Мрачные души - Артур Шницлер

целые страницы наизусть, слово в слово. Что касается до меня, я только дико скучал и, лежа иногда днем на кровати, ясно и с ужасом чувствовал, что вот-вот сойду с ума. Казармы наши были расположены за деревушкой, состоящей приблизительно дворов из тридцати. Ближайший же город, находящийся от нас в часе езды, был грязен и отвратителен – он был населен почти исключительно евреями. И мы волей-неволей должны были иметь с ними дело, потому что и трактирщик, и ресторатор, и сапожник были евреи. И, разумеется, мы их оскорбляли на каждом шагу. Нас, между прочим, как-то особенно злило и еще враждебней против них настраивало то, что в полку нашем служил один принц, который, неизвестно почему – шутки ли ради или просто из личной симпатии к евреям, – необыкновенно вежливо отвечал на все их поклоны и приветствия. Он, кроме того, явно и намеренно покровительствовал нашему врачу, который тоже был иудейского происхождения. Я бы, конечно, сейчас не стал касаться всех этих подробностей, если бы эта странность или прихоть принца не свела меня с человеком, которому было суждено установить эту таинственную, непонятную связь между вами и мной… Человек этот был не кто иной, как фокусник, сын еврея-кабатчика из соседнего городка. Еще мальчиком попал он в какой-то магазин в Лемберг, потом очутился в Вене и тут выучился у кого-то нескольким карточным фокусам. Научившись еще и другим сложным фокусам, он усовершенствовался в этом искусстве настолько, что стал ездить по городам и с успехом выступать на разных открытых и кафешантанных сценах. Летом он обыкновенно приезжал на родину, к родным. Тут он никогда не выступал, и я, случайно увидев его на улице, обратил внимание на его странную внешность. Это был маленький, бритый и худой человечек лет приблизительно тридцати, одетый хоть и далеко не по сезону, но с видимой претензией на моду и франтовство: в длинный черный сюртук и нарядный жилет, шитый золотом. На голове был цилиндр, а на носу – при ослепительном солнечном свете совсем темное пенсне.

Как-то мы сидели в казино после ужина у своего длинного стола. Человек нас было пятнадцать-шестнадцать. Стояла душная ночь, и все окна были настежь. Кое-кто из товарищей уселся за карты, кое-кто стоял у окна и разговаривал, иные молча курили и пили. Вдруг вошел дежурный капрал и объявил о прибытии фокусника. Сначала мы удивились, но фокусник, вошедший непринужденно и с достоинством, сказал несколько вступительных слов по поводу того, что он выражает благодарность за оказанную ему честь – приглашение в наше собрание. Говорил он с легким еврейским акцентом. Речь его относилась к принцу, любезно к нему подошедшему и, конечно, назло нам, крепко ему пожавшему руку. Еврейчик принял это как должное и заявил, что сначала он покажет несколько карточных фокусов, а потом приступит к опытам по магнетизму и хиромантии. Не успел он это вымолвить, как многие из товарищей, сидевших у стены в углу, заметили, что все фигуры у них в колоде исчезли, а потом вдруг по знаку фокусника пропавшие карты влетели обратно в окно. И все другие фокусы, показанные им вслед за этим, превосходили по ловкости все, виденное мною до того. Но еще более удивительными оказались магнетические опыты, произведенные им потом. Мы не без ужаса наблюдали, как наш юный офицер-философ, усыпленный фокусником, по внушению последнего выскочил в открытое окошко, пробрался по совершено гладкой, оштукатуренной стене на крышу, быстро обошел ее всю у самого края и потом спустился во двор. И когда наконец он, сойдя, очутился внизу, наш начальник сказал фокуснику:

– Ну, знаете, если б он разбил себе голову, вы бы не вышли живым из казармы…

Не забуду никогда его презрительного ответного взгляда и слов, обращенных к полковнику. Он почему-то произнес их тихо и медленно:

– Не хотите ли, господин командир, чтоб я предсказал вам по линиям руки, каким выйдете вы из казарм, живым или мертвым?

Не знаю, что ответили бы ему в другое время на такую вызывающую фразу и полковник, и мы, но общее настроение было до того возбуждено и приподнято, что никого не удивило, когда начальник наш протянул фокуснику свою руку, слегка передразнивая его акцент.

– Ну, читайте, – сказал он.

Это происходило во дворе, где все еще стоял у стены усыпленный офицер, с руками, распростертыми, как у распятого на кресте. Фокусник взял руку полковника и принялся внимательно рассматривать линии.

– Ну что ты там, еврей, прочитал? – спросил один из офицеров, порядком подвыпивший.

Фокусник покосился в сторону и серьезно ответил:

– Мое сценическое имя – Марко-Поло.

Принц положил еврею на плечо руку и сказал:

– О, у моего приятеля Марко-Поло очень острое зрение.

– Ну, что вы там видите? – спросил полковник несколько более вежливым тоном.

– Желаете, чтоб я все вам сказал? – спросил Марко-Поло.

– Мы не можем вас насильно заставить, – сказал принц.

– Говорите все! – воскликнул полковник.

– А я предпочел бы умолчать, – ответил Марко-Поло.

Полковник громко рассмеялся:

– Ну, ну, говорите!.. Не так уж это и страшно… А если и страшно, то ведь это совсем не значит, что должно быть непременно верно…

– Да, это страшно, – сказал фокусник, – и притом еще верно.

Все смолкли.

– Ну и что же? – спросил полковник.

– Вам не придется больше испытывать холод, господин командир, – ответил Марко-Поло.

– Почему? – воскликнул полковник. – Разве полк наш переведут в Риву?

– Я не знаю ничего про полк, господин командир, но вижу только, что к осени вам уж не жить.

Полковник рассмеялся, но все молчали.

Уверяю вас, что нам всем в эту минуту казалось, будто перед нами стоит человек, безнадежно приговоренный к смерти. Потом кто-то из нас, очевидно намеренно, громко расхохотался, примеру его последовали другие, и мы шумно и весело вернулись в казино.

– Ну что ж, господа, – сказал полковник – моя судьба уж известна, а вот не захочет ли кто из вас узнать свою?..

Один шутливо воскликнул:

– О нет, мы не хотим ничего узнавать…

Другой заявил, что во имя религиозных убеждений следует протестовать против подобных предсказаний, а третий, совсем еще молодой офицер, нашел, что таких людей, как Марко-Поло, следует на всю жизнь сажать в тюрьму. Принц же с одним из старших офицеров стоял в углу и курил. До меня долетела его фраза:

– Как много чудесного на свете!..

Я подошел к Марко-Поло, который тем временем собирался уж идти, и тихонько ему шепнул:

– Погадайте и мне…

Он словно машинально взял мою руку, посмотрел и сказал:

– Тут совсем плохо видно.

И действительно, я заметил, что горевшие лампы вдруг потускнели и замигали, а