Последний мужчина Джоконды - Игорь Кольцов

поторопись прихорошиться и собраться — нас внизу уже ждет фаэтон. Даю тебе пару минут. Это все чем мы… Нет! Чем ты располагаешь. Жду тебя в экипаже.

8

Фаэтон свернул с улицы Гобеленов на рю Монж. Лошади шли довольно резво, не разрешая себя обогнать, уже вошедшим в моду, велосипедам.

Хоть небо и заволокло серыми низкими облаками, все же в Париже стояла теплынь. Спешащие по своим делам парижане, были легко одеты. Новая шляпа непривычно сидела на голове, заставляя волосы немного скучать по легкой кепке. Винченцо стянул с головы шляпу и укоризненно покачал головой, глядя на Риккардо, бурно и слишком громко восхищавшимся парижанками.

— Очнись, Винченцо, — восклицал Манцони. — Ты думаешь, если ты не поступил в свою школу искусств в этом году, то жизнь остановилась? Ерунда! Жизнь продолжается и она чертовски хороша. Как вот эта юная цветочница с букетиками фиалок в своей корзинке. Посмотри, как она мила и свежа. Неужели так необходимо грустить по мелочам?

— По мелочам? — возмутился Винченцо. — У меня не осталось денег, чтобы жить в этом твоем распрекрасном городе. Он слишком дорогой для жизни.

— Что же ты хотел, друг мой? Это же Париж, а не твоя деревня. Как там она называется? Деменци? Да, здесь в Париже многие не знают, что такое Италия и, где она находится. Не говоря уже о твоей и моей деревнях. В Италии ты мог проснуться с утра, выйти из дома, сорвать с ветки яблоко или грушу и съесть ее, если голоден. А здесь придется поработать, попрыгать, чтобы купить это самое яблоко. Под лежачий камень вода не течет. Ты наверняка думал, что достаточно приехать в этот город, и ты сразу станешь знаменитым? Ничего подобного! Не все итальянские художники снискали здесь славу. Да, что там итальянцы, мой друг! Не все французы здесь в почете. Париж капризен, как принцесса на выданье. Сначала надо потрудиться и как следует, чтобы завоевать его сердце. А ты сразу лапки поднял, хвостик поджал и готов все бросить. У тебя есть мечта. Тебе стоит бороться за нее, а не сбегать от собственной тени. Устройся на работу, подкопи денег, а на следующий год с новыми силами и опытом… Но не сдавайся. Не убивай мечту. А сейчас хватит о грустном.

— А о чем тогда? О юбках?

— Почему бы нет? — улыбнулся Риккардо, вставая во весь рост и вскидывая руки вверх. — Я же сказал — жизнь прекрасна. Посмотри вокруг. Мадемуазель, пожалуйста, улыбнитесь моему другу. Может, это растопит его сердце.

— Баста, Риккардо! Хватит. Сядь же. Ты лучше скажи, куда мы едем? Мы уже подъехали к Нотр Дам де Пари.

— Да–да! Позади бульвар Сен–Жермен. Еще немного и мы проедем мимо Консьержери через Сите и нас примет в свои объятья площадь Шатле. Потом еще немного и мы будем на Монмартре. Сегодня мы с тобой едем в кафе «Две Мельницы». Это в самом конце Монмартра. Там, где улицу Лепик пересекают бульвар Клиши и улица Робера Планкета. Я понимаю, что названия этих улиц и бульваров тебе пока ни о чем не говорит, однако запоминай их, так как тебе в будущем это очень пригодится.

— Зачем? — отмахнулся Винченцо. — Я все равно скоро уеду в Италию.

— Да. Пожалуйста, — подмигнул ему Манцони. — Но это будет не сегодня. А сегодня ты будешь любоваться Парижем. И так за площадью Шатле нас будет ждать Севастопольский бульвар, с которого мы свернем на улицу Марселя…

9

В кафе было немноголюдно в этот час. Видно было, что оно только что открылось. Два посетителя сидели за дальним столиком и, громко, очевидно думая, что их никто не понимает, или потому что были пьяны, разговаривали по–немецки. Они пили пиво (и это в столь ранний час!), закусывая яичницей с тонкими колбасками, то и дело, звонко чокаясь стеклянными кружками. И каждый раз, когда они чокались, метрдотель закрывал глаза и морщился, боясь, что кружки вот–вот разлетятся на осколки.

За столиком у входа спиной к двери сидел пожилой человек и, помешивая ложечкой давно остывший кофе в маленькой чашечке, любовался видом из большого витринного окна. Пожилой человек обернулся на входящих и, взглядом с пронзительным прищуром, от которого по телу побежали мурашки, продырявил их насквозь, будто прочитал их как книгу. Затем взгляд его угас, и он, потеряв интерес, снова уставился в окно.

Еще на улице у входа Перуджио увидел надпись, сделанную мелом на черной доске, которая гласила, что сегодня в меню «Двух Мельниц» итальянская кухня: салат с перцем, равиоли, паста с морепродуктами, сырный суп и улитки.

«Я никогда не ел улиток, — подумал, входя в кафе Винченцо. — И почему все думают, что если ты итальянец, то обязан, есть всякую гадость?»

Перуджио и Манцони расположились за соседним с пожилым мужчиной столиком. К ним тут же подбежал шустрый гарсон.

— Что желают месье?

Винченцо выразительно посмотрел на Риккардо и развел руками, мол, ты меня сюда притащил, ты и делай заказ, а я посмотрю, что из этого выйдет. Манцони не растерялся, и, не снимая улыбки с лица, произнес с видом человека, всю жизнь шляющегося по парижским кафе:

— Принесите нам, пожалуйста, все то, что означено у вас в меню у входа, и добавьте к вышеперечисленному бутылку красного итальянского вина. А еще, месье…

Он поманил гарсона пальцем и зашептал ему что–то на ухо.

— О, месье!.. — воскликнул официант, явно намереваясь что–то спросить, но Риккардо зашипел на него.

— Тсс! Прошу вас, месье!..

Когда гарсон удалился выполнять заказ, Манцони откинулся на спинку сиденья, и с видом победителя посмотрел на Перуджио.

— Что ты задумал? — насторожился тот.

— Всему свое время, мой друг. Всему свое время. На сегодня я твой доктор, и я намерен вылечить тебя от меланхолии.

— Неужели? И каким же способом?

— Сейчас увидишь.

В этот момент появился официант с подносом в руке. На подносе лежал остро отточенный карандаш и лист мелованной бумаги. Гарсон положил их перед Винченцо.

— Что это? — удивился тот.

— А ты не видишь? Бумага и карандаш.

— Зачем?

— Друг мой Винченцо! — улыбка не сходила с лица Риккардо. — Сегодня у меня день рождения, и я хочу, чтобы ты сделал мне подарок. Нарисуй мой портрет.

— Ты серьезно?

— Поверь. Я очень серьезен. Я хочу отправить его падре Бельконте —