Эволюция Генри - Владимир Алексеевич Ильин

от него ветра, то ли мертвого штиля на неделю… Но правильнее будет ждать неприятностей.

Я уселся на бордюр, обнял руками колени и постарался успокоиться.

Судя по холоду, уже наступила зима — или это меня так знобит…

Листовка, брошенная ветром вместе с мелким мусором и опавшими листьями, сама попала под ноги. На цветастой бумажке со звездно-полосатым флагом, быстро прижатой подошвой, чтобы не улетела дальше, смотрела вдаль какая-то насквозь незнакомая морда. «Голосуйте за порядок и закон! Фрэнка Бернетта в мэры Вингстона!».

Присмотрелся к дате — выборы назначены на двадцатое октября. А раз листовка какая-то квелая, и людей рядом не видно… Получается, от тех выборов минимум три месяца прошло?.. Я с тоской посмотрел на заросшую улицу — и непонятно сколько лет…

Неприятное ощущение в животе, не покидавшее все время спуска по стене и движения вдоль дома, дополнилось сильным голодом. Пожрать бы, не ел уже… знать бы сколько…

Идти к Раджешу? А если там также, как здесь? Но ведь что-то могло остаться из съестного… Голод путал мысли, в мыслях отчего-то стояли полки магазина, сочные бургеры и сладкий аромат поджаренных сосисок.

— Да что ж такое, — согнуло тело пополам спазмом желудка.

Не траву же есть… Может, в домах что осталось?.. Но от мысли вернуться в разгромленный подъезд становилось как-то тоскливо — ушел, и все, идем дальше. Сам ведь решил. И цель есть — добраться до работы, а там буду смотреть по сторонам — пообещал я ноющему брюху.

Пока шел, подобрал с земли железную трубу — метровый остаток непонятно откуда оторванных перил удобно лег в руку. И если сосредоточиться на приятном холоде, то и жрать не хочется столь сильно.

Верный поворот чуть не прошел мимо — по памяти я помнил, пора бы свернуть налево, но памятная улица никак не вязалась с небольшой рощицей тонких деревьев. Шагнул было в их сторону, присмотрелся и замер от вида школьного автобуса, через остов которого проросли тонкие, но высокие деревья. Кабина автобуса воткнулась в стену левого дома, а справа кузов специально развернули, чтобы он опирался о дом напротив — сам он бы так не заехал. Колеса давным-давно спущены, стекла выбиты, и только яркий желтый цвет все еще проглядывал сквозь листву.

— Обойдем, — чуть ошалев от такого зрелища, прошел я дальше, несколько раз обернувшись назад.

Странно, что асфальт деревца пробили только там — под ногами была точно такая же дорога. Из приятного — теперь она вела в сторону магазина Раджеша. Если все-таки сделать небольшой крюк и не сворачивать на следующем повороте… Впрочем, хотел бы я повернуть, то все равно не смог бы: очередной проход на соседнюю авеню оказался точно так же забаррикадирован, на этот раз хорошенько прогоревшими остовами внедорожников, вбитыми в неширокий проезд. Молодая поросль деревьев была и тут — окружившая почерневший металл и пробившая себе дорогу через окна и люки.

— Вы боялись того, что тут, или того, что там? — Шепнул я себе под нос, все еще предпочитая бормотать себе под нос, чтобы отделаться от тишины, царапающей нервы.

И что делать, если весь квартал так закрыт? Все равно лезть придется. Тогда лучше через автобус, наверное — он хотя бы не горел, есть куда ногу поставить без боязни, что гнилое железо провалится под ногой. Пока не ушел далеко, я развернулся обратно.

— Привет, — улыбнувшись от удивления, смотрел я на бродячую псину неопределенно рыжего окраса, замершую метров в сорока от меня.

Не особо крупная, мне по бедро — такие выпрашивают еду у сабвея с умными и грустными рожицами, отчаянно виляя хвостом.

Только эта замерла и уставилась, искоса поглядывая левым глазом, словно до того пыталась прошмыгнуть куда-то направо. Я посмотрел в ту сторону — какие-то завалы, идущие вдоль всей улицы — выброшенная из разбитых окон мебель в основном. Дома тут без решеток — вон и окна скалятся темными провалами. Мародеры тут явно работали на широкую ногу.

— Каждый своей дорогой, — кивнул я собачке, медленно отступая обратно.

Собака замерла неподвижно — только морду склонила чуть ниже, словно присматриваясь. Я тоже оценил покатые бока и кое-какие запасы мяса — аж слюну сглотнул.

Взгляд шагнувшей было вперед собачки стал настороженно-задумчивым.

А я только сейчас заметил, что пробегись она под прикрытием хлама до конца дома — то непременно оказалась бы от меня сбоку, на расстоянии одного прыжка. Тоже добавляет настороженности.

На всякий случай, с гулом махнул трубой в руке, заодно сделав вид, что поднимаю камень свободной рукой. Какие-то рефлексы оставались — на мои движения собака прижала уши и слегка отшатнулась, но морда все еще у земли, ноздри жадно принюхивались.

— А ну пшла отсюда! — Добавил я уверенности в голос, еще раз гулко взмахнув рукой, с удовлетворением замечая, как шавка хоть и шагает следом, но на какой-то десяток сантиметров, тут же замирая.

Движение рукой — шаг назад — подшаг от собаки. Движение — шаг — подшаг, и чем больше расстояние между нами — тем меньше глыба напряжения, давящая на плечи.

Вот уже и то, что осталось от павильона Раджеша видно. Следов пожара нет, что не помешало разбить витрины и свалить перед входом железные стеллажи. Металлические жалюзи, которыми хозяин магазина так хвалился, так и остались незакрытыми…

— Ну что, будем расходиться, — довольно покладисто предложил я собаке, намечая себе новый маршрут — вроде как, следующий поворот хоть и завален разнообразным хламом, но пройти поверху можно. — Накрылась надежда пожрать.

Но тут скотина присела на задние лапы и взвыла так, что прорисовался весь ее оголодавший хребет. А следом в ответ будто бы взвыл весь район — аж мурашки по спине, и что-то холодное бухнулось вниз по позвоночнику.

— М-мать! — Рванул я к магазинчику.

Чуя, как позади на улицах эхом отзывается собачий рев.

Одним прыжком перепрыгнув упавшие стеллажи, я бросился глубже, больно ударившись о кособоко стоявшую в проходе тележку. Где-то внутри магазина был вход внутрь дома — сам Раджеш обитал там же, то ли на первом этаже, то ли на втором. Перебравшись через разбитый морозильный ларь, я с ликованием отметил чуть приоткрытую дверь, которой не давал открыться вовнутрь железный короб, лихорадочно отпинул его и всякий хлам, чтобы получилась щель достаточная, чтобы протиснуться внутрь и резко хлопнуть дверь за собой.

Вовремя — десятка секунд не прошло, как в дверь ударилось что-то массивное, тут же обиженно заскулив,