Проклятые башни - Кейт Форсит

Изолт и Изабо вместе спустились из королевских покоев, чтобы приветствовать Лахлана, оставив маленькую банприоннсу на попечении Сьюки. Главный зал был полон усталыми и запыленными лордами, сопровождавшими Ри в этой битве, которые чествовали Лахлана стаканами с виски и обсуждали бой. Крылатый Ри сидел в своем резном кресле, его рубаха заскорузла от крови и грязи, латы были помяты и покрыты пятнами. Возбуждение боя еще не покинуло его, и топазово-желтые глаза ярко сверкали на смуглом лице. При виде сестер он вскочил на ноги и бросился возбужденно рассказывать о стычке, об ударах, которые он нанес врагам, и о примененной им тактике.

— … Айен вызвал такой туман, что они не видели даже собственных рук, а мы под его покровом подползли прямо к стенам. Они даже не поняли, кто на них напал, леаннан…

— Гвилим и Дайд запускали огненные шары, так что они просто с-свистели вокруг, и Яркие Солдаты впали в п-панику, — запинаясь, добавил Айен. Его кадык ходил ходуном.

— Ваш муж дрался, точно стая эльфийских кошек, — сказал Энгус Мак-Рурах.

Дункан Железный Кулак, капитан Телохранителей и синалар армии Лахлана, подошел поклониться Изолт и заверить ее в том, что хорошо присматривал за Ри.

— Хотя за ним было трудновато угнаться, — сказал великан. — В особенности когда он взлетел на вершину барбакана. Я думал, у меня сердце в пятки уйдет, но он вмиг разоружил часового и поднял решетку!

Пока Изолт забрасывала Дункана и Лахлана вопросами, Изабо приказала подать лордам и прионнсам еды и послала пажа найти Мегэн, которая занималась подготовкой к празднованию Нового Года. Старая колдунья была убеждена, что все важнейшие даты в календаре ведьм необходимо начать снова должным образом праздновать. По традиции, последний день уходящего года все пировали и ждали, кто же первым войдет в дом, а при условии скудности запасов продовольствия эта задача была очень нелегкой.

Солдаты-победители большую часть вечера провели за вином и разговорами, а в городе на длинных столах были выставлены хлеб, рагу и бочонки с сильно разбавленным элем. Дворец сиял огнями, деревья в парке были увешаны фонарями. Звезды в ясном морозном небе казались яркими и твердыми, точно алмазы, а снег под ногами был скрипучим и белым. Ребятишки из Теургии с воплями носились по дворцовому парку и до крови хлестали друг друга по голым рукам и ногам прутьями падуба, ибо все знали, что каждая капля крови означает еще один безоблачный год жизни.

К полуночи улицы почти полностью опустели, и все разошлись по домам, поскольку в наступающем году можно было ожидать больших несчастий, если первым порог дома переступал не тот человек. Эту привилегию приберегали для Первой Ноги, которой обычно был юноша, избранный за свою силу, здоровье и красоту, переходивший из дома в дом, кладя на каминную полку ветви вечнозеленых растений, а в огонь — кусок свежего торфа. Лишь после этого он нарушал молчание, торжественно поздравляя всех членов семьи и передавая подарок — хлеб, соль и виски. После совершения ритуала вновь воцарялись веселье и смех, а Первую Ногу чествовали крепкой смесью из горячего пряного эля, виски, яиц и меда, которая называлась Горячей Пинтой.

Во дворце Первую Ногу выбирали с величайшим тщанием, потому что все хотели, чтобы предзнаменования начинающегося года были как можно более благоприятными. Это право получил Катмор Шустрый, поскольку он не только обладал высоким мускулистым телом и красивым смуглым лицом, но и неоднократно проявил себя как верный сторонник нового Ри. С прямой, точно аршин проглотил, спиной и румяными щеками, он торжественно переступил порог, когда пробило полночь, возложил венок из вечнозеленых ветвей на каминную полку и бросил пригоршню углей в огонь, потом преподнес Лахлану свои дары. Кроме обычных подарков, он нес еще и медовые соты, чтобы год был сладким и мирным, свечи с ароматом цветов, чтобы он был наполнен светом, и золотой кошель, чтобы год принес с собой процветание.

Шутки и смех огласили зал, когда большая деревянная чаша Горячей Пинты начала переходить из рук в руки. Потом музыканты снова заиграли, и зал начал заполняться танцующими, а слуги наполняли опустевшие кубки вином и элем и разносили подносы со сластями. Все начали обмениваться новогодними подарками, тщательно выбранными так, чтобы они приносили удачу. Мегэн подарила Изабо и Изолт белоснежные пледы, которые собственными руками соткала из мягкой шерсти гэйл’тиса. По тонкой материи бежали бледные полосы красного и голубого цвета, и старая колдунья торжественно сказала:

— Это тартан Мак-Фэйгенов, мои дорогие. Вы первые, кто надевает его за последнюю тысячу лет, так что носите его с гордостью.

Лахлан, должно быть, знал, какой подарок приготовила Мегэн сестрам, потому что преподнес обеим золотые броши, которыми можно было сколоть тартаны — круг, образованный изогнувшимся телом крылатого дракона, поднимающегося над двумя однолепестковыми розами. Глаза дракона были сделаны из крошечных безупречных камней драконьего глаза, сочетающихся с кольцами, которые сестры носили на левой руке.

Изабо сколола на груди плед, чувствуя, как защипало глаза, а к горлу подступил тугой комок. Она лишь недавно узнала, кто ее родители, поскольку Мегэн нашла ее в лесу совсем малышкой. Теперь Изабо знала, что они с Изолт были дочерьми Ишбель Крылатой, летающей волшебницы из легенд, и ее возлюбленного, Хан’гарада Повелителя Драконов, в чьих жилах текла кровь волшебных существ снежных гор. В День Предательства влюбленных жестоко разлучили — Хан’гарад упал в пропасть, которую Мегэн разверзла под его ногами. Она намеревалась убить Майю, но той как-то удалось ускользнуть, и жизнь Хан’гарада оказалась напрасной жертвой.

Хотя королева драконов и сказала Мегэн, что Хан’гарад все еще жив, Ишбель отказывалась поверить в это и снова впала в зачарованный сон, который длился уже шестнадцать лет.

Несмотря на то, что ее отец пропал, а мать так и не пробудилась от своего горестного сна, для Изабо очень много значило то, что она теперь была не найденышем без роду и племени, а банприоннсой, потомком Фудхэгана Рыжего, члена Первого Шабаша Ведьм. Это означало, что в ее жилах текла благородная кровь, и по происхождению она ничем не уступала самому Лахлану.

Изабо все еще с гордостью и удовлетворением разглядывала свой плед, когда ее нашел Дайд.

— Могу я пригласить вас на танец, Изабо Ник-Фэйген Тирлетанская? Если, конечно, теперь, когда стало известно, что вы банприоннса, не сочтете ниже своего достоинства танцевать с простым циркачом.

— Благодарю вас, Дайд Жонглер, с удовольствием, если вы не возражаете, чтобы я оттоптала вам все пальцы, — ответила она насмешливо. — В глуши Сичианских лесов мне так и не представилось возможности научиться танцевать.