Стихотворения - Александр Дольский

чифирили каждый день.

Я - блондин, я - парень маркий,

каждый день мне мыться лень.

И сказал тогда Володя:

- Ты на улицу иди и умойся на природе -

ведь не зря идут дожди!

И ответил я Володе:

- Ты подстрижен, как лопух,

и одет ты не по моде,

дегустатор бормотух!

И вообще, в твоих галошах,

а когда ты пьешь - вдвойне,

ходит дядя нехороший

ко второй твоей жене.

В разговор тут встрял Валера -

был моложе он всех нас:

- Если хочешь, для примера

я продам твой синий глаз.

Я сказал ему: - Валера!

Как подруг твоих мне жаль,

что за гробом кавалера

понесут свою печаль.

Я башку его лопатой

зацепил - и ничего.

Быть Валерочке богатым -

не узнали мы его.

Он лежал совсем негромко,

подниматься не хотел...

Тут Володю слишком ломкой

деревяшкой я огрел.

Деревяшка поломалась.

Вова взял огромный лом,

зацепил меня он малость

(только скрытый перелом)...

Я ударился об угол,

полчаса лежал без сил,

тут к виску мне Вася уголь

непотухший приложил,

а Володю сунул в печку

охладить немного чтоб,

и Володино сердечко

запросилось сразу в гроб.

Тут Валера встал и в силе

Васю шмякнул визави...

А потом мы чифирили

и пели песни о любви.

1975

ВДОЛЬ ОГРАДЫ ПО ФОНТАНКЕ

Вдоль ограды по Фонтанке

в тапках войлочных бредет

обезумевший от пьянки

петербургский обормот.

Раньше был красив и нужен

и народу, и жене,

и побрит, и отутюжен

бывший старший инженер.

Он с приятелем Абрамом

без похмелки умирал

и лечился тетурамом,

эспераль в живот вшивал.

Но денечки наступали -

начинал опять с пивка.

Вот и водочка в бокале,

и опять дрожит рука.

По расколотым стаканам

разливал одеколон

и с приятелем Иваном

просыпался у колонн,

у Казанского собора

или на Пороховых,

и в общественной уборной

похмелялся на троих.

А милиция встречала

с безразличием его.

Пил он много, ел он мало

и не трогал никого.

Думал он всегда о зелье

и в упор не видел баб,

и, скукожившись с похмелья,

умер друг его - прораб.

Он ходил по воскресеньям

к неудавшейся родне,

где его в убогих сенях

били шваброй по спине.

Он сынишке и дочурке

мокрым глазиком моргал,

брал из пепельниц окурки

и пятерку вымогал.

Но показывала кукиш

ему бывшая жена.

А на кукиш ты не купишь

ни закуски, ни вина.

А дочурка и сынишка

с безразличием лица,

ухватившись за штанишки,

убегали от отца.

Так и жизнь его пропала

из-за вин недорогих.

Счастья в жизни знал он мало.

Но не менее других.

И идет он по Фонтанке,

бывший старший инженер,

бесполезный из-за пьянки

и народу, и жене.

Он идет, заливши око,

и бормочет, как сквозь сон,

то ли Фета, то ли Блока,

то ли так - икает он.

1975

САМОЛЁТ МОЙ

Август в звездные метели

гонит нас из дома...

Самолет мой - крест нательный

у аэродрома,

Не к полетной красоте ли

вскинут взгляд любого?..

Самолет мой - крест нательный

неба голубого.

Злится ветер - князь удельный

в гати бездорожной...

Самолет мой - крест нательный

на любви безбожной.

Свет неяркий, акварельный

под стрелой крылатой...

Самолет мой - крест нательный

на любви проклятой.

Я сойти давно хочу, да

мал пейзаж окрестный.

Распят я, и нету чуда,

что летает крест мой.

Даль уходит беспредельно

в горизонт неявный...

Самолет мой - крест нательный

на тебе, и я в нем.

1975

ТАМ, ГДЕ ЮНОСТЬ ЖИВЁТ

Там, где жаворонок - лучший поэт

сочинил на голубом полотне

свой простой, неуловимый куплет

и исчез в вышине,

там, где в просеках толпятся цветы,

молодых стрекоз отправив в полет,

далеко, где пес и травы густы,

моя юность живет.

Она бродит по болотам, по ржи,

и порою глухариных токов

под сосной, раскинув руки, лежит

в том краю родников.

Я вернусь туда, в забытый рассвет.

Спросит Юность - Ты пришел навсегда?

Засмеюсь я и подумаю ~ Нет,

и скажу грустно - Да.

И смолой благоухающий лес,

и дурманом усыпляющих трав

Мою душу заберет у небес

и заткнет за рукав.

Я забуду про друзей и врагов

и стою - пацан - рука у виска,

без понятия веков и богов,

и тоска, тоска и тоска...

Погостить недолгий выделен срок,

и других долгов настанет пора.

Я опять покину этот мирок,

как когда-то с утра.

Там, где летние поля в васильках

бесконечные, как жизнь впереди,

я иду, и словно сойка в силках,

бьется сердце в груди.

1975

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТЕРБУРГ

Проедешь Обводный, и Питер

начнется в окошке вагона,

он справа, когда подлетаешь с востока -

взгляни на него с самолета.

Он вечно в дыму, и на севере -

грязного, сизого тона.

Представь - среди женщин, детей

и чиновников ждет тебя кто-то.

А кто-то не ждет, но от радости

речи лишится,

когда ты измученным телом

вомнешься в парсек коммуналки

и в грустных глазах отразишь

петербургские бледные лица,

увидишь, как мало пространства

и как его городу жалко.

Но это неважно, поскольку

другие миры в нас...

Они необъятны, и даже тоска наша

их не заполнит.

Смотри, говори, прикасайся

к руке непрерывно...

Ты опыт имеешь и знаешь,

что это не больно.

А вот и обои, нелепый рояль

и старинная эта лепнина,

скрипучий паркет в коридоре

длиннющем и черном,

амур запыленный с отбитым

крылом у камина

и я, Петербург, за пристрастье к гармонии

(Боже!) пожизненно твой заключенный.

1975

ЛАДОНИ НА ГЛАЗАХ

Я суетился, глупо жил, спешил в тоске и жажде,

вдруг кто-то руки положил мне на глаза однажды.

Прохладное от глаз к вискам я чувствую касанье -

узнать кого-то по рукам немое приказанье.

И я задумался на миг, качаясь как в вагоне, -

мужчина, женщина, старик?.. неясные ладони...

Кто так уверен, что со мной был близок или дружен.

что до сих пор в судьбе земной он мне зачем-то нужен?

Ах. это ты, мой старый друг, твоя повадка, точно!

Но нет... ладоней полукруг лежит легко, но прочно.

Да, вспомнил я. ведь ты ушел не в лучший день и час мой.

В ладонях теплых хорошо, и память тихо гаснет...

Теперь я понял - это ты! Откуда ты явилась?

Освободи от темноты, откройся, сделай милость!

Твоя вина. моя вина - забудь, и я забуду...

Ты? отгадал я! тишина... нет, не свершиться чуду.

Ах, это мама! мама, ты?! В ответ опять молчанье.

Заговорился. Темноты не видно окончанья.

С ума сошел я, фантазер, ведь ты скрестила руки

в краю лесов, в краю озер на вечныя разлуки.

Невольно так себе я лгу с закрытыми глазами.

Нет! отгадать я не могу, скажите имя сами.

Ах, нет, не убирайте рук! я памяти внимаю

и слышу чей-то сердца стук, но чей? Не понимаю...

Кто так уверен, что со мной был близок или дружен.

что до сих пор в судьбе земной он мне зачем-то нужен?..

1975

СТАРИКИ

В местах, где на граните Петербурга

забыло время то царапину, то шрам,

и тихий свет от солнечного круга

ложится без теней по берегам,

на мостиках горбатых по Фонтанке

и вдоль резных оград особняков

и в солнце, и в туманы спозаранку

встречаю ленинградских стариков.

Их лица, словно карты странствий дальних,

испещрены дорогами времен,

и свет в глазах туманный и хрустальный

скрывает связь событий и имен.

В их памяти лежит тяжелым кладом