Тайна Белой Розы (ЛП) - Пинтофф Стефани

Генерал Бингем тоже считал себя реформатором, но он не был Тедди Рузвельтом. Манеры генерала были грубыми, речь — резкой, и ему не хватало той уникальной смеси энтузиазма и благоразумия, которая позволила тогдашнему комиссару Рузвельту осуществить радикальные перемены.

Другие, возможно, злились, что преемники Рузвельта не сделали большего, но я уже давно решил, что обида мало что решала — и мне не хотелось тратить свои собственные усилия на то, что нельзя было изменить.

Жизнь никогда не будет одинаково благосклонна ко всем. А жертвы преступлений, с которыми я сталкивался на своей работе, часто напоминали мне, что общая цель, которую я разделял со своими коллегами, — раскрытие насильственных преступлений — была гораздо важнее, чем различия, разделявшие нас.

Худощавый сгорбленный мужчина быстрым шагом вошёл в комнату и сел рядом со мной, нервно поглядывая на карманные часы. Генерал громко обратился к нему:

— Не смогли прийти вовремя, Петрович? — он устремил ледяной взгляд на опоздавшего.

— Простите, сэр, — смущенно пробормотал мужчина.

— Сегодня утром мы заняты важным делом.

Речь генерала была отрывистой, и он почти проглатывал каждое слово. Стукнув кулаком по столу с такой силой, что его инвалидное кресло откатилось назад, по меньшей мере, на полметра, он произнёс:

— Прошлой ночью уважаемый судья — честный человек — был зверски убит в своем собственном доме. Не нужно далеко ходить, чтобы найти убедительный мотив. Судья Хьюго Джексон председательствовал на процессе Дрейсона. На самом деле, многие из вас здесь, в этой комнате, были вовлечены в дело о последствиях взрыва, в организации которого обвиняют Дрейсона.

По всей комнате разнеслись комментарии вроде «проклятые анархисты», и несколько человек закивали головой.

— Судья Джексон собирался отправить Дрейсона на электрический стул — мощный мотив для Дрейсона организовать убийство судьи из его собственной тюремной камеры. В этом я не сомневаюсь. — Комиссар сделал драматическую паузу. — Задача для нас будет заключаться в том, чтобы выловить тех анархистских подонков, которые ему помогают.

— Выловить? — Большой Билл Ходжес приподнял бровь. — Не обижайтесь, генерал, но когда эти люди узнают, что мы их ищем, они исчезнут. Вспомните, как долго мы пытаемся арестовать Макса Багински. Он — самый опасный из них всех, а мы до сих пор не можем его поймать.

— Вот почему нам нужен другой подход, — ответил генерал, широко улыбнувшись. — И вот почему я собрал вас здесь.

Он по очереди обвёл ледяным взглядом своих синих глаз каждого из нас, но мне показалось, что на мне его взгляд слегка задержался.

Затем Бингем повернулся к сидящему слева заместителю.

— Приведите парня.

Заместитель комиссара исчез и через несколько минут вернулся с молодым человеком лет семнадцати, чьи волосы представляли собой спутанную массу соломенных кудрей. Он неуклюже встал рядом с генералом, глубоко засунув руки в карманы брюк.

— Это Оливер, — объявил генерал. — Мы завербовали его прошлым летом после взрыва, и я рад сообщить, что он успешно внедрился в группу анархистов, которые регулярно встречаются в пивной Филиппа Ру. У него есть для нас имена. — Он похлопал мальчика по спине. — Конкретные имена. И если мы не сможем найти тех, кого назвал Оливер, мы будем нацеливаться на их семьи. Мы превратим их жизнь в сплошные страдания, пока люди, которых мы ищем, не сдадутся.

Второй заместитель — высокий мужчина — обеспокоенно взглянул на начальника.

— Генерал, при всем моем уважении… я не уверен, что мы имеем на это право.

— Чушь собачья, — ответил генерал. — Вы забываете, что в этом городе закон — это я. Я не планирую ничего сверх того, что позволяет закон. Но мы можем поставить их под наблюдение. Они и шагу не сделают без нашего ведома. Мы не будем вмешиваться в дела бара, наблюдая издалека за его посетителями.

Бингем усмехнулся.

— Мы ударим их в самое больное место. Посмотрим, сколько посетителей захотят зайти на стаканчик пива, когда за ними так пристально наблюдают. — Генерал прищурился. — И тогда они сами выдадут нам тех, кого мы разыскиваем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы упомянули, что у вас есть имена, сэр? — тихо спросил Савино. — Люди, за которыми мы должны наблюдать?

— Не наблюдать, — взревел генерал. — Я хочу, чтобы вы выслеживали их, как зверей, которыми они и являются. Напиши их имена на доске, парень, и расскажи нам о них.

— Я… я не могу, — произнёс, заикаясь, Оливер.

— Совсем забыл. Ты же неграмотный. Но ты умный мальчишка, не тот глупый толстяк, которого я нанял в прошлый раз.

Оливер густо покраснел, а Билл Ходжес схватил мел и обратился к нам:

— Мы вызвали сюда четырех детективов из-за ваших связей с нашими главными подозреваемыми.

Волосы на затылке у меня тут же встали дыбом.

— Связей, сэр? — вопрос вырвался у меня прежде, чем я успел его осознать.

— Совершенно верно, детектив… Зиль, если мне не изменяет память? Каждый из вас имеет какое-то отношение к людям, которых мы разыскиваем. — Генерал повернулся и окинул меня проницательным взглядом. — Не стану отрицать, что я был раздосадован, когда вдова убитого начала настаивать, чтобы вы присоединились к моему делу. Мне плевать, кем являются её родственники; я не люблю, когда люди вмешиваются в мою работу.

— Никто и не вмешивается, сэр, — спокойно ответил я.

Он снова улыбнулся.

— Ну, иногда провидение проявляет странную заботу о нас, детектив. Теперь я осознал, что вы действительно идеально подходите для этого дела. Наш четвертый мушкетер, так сказать. Оливер все объяснит.

Я больше ничего не сказал, но настороженно посмотрел на Оливера. Я заметил, что трём детективам, присоединившимся ко мне, тоже было не по себе.

Теперь мне стало ясно, почему высшее начальство с такой готовностью согласилось на просьбу миссис Джексон привлечь меня к этому делу: мое прошлое — детство, проведенное в многоквартирных домах Нижнего Ист-Сайда, рассаднике преступников и анархистов, — вполне соответствовало их целям.

Очевидно, один из моих товарищей по детству вырос и превратился в человека, подозреваемого в этом преступлении. Я разочарованно понял, что такую возможность Малвани явно не продумал.

И все же, возможно, это было к лучшему. Мне не очень хотелось работать лично с генералом.

— Я хожу на встречи к Филиппу Ру с августа, — запинаясь, начал Оливер. — Я рассказал всем, что моя мать умерла от переутомления на фабрике, и что я хочу внести свою лепту в улучшение условий труда. Теперь я в курсе всех последних новостей, в том числе о том, когда и где запланированы собрания, и кто их возглавляет.

Он замолчал, чувствуя себя неловко в центре всеобщего внимания.

— Продолжай, — подбодрил его Ходжес.

— Радикалы, которые встречаются у Ру, много говорят о революции, о правах женщин и о свободной любви, — продолжал он, краснея от смущения. — Все они поклоняются Эмме Голдман и хотят писать для ее нового журнала «Мать Земля».

— Журнала? — усмехнулся Ходжес. — Ты же не всерьез? Ей-Богу, мы тут говорим об убийстве…

— И мы все знаем, как слова Эммы Голдман заставляют людей действовать, — прервал его генерал. — В конце концов, она вдохновила своего любовника на убийство одного из богатейших бизнесменов мира.

Я знал, что он имеет в виду Александра Беркмана, отсидевшего четырнадцать лет за попытку убийства Генри Клея Фрика. Освободился он только прошлой весной.

— Два человека, — продолжил Оливер, — являются явными лидерами. У них есть прямой доступ к самой Красной Эмме, и большинство из них и пальцем не пошевелят, не получив разрешения от одного из главарей. Так что вероятность, что судья Джексон был убит анархистами без ведома этих людей, равна нулю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он посмотрел на Билла Ходжеса, который стоял наготове с мелом в руке.

— Первый — Джереми Вессон, — произнёс Оливер.

Ходжес написал это имя на доске большими буквами. Мне эта фамилия ничего не говорила, но я заметил, что Говард Грин сильно вспотел.