Между Явью и Навью - Владимир Орестов

– Не, он и про нас не знает, – замотал головой младший. – Прознает – прибьет!

Старший мрачно кивнул, оглядывая разоренную постель.

– Что случилось? Где… эти?

– Слушайте меня, дети мои! Никакой он не княжий избранник! Нечистая сила в нем и в девке его! Изловить их надобно да отцу представить! Тогда и ваша правота подтвердится, и гнев на милость сменится!

Иоанна трясло, пересохший язык едва ворочался во рту, но мыслил он на удивление трезво. Такой случай показать ошибочность княжьего приказа! Сынкам наместника не обязательно знать, что амулет на шее беглеца настоящий – сам-то он дьяволом послан, не иначе. Вот до чего довело Киев якшанье с безбожниками-колдунами.

– Возьмите троих-пятерых воев, кому доверяете, велите молчать да бегите вослед! Торопитесь!

– А вы, отец Иоанн? – забеспокоился младший.

– Я сам до храма доберусь. Со мной Бог!

Учуяв погоню, Волшан обернулся зверем, но с Нежданы цепь не снял, как она ни молила. Были они на самой кромке леса и уйти уже не успевали. Конные догнали бы легко. Городище леса рубило много, и здесь он был редким – больше пней, чем дерев. Чувствуя, как дыбится холка, Волшан рыкнул на девку – беги, прячься – и встал мордой к погоне. За спиной захрупали сухие ветки под девкиными ногами – послушалась. Поволокла торбу с пожитками и одежей в овраг.

Первым вылетел десятник на давешнем рыжем коне и тут же едва не свалился на землю – распаленный конь при виде Волшана вздыбился, заржал, размахивая в воздухе передними ногами. Хороший конь. Такой и прибить может.

Вслед и еще трое подтянулись, вместе с другим братом. Там кони поплоше оказались – захрапели, заплясали. Двоих воев сразу опрокинули, одного вороной верхом унес в сторону реки.

– Га! – хлестанул рыжего десятник, напирая на ощерившегося Волшана.

Умный конь близко не шел, крутился вокруг. Волшан-то ненамного меньше его и страшен! У десятника лицо побелело от ужаса, но отступить перед младшим братом он не мог, пытался мечом до волкодлака дотянуться, а рука ходуном ходила. Младший с земли поднялся, меч из руки в руку перекидывает, в глазах – огонь. Не то смелый, не то глупый совсем. Волшан крутанулся волчком, отгоняя коня, да зарычал дико, аж самому страшно стало. На деревьях листья задрожали, у коня шкура пошла передергиваться. Взбрыкнул он как следует, десятник оземь грохнулся, а конь стреканул резвым галопом в сторону дома.

Оказавшись лицом к Волшановой оскаленной морде, братья сникли. Воинственный пыл куда-то подевался. Убивать их не хотелось, и не стоило. От остальных дружинников и следа не осталось. Волшан замер. Зверь мешал думать – он был голоден и зол. Мотнув башкой, Волшан прыгнул…

Расцарапанные и безоружные, сыновья наместника добрались до городских стен далеко за полдень. И никогда никому не признались, что приключилось с ними в то утро.

* * *

Они снова двигались вдоль дороги, не показываясь, но и не заходя далеко в чащу. Неждана молчала, хмурясь и покусывая губы, но не жаловалась. Волшан ее не жалел – шел привычным шагом, в меру широким, в меру скорым. Что делать с девкой в Киеве он так и не придумал, и ее присутствие тяготило все больше.

В полдень напились из холодного ручья и доели остатки козьего сыра, которого не хватило, чтобы насытиться ни ему, ни ей. Голодный и злой, Волшан обернулся к отставшей на пару шагов Неждане:

– Зря идешь. Там с тобой нянькаться не станут. Разом прихлопнут.

– Тебя, думаешь, не прихлопнут? – огрызнулась она.

– Говорил уже. На мне княжий знак…

– Сильно он тебе помог в Лтаве?

– Мстиславов знак, дура. Мстислав в Киеве сидит, – сердито отрезал Волшан.

Упрямая девка много дней ничего не желала слушать. Прицепилась хуже репья. И амулет на нее не серчал, постукивал по пузу, прикидывался обычным серебряным кругляшом.

– Скоро ночь. Обернемся, поохотимся. Ближе к Киеву уже не получится.

Она обрадованно подпрыгнула, сразу забыв про усталость. Двумя руками выпростала цепь из-за пазухи, и та легла поверх платья железным ожерельем.

– Дура ты, – вздохнул Волшан, осматриваясь в густеющих сумерках.

Заметил впереди прогалину и направился прямо к ней, не оглядываясь на отстающую Неждану.

Темнота упала резко. Волшан успел ступить на поляну, слабо серебрившуюся лунным светом по траве, когда боковым зрением увидел за Явью Навь. Там, в стране смерти, кто-то стоял, поджидая. Он догадывался кто.

Она была бы так же красива, как десять лет назад, если бы не несло от нее мертвечиной за версту да глаза, прежде сиявшие веселыми огоньками, не горели теперь угольно-черной злобой.

Вышагнула за грань Нави, будто и не было этой преграды, и встала перед Волшаном во плоти. Амулет заледенел, предупреждая об опасности, волчье чутье наружу рванулось – не то растерзать мавку, не то для того, чтобы бежать сподручнее было, а Волшан застыл на месте как громом пораженный.

– Здравствуй, любимый, – сладким голосом пропела мавка Ждана. – Не рад?

– Чему радоваться? – выдавил Волшан, едва шевеля языком.

– Ну, как же? Свиделись наконец. После стольких лет.

За спиной вскрикнула Неждана, послышалась возня и звериный рык, но он не оборачивался. Подумал, что убивать свою они не станут.

– С чем пришла? – спросил Волшан, мысленно примериваясь, как бы половчее успеть обернуться да мавку отправить, откуда пришла.

– Ой, какой ты стал! – изобразила она обиду. – Ну, раз хочешь сразу о деле, будь по-твоему. Сними медальку да поверни назад, любимый. Там дед Славко один совсем, помнишь? Тогда мы и его не тронем, и эту твою, – мавка кивком указала Волшану за спину, – в живых оставим. Обещаю. И сам ты тогда уцелеешь, а нет, – голос изменился, теперь она зашипела змеей, – так я тебя давно на этой стороне дожидаюсь.

– Грозишь ты смело, – недобро прищурился Волшан. – А так ли смело поступишь, если все-таки «нет»? С чего вдруг столько чести, да мне одному? И деда Славко вспомнила, и волкодлачкой грозишь, будто она не твоего рода-племени?

– Волша-ан, – кошкой мурлыкнула мавка, – и ты – того же племени, как бы не представлялся особенным. Задурил Славко тебе голову, но ведь я-то поправила, разве нет? С чего тебе за людишек биться? Ты их прежде не жалел, и они тебя не пожалеют – помнишь ли о том?

Она томно повела мертвенно-белыми плечами, и тонкая ткань бесстыжего платья соскользнула к ногам, оставив Ждану совершенно нагой. Залитая мертвящим светом луны, покачивая бедрами, она медленно двинулась вкруг Волшана, не сводя темных глаз с амулета.

– Сними его, брось. Не обнять мне тебя, не приголубить! Неужто не