Этот мир твой - Ярослав Маратович Васильев

школе, и джинн утверждали, что Вячеслав или вообще все, кого считают проспавшим шестнадцать лет, зачем-то очень нужны и людям, и свегам. К инопланетянам, особенно если они похожи на инсектов, не хотелось совсем. Значит, надо выбираться к людям. И тут Вячеслав сам себе на пустом месте создал проблемы. Ищут-то его в Заневке в районе проспекта Косыгина, но никак не в центре города. Отсюда, как было описано во всех фантастических книгах про попаданцев – за неимением иного пока стоило следовать их советам – цель-минимум для него найти укрытие на ночь. Нервное напряжение давало знать, ноги уже понемногу начинали наливаться свинцовой тяжестью, и хотелось спать. Всё равно, надо как можно дальше пройти через мёртвый город. Причём роботы-инсекты отныне не самый страшный враг. Закончить жизнь, встретившись со стаей бродячих собак, выйдет обидно и очень больно.

Идти дворами было небезопасно: и упасть на голову что-то могло, и те же собаки выскочить из-за угла, поэтому Вячеслав двинулся вдоль улиц. Наметил для себя, что по Садовой и по Гороховой улицам выйдет Семёновскому мосту через Фонтанку, а на той стороне реки уже начнёт искать себе укрытие на ночь. Поначалу он двигался перебежками от одного брошенного ржавого автомобиля к другому, затем осознал, насколько это глупо. Любой враг опытнее простого школьника, и наверняка у роботов датчики есть. Его спасение – в скорости, для этого противника надо увидеть заранее. Стоило перестать бояться каждого шороха, как идти стало намного веселее и быстрее. Вот только мост оказался обрушен. Неприятность не самая серьёзная, переходов через Фонтанку много. И если следующий мост тоже щерился обломанными плитами, то третий мост возле площади Ломоносова, насколько Вячеслав мог разглядеть с нынешнего места, выглядел целым. Но до него выходило ещё не меньше четверти часа ходу, а воздух на глазах начал синеть и густеть, до полной темноты оставалось мало времени и стоило поторопиться.

Именно торопливость его и подвела. Стараясь побыстрее добраться до моста, Вячеслав перестал осторожничать и оглядываться по сторонам. Двое вынырнули словно из ниоткуда, мгновенно парня скрутили и уложили лицом в асфальт.

– Глянь, Танкист, на эту цыпу? Его вояки на востоке ищут. А он здеся.

Вячеслав осторожно приподнял голову, ожидая, что его в любой момент опять ткнут лицом в землю. Нет, не стали. Наоборот, отпустили и дали подняться, хотя встали так, чтобы пленник не убежал. Тот, кого назвали Танкистом, оказался здоровенным небритым мужиком в чёрном кожаном плаще, из-под которого виднелись джинсы и берцы. На голове кожаный шлем, отчего мужик напоминал танкиста времён Второй мировой, наверное, из-за этого прозвище и получил. Второй был чернявый и похож на цыгана. Тоже в джинсах и берцах, верх – свитер и джинсовая куртка. Хотя погода была не прохладная, зачем-то же оба непонятных мужика так вырядились и парятся? По спине у Вячеслава прошёл нехороший холодок: он-то в одной рубашке, по погоде, но явно не по здешней моде.

– Значится так, – пробасил Танкист. – Деваться тебе некуда, если жить хочешь. Но если надумаешь дурковать и бегать, учти. Ромео у нас муху бьёт влёт, пробьёт тебе ноги. Воякам ты нужен живой и не покалеченный, ноги заживают быстро, и это не считается. Ясно? Не слышу ответа.

– Понял. Не побегу.

– Вот и молодца. Пошли.

Идти пришлось совсем недалеко, чуть больше сотни метров: поймавшие Вячеслава люди квартировались в Большом драматическом театре. Сначала парень себя обругал, выбрал бы другой маршрут – не попался. Но почти мгновенно здравый смысл взял верх. Ему сказали, что сдадут военным, эти люди вооружены и готовы его кормить и защищать. И плевать, чем они тут занимаются и как оказались, это не его Питер.

Драматический театр выглядел точь-в-точь как и дома, хорошо знакомое зелёное старинное трёхэтажное здание. Даже украшенный ажурным чугунным литьём козырёк над крыльцом, и тот сохранился. Зато внутри было темно. Ромео о чём-то переговорил с часовым, скрывавшимся в темноте гардероба, и пленника-гостя повели дальше.

Лагерь располагался в бывшем зале для выступлений. Кресла сдвинули в сторону, понемногу разбирая на дрова, освободившееся место заняли постели. В углу стояла пирамида автоматов. На сцене в очаге из выложенных стальных листов горел костёр, на котором что-то готовилось и так вкусно пахло, что Вячеслав сглотнул слюну. Костёр же был и единственным источником света. Танкист подошёл к какому-то мужику, видимо, старшему. Ромео подвёл парня к разложенному на полу одеялу, ткнул пальцем:

– Спать будешь здесь.

Затем сходил и принёс тарелку каши. Вячеслав пытался крепиться, рассмотреть остальных и понять, к кому он попал. Но от еды и ощущения безопасности первый раз за день его разморило, и едва миска показала дно, он мгновенно уснул.

***

Утром гостя-пленника сначала накормили и дали время прийти в себя и собраться с мыслями – отчего Вячеслав, наоборот, разнервничался, навоображав себе всяких ужасов. Разговаривать главарь решил не в полумраке концертного зала, а в холле второго этажа, где огромные окна давали достаточно света. Холл здесь остался почти как в Питере-1, разве что паркет немного покоробился, да стены в некоторых местах были покрыты плесенью, которая противно пахла. А ещё возле выхода из концертного зала ужасно воняло, чем-то тухлым или гнилым, Вячеслава чуть не вывернуло, хорошо, от окон тянуло свежим воздухом.

Главарь ждал возле окна. Рядом был импровизированный стул из старого ящика, но мужчина стоял вполоборота к остальным и что-то высматривал на улице. Главарь был довольно молодым на вид, не старше тридцати, тёмные волосы и худое вытянутое лицо. Вячеслав невольно позавидовал: как и остальные, командир был одет в джинсы и берцы, но сверху пока не застёгнутая рубашка, под которой очень рельефно вырисовывались мускулы на зависть актёрам боевиков. Вдруг он поднял голову и посмотрел гостю прямо в глаза. Вячеслав резко отвернулся, встретившись с ним взглядом, и только потом сообразил, в чём дело. Глаза у главаря были глубокого агатово-чёрного цвета, и нельзя понять, где заканчивается радужка и начинается зрачок. Вид у этих глаз был странный, мертвенно-неподвижный,