Последний мужчина Джоконды - Игорь Кольцов

приятелей Риккардо. Там лишь танцы полуголых девиц и их же вопли, которые некоторые почитают за пение. Оплот упадка и разврата — вот что такое «Мулен Руж». Лучше бы ты сводил его в Гранд Опера. Вот что воистину прекрасно!

— Хватит тебе, Пьер! — одернул говорившего приятель. — С каких пор ты стал блюстителем нравственности? Не будь ханжой. Не обращайте на него внимание. Скорее всего, у него неудачная интрижка с какой–нибудь из очаровательных танцовщиц.

«Мулен Руж» потрясал уже своим внешним видом. На углу улицы Лепик и бульвара Клиши на площади Бланш раскинула свои крылья мельница. Красный цвет крыльев, видимо, намекал на близость квартала красных фонарей, как, собственно, и само название кабаре «Красная Мельница» («Moulin Rouge»).

Посмотрев на афишу, Пьер показно зевнул.

— Какая неожиданность! — с сарказмом произнес он. — Сегодня в программе все та же Жанна Авриль. Кстати, Риккардо, эту афишу рисовал ваш новый друг граф Анри́ Мари́ Раймо́н де Тулу́з-Лотре́к-Монфа́. Совершенно не удивлюсь, если этот талантливый коротышка ошивается где–то поблизости и малюет что–нибудь исключительное для посетителей.

И действительно, войдя в фойе, друзья увидели Лотрека в окружении девиц с бокалом шампанского в руке. Встретившись глазами с Риккардо и Винченцо, Тулуз–Лотрек лишь скупо кивнул в ответ на приветствие.

Поздно вечером, возвратившись в свою маленькую комнату на Итальянской улице в доходном доме Давида Каишана, и оставшись, наконец, один, Винченцо бережно извлек сложенный вчетверо лист из внутреннего кармана, который весь этот бурный день нащупывал дрожащей рукой. Вот это заветное письмо. Он аккуратно разгладил бумагу и прочел при свете свечи:

«Многоуважаемому метру Антуану Русселю, учредителю, директору и преподавателю Малой художественной школы.

Дорогой месье Руссель!

С наилучшими пожеланиями посылаю к Вам на соискание места Вашего ученика некоего молодого итальянца по имени Винченцо Перуджио. Рекомендую его, как весьма одаренного молодого человека, к сожалению, не имеющего художественного образования, но не обделённого талантом. Обращаю Ваше внимание на его способности к начертанию портретов, свидетелем чего я был самолично. Сей молодой человек изобразил портрет своего друга за очень короткое время в моем присутствии с минимальными погрешностями и весьма реалистично. Надеюсь, что моя просьба и рекомендации не станут обузой в Вашем благородном труде.

Сожалею, что не могу лично засвидетельствовать мое почтение к Вам.

С глубоким уважением и поклоном, Клод Оскар Моне».

Ниже уже другим, менее разборчивым почерком было написано:

«Уважаемый метр Руссель!

Присоединяюсь к словам моего друга Клода Моне и так же прошу вас принять на обучение сего юношу. Думаю, что у него достойный талант и выражаю уверенность, что он станет одним из лучших ваших учеников.

С поклоном, Поль Сезанн».

Глава третья. Стать лучше Великих

1

«На завтра месье Дюмон объявил роспуск работников на рождественские каникулы, — подумал Винченцо, тщательно оттирая со стекла полукруглого окна подкрашенные до розового оттенка красным колером белила. Отделочные работы в этом особняке закончены и после рождественских празднований бригада маляров–штукатуров и художников–оформителей приступит к работе на новом месте. — Надо будет сделать несколько набросков на пленэре. Если, конечно, позволит погода. А еще обязательно написать письмо родителям в Деменци».

Четыре месяца пролетели как один день. Рано утром, схватив кусок колбасы и ломоть хлеба, он бежал на работу. Малярные работы велись в две смены, но узнав о том, что Перуджио учится в Petite École (в Малой художественной школе), метр Дюмон позволил ему работать только в первую смену, чтобы тот мог не пропускать занятия. К тому же на метра Дюмона произвело впечатление, что Перуджио рекомендовал устроиться сам Тулуз–Лотрек. Это было весьма лестно. Обычно свободные художники не жалуют тривиальных оформителей простым вниманием. Ну, как же! Оформитель — это недохудожник. Забывают, господа живописцы, что очень многие в их среде прошли через работу оформителя, декоратора, каменщика или маляра. Тот же Роден, например. О, Роден! Человек–глыба. Столь же монументален, как и его творения. Забывают художники, что Микеланджело, да Винчи, Эль Греко, Челлини — все они были оформителями. Все расписывали стены соборов, дворцов, а не только писали картины. Может и из этого молодого итальянца выйдет когда–нибудь толк? Что ж! Пусть учится. Лишь бы не в ущерб работе. А после обучения, а, может, и в процессе оного, можно будет его перевести в художники–оформители, если, конечно, он будет достаточно талантлив и работящ. Бездельники и бездарности на этой работе не нужны!

По окончании рабочего дня Винченцо спешил в квартал Сен–Жермен де Пре, где среди прочих студентов Малой художественной школы учился искусству рисования. Метр Руссель был удивлен, если не сказать сражен подписями на рекомендательном письме. Он спросил лишь, когда и при каких обстоятельствах Перуджио познакомился с этими великими людьми, на что Винченцо рассказал историю знакомства в кафе, не забыв назвать и имя Тулуз–Лотрека. Метр Руссель при упоминании последнего слегка поморщился, но принял итальянца в школу с условием, что тот не будет в будущем по окончании претендовать на свои работы, выполненные в стенах школы. Винченцо оставит их, как учебные пособия в архиве, а так же даст разрешение демонстрировать их на выставках, естественно с упоминанием его имени как автора. Конечно же, юноша согласился.

— Эй, Винченцо! — пронзительный высокий голос Мирко Субботича — серба, работающего бригадиром маляров и декораторов, оторвал Перуджио от мыслей о предстоящих набросках. — Ты случайно не уснул? Ты сейчас протрешь стекло насквозь. Оно уже достаточно чистое. Подойди лучше ко мне за зарплатой. Или ты решил трудиться бесплатно? Я, конечно же, соглашусь, если ты свои деньги будешь отдавать мне.

Винченцо бросил тряпку в мешок с мусором и поспешил к бригадиру. По дороге он зацепился ногой за оставленную кем–то посреди зала и приготовленную к отправке на склад стремянку. На верхней ступеньке стремянки стояло ведро с водой, и, когда стремянка, грохоча в пустом помещении, упала, опрокинувшееся вместе с нею ведро выплеснуло свое содержимое на голову незадачливого итальянца.

— Да, не торопись ты так! — засмеялся Мирко. — Я, конечно, спешу по семейным делам, но деньги тебе еще отдать успею. У меня на завтра день рождения моего племянника Божко, старшего сына моей сестры. Чудесный парень. Настоящий воин. Только глупый. Хочет поступить на службу во французский иностранный легион, чтобы стать французом. Ты бы хотел стать французом? Вот–вот! Я и говорю. Как можно стать кем–то еще, если ты серб от рождения. Если родился сербом, останешься сербом до конца своих дней.

Винченцо, стоя на коленях