Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На отдельной так на отдельной, – пожал плечами Привезенцев. – Утром напомните только, хорошо?
– Конечно-конечно! – пылко заверил Геннадий. – Спасибо!
Круто развернувшись, он вернулся к своему мотоциклу, забрался на него и поднял руку, привлекая общее внимание.
– Важничает, – хмыкнул Альберт, глядя на чиновника поверх очков.
– Имеет право, – саркастически произнес режиссер. – С самим Лазаревым дружит! Это вам не хухры-мухры!
Альберт расплылся в улыбке и, поправив очки, нахлобучил на голову шлем.
«А все-таки хорошо, что его тоже вызвали, – подумал Владимир Андреевич, посмотрев в сторону журналиста. – Хоть есть с кем поговорить».
Он окинул свою команду задумчивым взглядом. Народ неплохой, но интересы разные, общих тем для разговора фактически нет, поэтому Альберт в этом отношении – просто дар свыше. А вот Рожков…
«С другой стороны, не его, так кого-нибудь другого нам Лазарев бы подсунул. Совсем без надзирателя бы точно не отпустил, не в его духе. Так что, возможно, еще не худший вариант».
Привезенцеву вспомнился их первый мотопробег по Сахалину. Тогда, в 1958 году в команде собрались совсем другие люди, но что в тот раз, что теперь среди них непременно был соглядатай Лазарева.
«Что это? Трусость? Или просто желание постоянно держать руку на пульсе?»
Во время путешествия по острову обошлось без особых проблем – благо, надзиратель сильно не высовывался – только записывал что-то в крохотный блокнотик и время от времени спрашивал у Привезенцева то и это. Владимир Андреевич сдержанно отвечал, и в итоге все закончилось хорошо: по результатам мотопробега выговоров никому не объявили, а самого режиссера даже поощрили благодарностью – за написание книги совместно с двумя другими журналистами, один из которых – о, чудо! – как раз таки и был ставленником Лазарева.
«Ну, и Бог с ним. Тем более что он действительно помогал, а не просто числился в авторах. А мне «славы» не жалко».
И вот – новое испытание, на сей раз куда более трудное: почти пятнадцать тысяч километров рядом с верным соглядатаем зампредседателя горисполкома. Пока что Рожков не сильно мешал путешествию и вел себя ровно так, как и подобает любому мелкому чиновнику – упивался той незначительной властью, которая ему перепала. Впрочем, в масштабах их скромного отряда даже такой самодур мог нанести определенный вред.
«Надеюсь, я ошибаюсь, – подумал Привезенцев, – нам и без того немало придется потерпеть… хотя если он вокруг замены колеса так лихорадочно скачет с криками: «Не снимай, не пиши», то что от него можно ждать в более щекотливой ситуации? Посмотрим-поглядим… В любом случае, это должно быть, как минимум, интересно».
Мотоцикл Рожкова тронулся с места и медленно выполз на дорогу. Привезенцев запустил камеру и начал съемку. Альберт дал газу, и «Урал», взревев мотором, поплелся вперед, по изуродованной трещинами грунтовке в направлении портового города Холмск.
Утром было назначено отплытие и торжественные проводы.
«Софья с детьми приедет…»
От этой мысли на душе стало тепло.
* * *
2015
– А вот и мой дом, – сказал я, не в силах сдержать улыбку. – Здесь я жил.
Мы стояли рядом со старой южно-сахалинской пятиэтажкой, на которой располагалось мозаичное панно «1917-1967» – идеальный кадр для нашего фильма.
– Снимай-снимай, – будто прочтя мои мысли, буркнул Денис оператору.
– В шестьдесят седьмом его и закончили, – повернувшись к камере, объяснил я. – Приурочили сдачу к пятидесятилетию Октября. Ну это как раз год ралли «Родина». Там много чего достраивали в тот год, так что – мелочь вроде бы… но вместе с тем – символично.
Мы обошли дом кругом.
– А вон окна нашей квартиры. Вон моя комната… да, столько воспоминаний!..
Честно скажу, современный Южно-Сахалинск меня очень радовал. Когда я только-только начал интересоваться путешествием моего деда и прилетел сюда, чтобы покопаться в местном архиве, город уже был довольно ухоженным, а сейчас и вовсе расцвел: новая плитка на тротуарах, новый асфальт, новые красивые фасады администрации и рядом стоящих зданий. Местные говорили, что это связано с месторождениями нефти, которые активно разрабатывали… Мол, нефтедобытчикам теперь разрешают качать «черное золото», а они в свою очередь реставрируют центр города. Эта версия была вполне похожа на правду – учитывая качество ремонта. Конечно, центр – еще не весь город, но, главное, начало положено, а там, глядишь, и до окраин доберутся…
«Если нефть раньше не закончится».
Один вид моего дома, почти не изменившегося с тех пор, как я покинул его в далеком восемьдесят пятом году, невольно заставил меня погрузиться в воспоминания. Моя личная машина времени, та, что всегда существовала в моей голове, отправила меня в прошлое; то были славные деньки, когда я жил, гулял, учился и ни о чем особенно не беспокоился. Потом, уже в подростковом возрасте, мы переехали во Владимир, где я поступил в местный политех. Иронично: поступал еще при СССР, а заканчивал уже гражданином России, в девяносто пятом. О той поре у меня сохранились противоречивые воспоминания, но вот детство на Сахалине было волшебным: из-за материнской заботы я не замечал негатива вокруг, а потому рос вполне счастливым и довольным. Дедушка учил меня фотографии, и мне, в общем-то, нравилось это хобби, но получалось, прямо скажем, не слишком – особенно на фоне того, что делал мой «наставник». Да и тянуло меня больше ко всяким железякам: сначала – к конструкторам, потом – к мотоциклам. Многие спрашивали меня – почему байки, Макс? А я неизменно отвечал – потому что они дарят ощущение свободы.
Я оглянулся на наши «Уралы», которые рядком стояли позади. Иронично, но их путь на Сахалин занял полтора месяца – куда больше, чем я планировал потратить на сам мотопробег. Погрузив их на платформу в Москве, мы отправили нашу технику на остров, где ребята из местного байк-клуба «Вольфганг» любезно приняли ее и определили в гараж до нашего приезда.
– Ностальжи? – спросил Лама.
– Она самая, Борь, – с улыбкой сказал я. – И ведь заезжал сюда, относительно недавно, когда в архиве копался… а все равно в душе что-то шевелится, когда к этому дому подхожу.
– Все места, где мы пребывали достаточно долго, оставляют кармический след определенных оттенка и глубины, – философски изрек Боря. – Так что ничего удивительного.
Он был в своем репертуаре – любой жизненной ситуации Лама находил подходящее объяснение, основанное на восточной мудрости.
– Кармический след – это очень верно, – пробормотал я, снова окидывая взглядом дом.
Случалось тут и хорошее, и плохое, но в общем и целом впечатления остались сугубо положительные. Наверное, всему виной окружение – мне повезло вырасти в атмосфере любви и взаимовыручки, причем речь шла не только о маме и дедушке: когда у кого-то случались проблемы, на помощь приходили соседи, коллеги и просто хорошие люди. Причиной тому была обособленность от материковой части страны: сахалинцы на острове понимали,
