Человек за бортом - София Цой

С моей семьей Джонсон старался поддерживать добрые отношения – впрочем, как и все, неспроста: мой отец был главным производителем огнестрельного оружия в Америке, поставщиком армии. Потому на каждой встрече Лиги Джонсон, как подлинный лицемер, передавал ему сердечные приветы, а мне – заказы на умопомрачительные платья от его супруги и ее родственниц. Я вежливо улыбался, но стирал улыбку, как только Джонсон отворачивался. «Ну и кто из вас теперь лицемер?», – усмехался Ленни, но больше шутя. Ведь он тоже был старшим сыном, на которого возложили слишком много надежд.

Как один из восьми руководителей Пауков, Джонсон имел доступ к секретным документам жандармерии за последние пятьдесят лет. Однажды у меня в бутике, пока его жена беседовала с модистками, он, опрокинув пару рюмок, проговорился, что документы по делу о гибели Грантов-Сириных как раз из таких. Через несколько дней я нанес ему ответный визит. Сидя напротив него в темном, отделанном дубом кабинете в Восьмом штабе, я протянул через стол каталог Lafferson Repeating Arms Company со словами: «Как говорит мой отец, для джентльмена оружие – все равно что для дамы платье». Джонсон пролистал каталог и между глянцевых страниц нашел подписанный чек на любой заказ в моем бутике. Он погладил усы и ухмыльнулся: «Информация – тоже оружие, верно, сынок?» И на следующий день, 13 января, курьер положил на мой стол две черные папки, датированные 29 февраля 1880 года – днем гибели родителей Валентина.

Увы, там не было того, чего мы бы не знали. Оттепель, ночной ливень, оползни, размытая дорога. Отсутствие патруля. Отсутствие свидетелей. Ничего секретного. «Он надул тебя», – с досадой сказал Вал, роняя бумаги на стол. Требовалось участие более влиятельной семьи, чем моя, и мы решили собраться в Ledoyen, чтобы выяснить, получится ли привлечь отца Элиота или Винсенты к этому делу. На беду, именно тогда Винсента, никого не предупредив, привела в ресторан Софи.

Лично я против Софи ничего не имел, но вполне понимал Валентина, который не желал обсуждать при ней тайны своей биографии. «Как тебе вообще могло это прийти в голову? – воскликнул Вал, стоило Винсенте заикнуться о том, что Софи ждет в экипаже. Брови его выгнулись так, что эту дугу я не сумел бы повторить ни одним узорным лекалом. – Звать за наш стол постороннюю девицу, когда мы обсуждаем такие вещи? Откуда мне знать, что она не подослана вынюхивать?»

Тот ужин едва не закончился общей ссорой. Элиот, питающий к Софи симпатию, резко отчитал Валентина. Я, вступившись за Вала, послал Элиота к черту. Всплыли старые обиды, шторм набирал силу, но Найджел резко положил на стол ладонь: «Господа, что это с вами?»

Повисла пауза.

Валентин опустил глаза. Элиот поправил пиджак и пригладил волосы. Я прочистил горло. Найджел был прав: у нас были дела поважнее, чем ссориться из-за Софи.

Элиот согласился помочь. У Артура Ричмонда связей среди Пауков было не в пример больше. Он подергал за паутинки – и Валентину назначили встречу с неким инспектором Левантом. Услышав новость, Вал уставился на меня, а потом истерически расхохотался.

Я попросил Освальда сопроводить его. Надеялся, что после ходатайства Артура Ричмонда Пауки не посмеют подстроить никакой подлости. Но увы: Ос опоздал, инспектор Левант якобы покинул Париж, и в довершение всего какой-то негодяй облил Валентина краской при выходе из штаба.

На этом неприятности не кончились. Освальду нужно было спешить на встречу по форуму, и Вал остался один. Омнибусы не ходили из-за очередных беспорядков, так что Вал отправился ко мне в бутик пешком – по запруженным толпой обледенелым улицам, на которых, если верить газетам, каждую неделю кто-то ломал ногу или разбивал голову. Он шел осторожно и быстро – руки в карманы, лицо в воротник, невидимка среди прочих прохожих, – и, когда на углу под фонарем вдруг возникла черная фигура, не сумел затормозить. Толпа понесла его прямо к ней, но вблизи это оказался просто незнакомый горожанин в котелке и с зонтом-тростью; он пробежал мимо, второпях толкнув бездомного в самодельном инвалидном кресле, да так, что тот отлетел и ударился о фонарь. Вал замер, пораженный этим случайным актом насилия. Люди обтекали бездомного с двух сторон, толкаясь и торопясь. Старик разразился бранью и принялся колотить по земле своей палкой с металлическим набалдашником – видимо, хотел сорвать злость, решил Валентин. Но тут он услышал откуда-то снизу отчаянный писк. Бездомный с испитым и искаженным яростью лицом не просто бил палкой по мостовой. Он пытался достать до грязного, тощего черного котенка, который торопливо пил из лужи, не заботясь о сыплющихся тут и там ударах.

«Что вы, черт возьми, делаете?» – вскрикнул Вал.

«Иди куда шел!» – огрызнулся старик.

Валентин шагнул вперед и навис над ним. Бездомный сжался, от него пахло давно не мытым телом и болезнью. Вал вынул из портмоне несколько купюр и, не считая, бросил старику на колени. Затем наклонился и подхватил котенка, почувствовав, как через мокрую шерсть проступают ребра.

Впервые за последние полгода Вал забыл о слежке. Дома, на темной лестнице, страх вернулся, и он не с первого раза попал ключом в замок: казалось, кто-то вошел за ним в парадное и теперь дышит в затылок – быстрей же, ну… Ключ провернулся в скважине, и прочная дверь хлопком отсекла тревогу. Валентин осел на пол, стараясь выровнять дыхание. Из-за отворота и без того испорченного пальто высунулась грязная мордочка.

Отбросив всегдашнюю брезгливость, Вал отмыл котенка в теплой воде, завернул в полотенце, оставил на кровати и пошел за молоком. Правая рука казалась непривычно легкой. Он пригляделся и понял, что на запястье больше не было отцовских серебряных часов. Звякнув донышком стеклянной бутылки о столешницу, он бросился в другую комнату – к стулу, где висел костюм, обшарил карманы, заглянул в ящики письменного стола – часов нигде не было. В голову прокралась страшная догадка: «А вдруг это они?»

Он услышал, как пол в спальне скрипнул. Что-то стукнуло, по полу прошел сквозняк. Потолок стал медленно опускаться. Стены задрожали и поплыли… В коридоре, тускло освещенном одной свечой, колыхнулись тени. Господи! Котенок. Каким-то чудом высвободившись из полотенца, он, похоже, спустился с кровати и отправился на поиски своего спасителя. Валентин шумно выдохнул, держась за сердце, и утер нос рукавом. Достал блюдечко, налил в него молока, накрошил хлеба. Подождал, пока котенок насытится, а потом унес его в кровать. Умывшись при свете тающей свечи, нашарил полотенце и вытерся. По тому, как немедленно опухли глаза, Вал понял, что полотенце было то самое, которым он сушил кота. За ночь рядом с найденышем к отекшим глазам прибавился беспощадный насморк.

Бледно-зеленый, с красным носом, опухшими глазами и потрескавшимися губами, Вал сидел у стола в моем бутике. Он хмурился, то и дело поднося к лицу платок.

– Не стоило тебе приглашать меня вперед клиентов, – выговорил он и тут же чихнул.

Три длинных стола – начиная с нашего, заваленного красками, бумагой и толстыми папками, поверх которых лежало испорченное пальто, – шли через зал по диагонали, уводя в левый угол, к анфиладе закрытых примерочных. Стены были украшены цветочными барельефами: белые каллы и сиреневые ирисы. Перед Валентином стоял высокий узкий стакан в форме ириса, в котором остывал его любимый молочный улун. Прозрачный аромат с цветочно-молочными нотами сливался с кардамоном и соленой карамелью моего одеколона. Так звучало идеальное утро.

– И вообще, не стоило мне приходить. Столько посетителей, а я ворую твое время.

– Конечно, стоило. Ленни должен знать об этом бардаке в штабе. И потом, представляю, каково тебе было вчера вечером идти по городу одному! Да еще и этот кот. Так уж и быть, я присмотрю за ним, пока тебя не будет.

– Всего два дня.

– Целых два дня! Впрочем, пустяки. Ах, ну и, наконец, пальто: с таким ужасом нельзя затягивать. Нужно срочно его почистить. Хорошо, что у тебя есть другое. – Я кивнул на длинное черное пальто с высоким воротником, которое Вал оставил на вешалке. – А клиенты…Что ж, подождут.

После нескольких секунд неодобрительного молчания Валентин проговорил:

– Они тебе деньги приносят.

– А разговор с тобой улучшает мне