. Я перестал думать о подготовке к урокам. Моя подготовка заключается в отсутствии подготовки.

По дороге в университет я не уверен, что все-таки до него доберусь. Попасть туда – значит быть уверенным в том, что я туда не собирался. Я приезжаю туда и вместе с тем не приезжаю. Я снимаю переднее колесо с велосипеда, снимаю цепь и запираю на замок. Теперь я собираюсь пойти на урок, а это все равно, что сказать, что я не собираюсь идти на урок. Я подхожу к двери класса. При этом опаздываю приблизительно минут на пять. Я уже готов толкнуть дверь и войти, что означает, что я не собираюсь туда входить. Две вещи – делать и вместе с тем не делать – слиты воедино. Делать и не делать – это одно и то же. Чтобы войти в класс, туда не следует входить. Чтобы не войти в класс, туда следует войти. Когда я готовился к урокам, я решил войти в класс. Я могу это сделать единственным способом: не входить в него. Я поворачиваюсь спиной к двери и выхожу из университета. Поступив таким образом, я вошел в класс.

В своей фантазии Кит совершает то, чего не делает в реальности. По сути, такое поведение отвечает реальности, которая отвергает фантазию, а то и вовсе ее уничтожает. Реальность – это учебный тест, точная дата написания сочинения, оценка за текущие лабораторные работы, которые он никогда не выполнял. По всем трем предметам он отстает, причем отстает основательно, поскольку не выполняет тест, не пишет сочинение и получает за лабораторную работу ноль. Провозглашаемая им реальность отсутствует. С другой стороны, фантазия ему говорит, что он присутствовал на уроках, не присутствуя там. Он написал сочинение потому, что не написал его. И получил превосходную оценку за лабораторную работу, потому что не сделал ни одного опыта. Он не боится неудачи в том смысле, как ее понимают другие; его неудача, по его мнению, заключается в том, что он не довел до совершенства свою фантазию. Не начав действовать, он не может потерпеть неудачу. Он убежден, что все это знает, и в уме он уже все совершил. Но в какой мере его фантазии отвечают реальной ситуации? Дважды потерпев неудачу, он говорит: «Нет, мой разум не дает ответа. Я точно все это знаю».

Затем он встречает молодую женщину, и впервые после смерти матери устанавливает с ней истинно человеческие отношения. Он противопоставляет своему отсутствию не фантастическое присутствие матери, а реальное присутствие молодой женщины своего возраста, образованной, экстравертированной, прекрасно чувствующей свое тело. Она заключает в себе все, что ему не хватает в жизни. Будучи такой непосредственной личностью, она действительно отвечает его фантазии. Сексуальность, связь его тела с ее телом, открытие истинного Другого, тело, отличное от его собственного, – все это снимает тяжкое бремя избыточных фантазий, возникших из-за болезни и смерти его матери. Он снова вернулся к жизни – той, которая остановилась в двенадцатилетнем возрасте и продолжалась лишь в фантазиях, – и к реальности.

То, что испытывал Кит, входя в класс, не входя в него, было травматическим переживанием, вызванным смертью матери; с этой травмой он никогда не сталкивался напрямую. Он так и не сказал матери последнее «прости», и потому не знал точно, жива она или нет. Он никогда по-настоящему не ощущал предательства и не чувствовал себя покинутым. В конечном счете, он стал запрещать себе выполнять какие-либо действия, и это повторялось снова и снова, так как он не попрощался с умершей матерью. Он не знал, когда входил в дверь, окажется ли за дверью его мать или нет, и даже не был готов это узнать. Его мать умерла. Бессознательно он не знал, что она умерла. Он был не в состоянии проверить это в реальности. Но, полюбив молодую женщину, его тело научило его двум вещам: его мать умерла, а его возлюбленная жива, то есть люди умирают, а жизнь продолжается. В настоящее время он изо всех сил старается усвоить, что войти в дверь – значит войти в дверь.

Образ этого молодого человека служит воплощением незрелой маскулинности многих зависимых женщин, которые видят во сне некую катастрофу, и у них возникает непреходящее чувство иррациональной вины за то, что они когда-то бессознательно совершили. Их подавленная агрессивность делает их послушными. Реагируя так на свою зависимость, они теряют самих себя. Несмотря на телесное присутствие, их личность полностью отсутствует. Если они вступят в контакт с первичной травмой и в результате появится позитивная маскулинная энергия, которая поможет им вернуться к реальности, их развитие продолжится начиная с того возраста, в котором оно затормозилось. Если эта энергия появляется в образе юноши, женщина может обнаружить в себе сильное эротическое влечение к подросткам. Несколько свиданий при луне становятся куда более раскрепощенными и страстными, чем в юности. Нереализованная сексуальность вызывает эффект повторяющихся приливов, которые не только распространяются по всему телу, но и возбуждают спящие области психики. Связь с женщиной, которая испытывает влечение и воображает его как экспансию, фактически представляет собой слияние в единое целое, ибо ее целостность зависит от наличия Другого. Таково подростковое томление, характерное для романтической любви, во время которой годы бессознательной тоски по потерянной матери сменяются периодом ненасытного наслаждения, которое скорее ослабляет, чем укрепляет связь с реальным миром.

В мифологии это состояние передается через образ Парсифаля в романтической повести Кретьена де Труа (ок. 1185 г.), представляющей собой одно из первых описаний поиска Святого Грааля. Грааль – это кубок, из которого на Тайной Вечере причащались Христос и Апостолы и который, согласно легенде, привез в Англию Иосиф Аримафейский. Однако в повести Кретьена де Труа не дается никакой христианской интерпретации существования Грааля. Парсифаль остановился в замке Короля-Рыбака, где оказался свидетелем таинственного ритуального шествия, во время которого вынесли окровавленное копье и сверкающую золотую чашу. Отец и два старших брата Парсифаля погибли в рыцарских сражениях, когда он был еще мальчиком. Он обещал матери, которая смертельно боялась за судьбу единственного оставшегося в живых сына, что станет рыцарем при условии, что будет почитать дам, регулярно ходить в церковь и не задавать вопросов. Таким образом, посвящение Парсифаля в рыцари состоялось под влиянием его боязливой матери, а потому его первые представления о Граале скорее походили на темную утробу его старой матери, чем на священный сосуд. Затем чаша становится воплощением поврежденного фаллоса ее сына – окровавленного копья, представшего взору Парсифаля. Следуя наставлениям матери, он не решается задать ни одного вопроса о том, что увидел. На следующее утро замок Короля-Рыбака исчезает.

Юнг был убежден в том, что в образе Парсифаля воплотился архетипический образ маскулинности, чрезвычайно характерной для XII в. Парсифаль ведет себя так же, как Кит, который входит в класс, не входя в него. То, что предстает перед ними обоими, одновременно существует и не существует, а если и существует, то в мире, где все происходит «однажды». Ни Кит, ни Парсифаль, затерявшись в подростковом бессознательном, не представляли себе, что поиск идеализированной матери своего детства, тайно направлявший их поведение, – это раненный в погоне за сияющим сосудом фемининности фаллос. Пока маскулинность скована материнской фантазией, существует опасность превращения обряда инициации (в любом возрасте) в ритуальную кастрацию.

Неумение задать вопрос: «Кому служит Чаша Грааля?» – оставляет Парсифаля в объятиях изможденной матери, единственное желание которой – защитить от жизни и держать в психологической зависимости плод ее усохшего чрева. Кроме того, эта неудача оставляет в бездействии старого Короля-Рыбака. По мнению Кретьена де Труа, сначала Парсифаль совершал свои рыцарские подвиги бессознательно. Не умея себя оценить и отождествляя себя со своими деяниями, он тем самым отрицал содержащееся в них психологическое развитие. Так, например, поклявшись служить деве Бланшфлер и доблестно освободив от врагов ее владения, он даже не подумал попросить ее руки. Реальная претензия на ее руку – это уже осознание смысла собственных поступков. Но вместо этого он вновь пускается на поиски матери.