Заколдованный круг - Пентти Хаанпяя

выпрямился, как пружина. Но тут тяжелое бревно встало дыбом. Ниеми не успел отскочить. Мелькнул чуб, с треском переломился багор. И парня не стало.

Сто человек стояли на берегу, но они не в силах были помочь.

Первым на берег выбрался Патэ Тэйкка, весь в поту, с изменившимся лицом и растерянным видом. Придя в себя, он спросил, что стало с другими…

Да, Ниеми уже не нужно заботиться о хлебе насущном. А как остальные? Их багры все еще мелькали посередине порога. Казалось, они и не стремятся к берегу, а подпрыгивают на бревнах, словно приплясывают. Видимо, они решили пропустить под собой разбушевавшийся поток бревен, а потом добраться до суши на последних, уже спокойных, приотставших бревнах. И действительно, когда залом уже почти рассосался, они, несмотря на предельную усталость, с поразительной ловкостью в самый подходящий момент устремились к плоскому камню посреди порога. Теперь они были пока что в безопасности и отдыхали, стоя по колено в воде, перекатывавшейся через камень.

Грохот лавины уже доносился из нижней части порога, а наверху пенилась полая вода. Но борьба еще не кончилась. Не могли же эти трое навсегда остаться на подводном камне! А снять их оттуда не так-то просто: течение было слишком сильное, а подплывать на лодке к камню опасно. Одноглазый Кунелиус, опытный сплавщик, решил попытаться сделать это. Но он не был уверен в успехе.

— Не могли выбрать места получше, — ворчал он. — Спустились бы на последних бревнах… Видно, кишка тонка. Но и сейчас им нелегко придется. Если я подплыву на такое расстояние, что можно будет прыгать, то они могут попасть в порог, если вообще прыгнут, а если подплыву слишком близко, то и это ничего хорошего не сулит…

Так и получилось. Лодка проскочила мимо. Те трое даже не попытались прыгнуть в нее. И это было понятно. Прыгнуть с камня, на котором они еле умещались и через который все время перекатывалась вода, даже на неподвижный предмет — и то нужно обладать искусством акробата. А тем более — в стремительно несущуюся лодку.

Потом стоявшие на берегу увидели, как один из троих разул сапоги и передал их товарищам. Это был Чемпион Пакканен. Свое почетное звание он получил еще в те времена, когда жил в большом мире и занимался плаванием и другими видами спорта. Теперь его мастерство понадобилось по-настоящему, для спасения собственной жизни. Он бросился в воДу. Обветренное лицо мелькало в волнах порога, как срез двадцатидюймового бревна. Он плыл легко, точно какое-то водоплавающее животное, и, казалось, скоро достигнет берега. Но потом течение стало сносить его все ниже. Он уже не приближался к берегу и порою скрывался под водой: давали себя знать холод и намокшая одежда.

Люди на берегу забегали, готовясь помочь пловцу. Одноглазый Кунелиус рычал на гребцов. Он на своей лодке успел подобрать Пакканена, когда тот уже несколько раз хлебнул воды. Чемпиона втащили За шиворот в лодку. Немного погодя, он приплелся мокрый до нитки к костру поварихи, икая и отплевываясь, потом выпил три чашки кофе, разделся и стал выжимать одежду.

— Ну и сила у этой воды: крутит, что крупорушка, — признался он. — Если плаваешь так себе, то нечего и соваться. Даже мне и то пришлось туго. И не знаю, удалось бы самому выкарабкаться…

Оставшиеся на камне двое — один по прозвищу Ворона, а другой — Щука — стояли в ожидании и покуривали.

— А что с этими-то делать? — недоумевал спасенный Пакканен: — Ворона не умеет летать, а рыба — плавать.

Начальник Пасо откусил жевательного табака.

— Затащите лодку на верхний конец порога и принесите метров двадцать веревки и топор.

Он не стал излагать свои планы обстоятельнее, в лодку сел один, гребцов не взял. С виду Пасо был похож на неуклюжего медведя, но все знали, что, когда начальник входил в раж, он проявлял недюжинную силу и ловкость. Лодка спускалась кормой вперед. Поравнявшись с камнем, Пасо с топором в руке перебрался на носовую часть лодки и что-то крикнул. Топор, привязанный к веревке, полетел прямо на головы стоявших на камне людей. Они успели пригнуться, топор бултыхнулся в воду, и они схватились за веревку. Пасо взял весло и подплыл к берегу.

Дальше все пошло, как по маслу. Стоявшие на камне люди легко подтянули лодку в заводь ниже камня, спустились на ней вниз по порогу и сошли на берег.

— Этот Пасо еще прыткий старик… — были их первые слова.

Так был разобран залом на Ванттаус-пороге. Но еще много лет спустя сплавщики пользовались таким летоисчислением:

— Это было в ту весну, когда Ниеми остался в Ванттаус-пороге…

У Патэ Тэйкки с бригадой выдалась целая неделя беззаботной жизни. Они стояли в Рантакюля. Порог был в порядке, бревна плыли сами по себе, без помощи багра, а почасовая оплата шла чуть ли не за круглые сутки. Какой-нибудь несведущий человек мог недоумевать: Куда же это годится! Ребята лежат себе полеживают, а деньги идут. А на самом деле может случиться и так, что этих «лежебок» у порога окажется слишком мало, и такая экономия дорого обойдется компании. Между прочим, в этом не раз уже убеждались и на Ванттаус-пороге.

Патэ Тэйкка подолгу лежал на крутом берегу, покрытом короткой зеленой травой, словно огромным роскошным ковром. Он лежал и думал о Ниеми, обезображенный и полуразложившийся труп которого, говорят, нашли. Почему не кто другой, а именно этот парень должен был погибнуть на Ванттаус-пороге? Может быть, он созрел для смерти, может, он совершил все, что ему суждено было совершить? Казалось, этот румяный парень с пышной шевелюрой проживет еще много лет, срубит не одно дерево, не один раз пробежит по скользким бревнам, не одну еще девушку обнимет, обзаведется семьей. А его вдруг не стало. Жизнь странная и непонятная штука. Может быть, ею управляет судьба, рок или всесильная случайность? Или, может, у Ниеми не хватило жажды жизни, воли.

Патэ Тэйкка был склонен думать, что жизнь, в сущности, не что иное, как отчаянная жажда жить. В ком живы эта жажда и воля, тот не падает духом, не погибает. Есть люди, в которых словно сам черт сидит: разруби такого на куски — он и то, пожалуй, выживет. Примером тому был некий Туракка, торпарь из Рантакюля. Он вечно был не в ладах с яткями. Никто теперь уже не знал, что они не поделили между собой. Однажды лесорубы так избили Туракку, что тот уже никогда не смог выпрямить своих пальцев: они остались скрюченными, как птичьи