Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

Он писал в «Истории Петра I»:

3-го октября Петр опять издал один из своих жестоких указов: он повелел приготовлять юфть новым способом, по обыкновению своему за ослушание угрожая кнутом и каторгою.

9-го окт〈ября〉 Петр в Слиссельбурге праздновал взятие оного. Там узнал он 〈о〉 рождении внука своего Петра Алексеевича (впоследствии П〈етра〉 II).

Приехав в П. Б., нашел он невестку на смертном одре. Он прогневался на сына и писал к нему (11-го окт〈ября〉) укоризненное письмо, в коем, однако ж, отдает справедливость его разуму. Октября 29-го родился царевич Петр Петрович 〈…〉.

7 ноября крещен царевич. За праздничным обрядом карлица вышла из пирога и выпила за здоровье новорожденного. За дамским столом такой же пирог начинен был карлом. Вечером фейерверк, и на щите надпись: надежда с терпением.

NB. Петр писал угрозы своему сыну во время беременности жены своей, надеясь на рождение сына[45].

Пушкин считает нужным в примечании подчеркнуть обстоятельства, в которых было написано роковое письмо: надежда на рождение сына от Екатерины. И странная связь: у одра умирающей невестки Петр «прогневался на сына». Дело было, конечно, не в смерти несчастной Шарлотты. Петра раздражало рождение внука – возможного соперника его собственного ожидаемого наследника.

История неожиданной и многозначительной по обстоятельствам опалы царевича Алексея помещена Пушкиным, смотревшим на события гораздо шире и глубже, чем это представляется по лаконичному тексту, в значимый контекст.

Сразу после текста о смерти кронпринцессы Шарлотты и внезапном гневе Петра на царевича Алексея Пушкин переходит к ситуации под Штральзундом. И делает это далеко не случайно.

«Заключены были уговоры касательно вспомогательного войска нашего. Под Стральзундом (6 сент〈ября〉) с датским королем через кн〈язя〉 Вас〈илия〉 Долгорукого 〈…〉. Стральзунд сдался 13 дек〈абря〉, в нем находилось 9000 охранного войска, осаждающих было 36 000. 〈…〉 (О взятии Стральзунда и о бегстве Карла в Швецию см. Вольтера.)»

Взятие Штральзунда, крепости, которая была одной из главных опор Швеции в Германии с середины XVII века, было столь важно, потому что в ней находился Карл XII, вернувшийся в Европу.

С записи о возвращении Карла XII Пушкин начал 1715 год: «Карл XII выехал из Турции 6 октября 1714 года и 22 ноября прибыл нечаянно в Стральзунд».

Беспрепятственный проезд шведского короля через области, так или иначе контролируемые войсками Петра или его союзниками, был одним из условий мира, заключенного с Турцией после поражения на Пруте. И Пушкин прекрасно понимал, какое значение для Петра имело появление Карла на военно-политической европейской сцене.

Традиционное представление о победе под Полтавой как о решающем переломе стратегической ситуации нуждается в уточнении. Это действительно была блестящая победа, продемонстрировавшая военный талант Петра, переигравшего на этом этапе Карла и как стратега, и как тактика. Но до победы в войне было еще далеко. Карл потерял в России свою лучшую армию – с превосходной выучкой и высоким боевым духом, но возможности Швеции были далеко не исчерпаны. Между Полтавой и Ништадтским миром пролегло еще 11 лет тяжелой войны.

В 1714 году стало ясно, что Карл твердо решил отомстить за полтавский позор. Петр, неоднократно декларировавший опасность решающих сражений, вовсе не горел желанием встретиться с Карлом в условиях, принципиально отличных от полтавской ситуации.

Конкретные планы Карла были еще не совсем ясны, но общее их направление вырисовывалось вполне отчетливо.

«Он стал приуготовляться к войне, послал генерал-майора Ливена в Сенат со строгим указом набрать людей и денег и отправить всё в Померанию, повелел своим каперам нападать на все чужие корабли, входящие в Северное море, а от Прусского короля требовал возвращения Штеттина. Прусский король требовал сперва заплаты денег и обещания не беспокоить земель датских, польских и саксонских. Карл XII отвечал, что он денег никаких платить не намерен, потому что, вероятно, и король ничего не истратил.

Любский епископ и администратор гольстейнский прислали в Стральзунд поздравления. От последнего явился Герц, франконец и впоследствии любимец Карла XII.

Король принял предложение от Фредерика, наследника гессен-кассельского владения, о браке его с Ульрикою Элеонорою, который и совершился 4 апреля, а принц был объявлен генералиссимусом шведских войск»[46].

Это был династический брак. Ульрика Элеонора была сестрой Карла.

То есть Карл начал собирать союзников, чтобы укрепиться в германских княжествах и сделать их своей базой.

Еще в 1712 году стало известно, что Франция предлагает ему не только большой заем для восстановления военной мощи, но и подробный стратегический план борьбы с Россией, который предусматривал вовлечение в эту борьбу Турции.

В конце 1712 года Петр располагал следующим документом:

Перевод к договору, учиненному между королем французским и королем швецким 1 сентября 1712 г.

1. Его величество король французский обещает все свое старание приложить при Порте Оттоманской, дабы оную склонить, паки разорвала мир с царем московским и приняла бы партию и интересы его величества короля швецкого, о чем довольные указы даны и присланы будут к министрам его величества короля французского, обретающимся при Порте 〈…〉

5. Его величество король французский укажет дать миллион лир, где изволит его величество король швецкий, для партизанов, обретающихся в Польше короля Станислава 〈…〉

7. Его величество король французский обещает и обязуется по вся месяцы исправно платить его королевскому величеству швецкому по 100 тысяч ефимков монеты французской, считая с первого дня, как его величество король швецкий вступит с войском своим в вышеупомянутые земли…

Французские стратеги намечали характер действий и турок, и «партизанов» короля Станислава, поляков, сторонников шведского ставленника, изгнанного Петром после Полтавы.

В обширном договоре, три фрагмента из которого здесь приведены, просматривался уже известный Петру крайне опасный план Карла – удар по России по сходящимся направлениям: со стороны Турции и со стороны Померании, где были уже сосредоточены значительные шведские контингенты.

Было ясно, что он учел тяжкий урок прошлого и больше не повторит стратегических ошибок кампании 1707–1709 годов.

Финансовая и дипломатическая поддержка Франции и возможное вступление в войну Турции давали ему серьезные шансы на успех реванша.

Оснований для тревожного напряжения было более чем достаточно.

Но Пушкин обратил внимание на еще одно, едва ли не самое тревожное обстоятельство: «Петр, узнав, что несколько полков саксонских вступили в Курляндию, писал рижскому губернатору Голицыну, чтоб он от них остерегался; ибо подозревали Августа в тайном сношении с Карлом. Гетман Синявский извещал Шереметева, что король прусский и польский готовы были заключить с Швецией союз противу царя»[47].

Коварство Августа и циничный прагматизм короля прусского Петру были хорошо известны.

Таким образом, повторялась ситуация кануна Полтавы. Петр мог