Калейдоскоп - МаксВ

сбора. Он видит в нём образ Человека, который продолжал влиять и после того, как исчез сам; видит механическое устройство, личным интеллектом которого человеческая мысль еще много столетий направляла Енотов.

У нас до сих пор находятся в использовании механоры, и это полезные маленькие устройства, единственное назначение которых – служить нам. Впрочем, Еноты уже настолько свыклись с ними, что мысленно не отделяют механоров от себя.

А личное мнение Смышляя, будто механор создан Человеком и является наследием той эпохи, решительно опровергается большинством других исследователей Сбора.

По мнению Прыгуна, – нашего другого учёного, – мысль о том, что механор сделан и подарен Енотам, чтобы они могли создать свою культуру, неприемлема, – по причине своей легковесности. Он уверенно говорит, что перед нами просто технический литературный прием, который никак нельзя воспринимать всерьез.

Но ни Прыгуну, ни Смышляю, не удалось выяснить, как Еноты пришли к разработке конструкции механора. Некоторые из исследователей, занимавшихся проблемой развития механоротехники, решительно отстаивают мнение, что узкоспециальное назначение механора говорит в пользу его изобретения Енотом. Такую специализацию, уверенно заявляют они, можно объяснить лишь тем, что механор был разработан и впервые собран именно теми существами, для которых он и предназначался! Только Енот, уверенно заявляют они, мог так искусно определить суть проблемы, и создать столь совершенное устройство!

Разговоры о том, что никто из Енотов сегодня не сумел бы изготовить механора, совершенно ничего не доказывают. Енотам на сегодня, просто-напросто нет в этом необходимости, поскольку механоры сами себя собирают. И ни у кого из нашего племени нет сомнений в том, что, когда появилась надобность, Енот придумал и создал механора, сразу наделив его способностью к воспроизводству, которое выразилось в изготовлении себе подобных. То есть, он избрал решение, весьма характерное для Енотов.

И, наконец, в этом сказании впервые появляется идея, которая давно уже изумляет всех исследователей и большинство читателей. Речь идет о возможности физически шагнуть из нашего мира, и угодить через невообразимые выси, в иные пространства. Почти все рассматривают эту идею как банальную выдумку неких беллетристов (вполне допустимую в преданиях и легендах), но, тем не менее, этот феномен внимательно изучался. Большинство учёных подтвердили вывод, что такое путешествие невозможно. Иначе пришлось бы заявить, что так называемые звёзды, которые мы видим ночью – огромные миры, удаленные на невообразимые расстояния от нашего мира. Но ведь всякий образованный енот знает, что на самом деле звёзды – всего-навсего висящие в небе огни, и многие из них висят совсем близко.

Пожалуй, наиболее удачное объяснение, откуда могла возникнуть идея о заоблачных мирах, предложено Прыгуном. Все очень просто, говорит он: древний рассказчик по-своему, – то есть так, как он сам понимает это, – изобразил исстари известные Енотам миры жутеров.

Оранжевое сказание. Пустынь. Глава 1

ОРАНЖЕВОЕ СКАЗАНИЕ. Пустынь

Глава 1

Мокрая пелена из нависших туч плыла рваными космами меж голых деревьев. Она задерживалась у кустов орешника, огибала углы зданий, скрадывала горизонт. Мелкие капли поблёскивали на железной поверхности молчаливых механоров, и темнили плечи троих людей, слушающих человека в рясе, который нараспев читал с книжных страниц:

– Я есмь воскресение и жизнь…

Позеленевший от поросли мха каменный крест, вершивший купол часовни, сложенной из серого гранита, тянулся сквозь слои полосистого тумана вверх к чему-то, невидному глазам. Тянулся с первого дня, как его вытесали из мрамора и установили на склепе как символ, близкий сердцу первого из семейства Раскиных, – Глеба, – в последние моменты его жизни.

А священник продолжал:

– И всякий живущий и верующий в меня…

Дмитрий Раскин почувствовал, как его руку сжимают пальцы сына, слышал тихенький плач матери, видел неподвижно стоявших механоров, с почтением замерших перед прахом своего хозяина, вернувшегося в конечное пристанище всего. Горестные мысли не оставляли в покое:

«Понимают ли они, что перед ними происходит? И как представляют себе жизнь и смерть? Что думают о причине, почему Раскин Николай сейчас лежит перед ними в деревянном ящике?»

Николай Глебович, четвёртый из устроивших свою жизнь здесь, на этих склонах и полях Раскиных, жил и умер тут, никуда не выезжая, и теперь его ожидал вечный мрак и покой на маленьком семейном кладбище, которое построил первый из них. Сделал это для всех последующих, для долгой призрачной череды потомков, которые будут здесь обитать и дальше, соблюдая установленные Глебом Сергеевичем правила, нравы и образ жизни.

По телу Дмитрия пробежала дрожь, предательски защипало веки, и гроб расплылся, голос человека в рясе слился с шёпотом ветра, пробегающим в ветвях деревьев, обступивших покойного почётным караулом. В уме роились воспоминания – высокий, седой человек бродит по окружающим полям, вдыхая утренний воздух, стоит перед пылающими поленьями камина, сидит в кресле, и читает книгу.

Спокойствие, которое даёт человеку размеренная жизнь. Смирение. Полное отсутствие лихорадочной гонки. Понимание, что ты нужен окружающим, домашний уют. И широкое приволье вокруг дома…

Трофим взял его за локоть:

– Отец, – еле слышно позвал он, – Отец.

Отпевание закончилось. Человек в облачении закрыл книгу. Шестеро механоров подняли гроб.

Следом за ними к свежевырытой могиле подошли люди и молча смотрели, как механоры завершили траурную церемонию, насыпали на могилу земляной холмик, установив временный деревянный крест с табличкой:

РАСКИН НИКОЛАЙ ГЛЕБОВИЧ

И больше – ничего. Только имя. Этого вполне достаточно, подумал Дмитрий. Так же, как и на могильных надписях у других членов семьи, начиная со Смагина Анатолия Сергеевича. Помнится, его прозвали Антоль Смага. На его дочери Марине был женат Глеб Сергеевич, первый из Раскиных, который тоже здесь покоится. За ним последовал его сын, Раскин Дарет Глебович. Сын Дарета, второй Глеб, которого назвали так в честь деда, тоже похоронен здесь. Сегодня рядом с его могилой упокоен уже его сын – Раскин Николай Глебович.

Дмитрий хорошо