Калейдоскоп - МаксВ

дерево. Как общался с соседями. Что в этом квартале была совершенно уникальная атмосфера. Все друг друга знали, ходили в гости, помогали, чем могли. Дети вместе учились. Вокруг высились многоэтажки, а тут получилась своего рода деревенька. Я в детстве очень любил слушать его рассказы об этой жизни. В них всегда присутствовало что-то жизнеутверждающее, и – надежда на уверенное завтра. И вот я приехал, и увидел этот дом. И он показался мне буквально призраком прошлого, который манит к себе. Теперь он брошен, брошен навсегда, а ведь был раньше очень дорог кому-то… Я стоял и смотрел, и вдруг подумал, что можно сделать большое дело, если попробовать сохранить его. Чтобы все остальные тоже могли увидеть этот пейзаж, и как тут раньше жили люди.

Внизу, над зарослями орешника взвился столбик сизоватого дыма.

– А что с ними? – спросил Раскин, указывая рукой в ту сторону.

– Люди живут. Да пусть живут там, если хотят, – ответил Дмитрий, – работа тут скоро найдётся. И жильё тоже. У меня только одна забота – я сам не могу ежедневно этим заниматься. Мне нужен человек, который смог бы руководить этим процессом. И делал бы это от души.

При этих словах он посмотрел на Раскина.

– Давай, Глеб, соглашайся, – сказал Антоль.

Раскин покачал головой:

– Марина уже присмотрела домик в Холмах.

– Так тут и не нужно жить постоянно, – заметил Парамонов, – Будете прилетать каждый день, и все дела!

Тут снизу раздался чей-то приветственный возглас.

– Да это Стёпа! – Антоль помахал посохом, – Степан, поднимайся!

Все трое молча наблюдали, как невысокий, вихрастый мужчина взбирается вверх по склону.

– Потолковать надо, Глеб, – заговорил пришедший, подойдя ближе, – Мысль появилась. Ночью. Да так запала в голову, что заснуть потом не мог.

– Говори. Что за мысль? – спросил Раскин.

Степан покосился на Парамонова.

– Да всё нормально, дружище, – заметил его взгляд Раскин, – это Парамонов, Дмитрий. Помнишь его деда, Семёна?

– Во дела! Конечно помню! – закивал Стёпа, – он ещё полез в эти дела с пиковиной, верно? Получилось у него?

– Всё хорошо получилось. И получил немало, – ответил Дмитрий.

– Ну, молодец. Приятно слышать. По правде сказать, я тогда сомневался, что у него выгорит с этой травы. Много он мечтал тогда, по молодости

– Так что за идея, Степан? –перебил его Раскин.

Стёпа кивнул:

– Да, слушайте. Вы слышали про туристские колхозы?

Глеб кивнул:

– Ага. А ты о чём?

– Туда туристы приезжают, чтоб в колхозников поиграть, – продолжал Степан, – И им нравилось! Они ведь понятия не имели, что настоящая работа в поле – тяжкий труд, им представлялась банальная романтика – коровы, овечки, дудочка на закате и…

– Погоди, погоди, – перебил его Раскин, – ты хочешь сделать подворье для туристов?

– Подворье не подворье, а вот насчет туристской компании подумать можно. Сейчас настоящих домашних хозяйств почитай, что и не осталось, люди все равно не знают толком, что это такое. А уж мы им распишем – про тыквы с кружевами на корке и всякие прочие красоты…

Глеб внимательно посмотрел на Стёпу:

– А ты знаешь, дружище, ведь должны клюнуть. Ещё и драться будут в очереди – только дай им провести отпуск в самой настоящей, неподдельной старинной избе!

Собеседник утвердительно кивнул:

– И я так думаю. Вот только надо придумать, что с этими сикарашками делать. Ума не приложу.

– Ты о чём говоришь?

– Да эти, знаете, как термиты. Я слышал, что их как-то ещё по-другому называют.

Раскин утвердительно сказал:

– А, понял о ком это. Этих насекомых называют «теримаго».

– Во-во! Точно, а если ещё правильнее, то больше подходит имя «дерьмаго»! Целую пирамиду уже на задах у меня выстроили, мне до груди доходит!

– Да вот это последствия потепления. Раньше они у нас не водились, они же южные обитатели. А что ты вспомнил, мешают?

– Да лазят везде, жрут всё подряд. Не знаете, чем их потравить можно?

– Их убивает обычный медицинский пенициллин. Когда эти насекомые стали у нас появляться, в администрации этот вопрос возникал, и мы делали запрос биологам. Вот они такое средство советовали. Да ты подожди, сильно не усердствуй. В природе всё предусмотрено. Насколько я помню, они питаются гниющей древесиной. Так что польза тоже есть.

Внезапно из орешника на склоне, размахивая болтающимся плугом, с грохотом и визгом вырвался какой-то механизм.

– А это что ещё… – начал Дмитрий.

– Механический плуг, чтоб его ржа разъела! – воскликнул Антоль, – Я говорил, что его когда-нибудь замкнёт в мозгах, и он с ума сойдёт!

*****

На этих строках Красное сказание заканчивалось, и более никаких сведений по этому тексту у Собирателя нет. Всё мнения, которые могут возникнуть при ознакомлении с этим трудом – тема для дискуссий енотов у костра.

Пояснения к Оранжевому сказанию

Пояснения к Оранжевому сказанию

Оранжевое сказание все-таки для енотов как-то ближе, несмотря на его ментальную отдалённость от нашего племени. На этих страницах читатель впервые ловит себя на ощущении, что это сказание могло зародиться у ярко сгорающего полена, в окружении Енотов. Для Красного сказания такое трудно представить.

В словах, записанных здесь, провозглашаются некоторые из высоких моральных принципов, которые являются священными для Енотов. В повествовании происходит понятная для Енота борьба, пусть даже в ней усматривается этическое и умственное обнищание главного действующего в нём лица.

И, наконец, в Оранжевом сказании появляется очень близкий нам индивид – механор. В механоре Дядюшки Бэмса, впервые предстающем здесь перед читателем, мы узнаем персонаж, который уже не одну тысячу лет является любимцем маленьких енотов. Смышляй считает Дядюшку Бэмса истинным героем всего Цветного