Проклятые башни - Кейт Форсит

— Не убивайся так, леаннан, — прошептал Лахлан, обняв Изолт и покачиваясь взад и вперед. — У нас замечательный сильный сын, прекрасный, как новый день. Мы настоящие счастливцы. Взгляни на нашего милого малыша.

Мегэн наконец унесла девочку, оставив Изолт кормить сына. Совершенно обессилевшая от переживаний, Изабо механически двигалась по комнате, убирая окровавленные тряпки и собирая свои травяные снадобья. Удивляясь, как это Бронвин вела себя так тихо все это время, она наклонилась над колыбелькой, и то, что предстало ее глазам, заставило ее громко ахнуть. Бронвин не спала и с широко открытыми серебристо-синими глазами что-то довольно лепетала себе под нос. В маленьких ручках она сжимала Лодестар, поблескивающий молочной белизной.

Изабо охватила паника. Она подняла глаза и увидела, что скипетр Лахлана все еще лежал там, куда его положила Мегэн, но серебряные когти пусты. Бронвин каким-то образом подозвала Лодестар к себе, пока все остальные были заняты с Изолт. С бешено колотящимся сердцем Изабо лихорадочно пыталась сообразить, что же ей делать. Лахлан редко выпускал скипетр из рук, и он придет в ярость, если узнает, что сделала Бронвин. Но Изабо не могла забрать у нее Лодестар, ибо он не подчинялся никому, кроме Мак-Кьюиннов. Если бы Мегэн была в комнате, она, возможно, и сумела бы забрать у малышки Лодестар так, чтобы Лахлан не заметил его пропажи, но старая колдунья унесла мертвую девочку, чтобы подготовить ее к похоронам.

В этот миг Ри поднял глаза и увидел, как она растерянно замерла над колыбелькой. Недоуменно нахмурившись, он проследил за ее взглядом, прикованным к скипетру, и тотчас же заметил, что Лодестар исчез. Кровь прилила к его смуглым щекам и сразу же отхлынула прочь, оставив их болезненно желтыми. С ястребиным криком он вскочил на ноги, взмахнув крыльями, и пересек комнату. Изабо испуганно отшатнулась. Он схватил сияющий шар и вырвал его из рук Бронвин, которая сразу же начала хныкать. К ужасу Лахлана, Лодестар выскользнул у него из пальцев и полетел в протянутую маленькую ручку. Он снова схватил его, и Бронвин зашлась обиженным плачем, покраснев от натуги.

Изабо бросилась к колыбельке и схватила маленькую Бронвин на руки. Лицо Лахлана исказилось от ярости, глаза горели.

— Не смей ее трогать! — закричала Изабо, прижимая малышку к груди. Она увидела, как его руки сжались в кулаки, каждый мускул в теле дрожал от гнева. Вскрикнув, Изабо развернулась и выбежала из комнаты под безутешный плач Бронвин. До нее донесся торжествующий звон городских колоколов, возвещавших о рождении нового наследника престола, но для Изабо он прозвучал угрюмым предостережением.

Дом Грешных Наслаждений был самым престижным борделем во всем Лукерсирее. В его обитых малиновым атласом стенах самые прекрасные и экзотические проститутки отдавались любому, кому были по карману заоблачные цены, которые заламывал Черный Донаф, его владелец. Необъятно толстый, он нежился на софе среди подушек с золотыми кисточками, одной унизанной перстнями рукой лаская стройного мальчика, а другой поигрывая украшенным вышивкой мундштуком высокого кальяна. Напротив возлежал роскошно одетый молодой лорд, помешивая виски в стакане, вырезанном из цельного куска хрусталя. На плече и в одном ухе у него поблескивали алмазы. Огонь свечей играл на узорчатых занавесях, подушках и обитых атласом стенах, выхватывая из полумрака еле прикрытые одеждой тела девушек и напомаженных стройных мальчиков. Из задымленных углов и дверных проемов доносились приглушенные смешки и шепот, а в центре комнаты танцевала пышнотелая женщина, из одежды на которой были лишь золотые цепочки.

Под бархатным с золотым тиснением балдахином сидела женщина, перебирая струны кларзаха. Ее платье, хоть и наглухо застегнутое вокруг горла и запястий, было вырезано от ключиц до пупка, демонстрируя великолепие очень бледной кожи. Шелковистые черные волосы завитками ложились на скулы, скрывая черты лица, но в неверном свете свечей ее глаза время от времени синевато поблескивали. Хриплым голосом она запела о любви, и одетые в розовое слуги налили в кубки посетителей вина и принесли подносы со сластями и засахаренными фруктами, поставив их на маленькие изящные столики.

— Когда я заходил к вам в прошлый раз, ее еще не было, — томно сказал молодой лорд, протянув холеную белую руку и выбрав с подноса крошечное пряное пирожное. — Где ты нашел ее, Донаф, лапочка?

— Восхитительна, не правда ли? — отозвался толстяк. — Бледная, точно голубая луна, и призрачная, как морской туман…

— И, несомненно, дорогая, как лунное зелье, — сухо отозвался молодой человек.

Черный Донаф выдохнул длинную струю дыма, загадочно улыбаясь.

— Ну разумеется, сладенький. Она очень разборчива, и если ей не понравится покрой твоего камзола или запах твоих подмышек, то не позволит тебе ничего, кроме прикосновения к своему очень гладкому и очень холодному плечу. Она — самая редкостная из всех наших куртизанок.

Лорд приподнял бровь совершенной формы.

— Правда? Она красива, это верно, но даже в этом тусклом свете я вижу, что она уже далеко не первой молодости.

— О да, но у нее есть таланты, мой сладенький. Могу обещать тебе, что не разочаруешься, если решишься… м-м, испробовать ее товар.

Молодой лорд откинулся на подушку и принялся наблюдать за черноволосой музыкантшей из-под тяжелых век. Его длинные белые пальцы небрежно играли с алмазным кругом, скалывавшим его плед, так что он засверкал искристым светом. Музыкантша нежно и чувственно провела пальцами по струнам, начиная новую песню, полную хриплой страсти и смелого обещания. Он облизнул губы, потом улыбнулся.

— Ладно, Донаф, лапочка, — сказал он. — И сколько же ты хочешь за свою загадочную сирену?

Он был сыном одного из самых богатых лордов во всем Рионнагане и привык не отказывать себе в дорогостоящих удовольствиях. И все же прозвучавшая сумма была настолько высока, что он приподнял бровь.

— Смотри, чтобы она не разочаровала меня, сладенький, — сказал он вкрадчиво.

Черный Донаф с блаженным выражением лица помахал пирожным, которое держал в руке.

— Разочаровала? — промурлыкал он. — Не думаю, милорд.

Когда сквозь тяжелые бархатные занавеси будуара на втором этаже, наконец, пробрался рассвет, молодой лорд, обессиленно лежа на мокрых от пота скомканных простынях, жадными глазами смотрел на бледный силуэт женщины, одевающейся перед ним.

— Хочешь остаться со мной? — спросил он хрипло. — Я поселю тебя в отдельном доме, у тебя будет куча слуг, и ты будешь принадлежать только мне.

— Но ведь вы же живете в горах, милорд, — ответила она своим хрипловатым грудным голосом. — Я не в восторге от того, чтобы жить так далеко от города.