Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир

ней два микрофона: для голоса и для гитары. Здесь же, на обеденном столе, громоздились микшерный пульт и катушечный магнитофон «Маяк-203».

«До сих пор у меня перед глазами стоит картинка, как Майк заунывным голосом поет Baby, You Can Drive My Car, — вспоминает Айрапетян. — Ранние песни у него были совершенно нестандартные — под акустическую гитару, с незамысловатой мелодией и чудовищными текстами. Иными словами, какой-то сырой бард-рок. Скорее всего, эти записи никуда не попали, просто Мише очень хотелось чувствовать себя “музыкантом”».

А вдруг на этих ранних бобинах записано то, что затем составит неочевидную славу русского рока?! Или — почему нет?! — Марату с Майком удалось именно тогда записать вещь с названием «Седьмая глава»: «И утром я встану первый, приготовлю кофе и торт / Поставлю T. Rex, и тебя разбудит бодрый мажорный аккорд / И выпив свой кофе, ты куда-то уйдешь, махнув мне на прощанье рукой / А я отмою с паркета кровь и обрету свой душевный покой».

Параллельно попыткам записывать песни Науменко обрастал проектами, в которых ему приходилось выступать в роли сессионного музыканта. К примеру, несколько месяцев он играл в «Союзе любителей музыки рок» на танцах в Уткиной Заводи — до тех пор, пока у него, по официальной версии, не украли бас-гитару.

«В семидесятых у меня было множество рок-групп, но все они оказались неинтересными, — признавался Майк в одном из интервью. — Мы играли всякое фуфло и западные дела. Первая приличная группа — это «Союз любителей музыки рок». Но с дисциплиной там было очень строго. Начальник Володя Козлов никому ничего не разрешал делать своего. А играл он исключительно то, что было нужно ему. Поэтому вскоре я оттуда ушел».

Тогда же Науменко сошелся с рок-фотографом Андреем «Вилли» Усовым — случилось это довольно стихийно.

«Майка я впервые услышал в Михайловском замке, — вспоминал Вилли. — Очень часто летом мы отправлялись на ступени замка со стороны Летнего сада и бросали там тарелки фрисби, а параллельно распивали грузинское вино — стоило оно тогда какие-то копейки. И как-то раз там появился Майк со своей раздолбанной гитарой. Он тогда был худеньким, скромненьким, в пиджачке и с галстуком».

Вскоре Науменко принял участие в музыкальном проекте Усова с аполитичным названием «Ассоциация скорбящих по летнему отдыху». Летом этот же проект назывался: «Ассоциация скорбящих по зимнему отдыху». За два года — 77-й и 78-й — Усов и Майк сыграли несколько концертов с джазовым барабанщиком-виртуозом Женей Губерманом. Майк пилил на электрогитаре, Губерман отвечал за упругий ритм, а Вилли пел — представьте себе, если можете, в таком исполнении Mother’s Little Helper из репертуара The Rolling Stones.

Именно здесь начались поиски имиджа — как полагается, с подражания. Майк подкрашивал глаза, как Дэвид Боуи, и выходил на дощатые сцены советских домов культуры в женской блузке с бархатным ошейником и приколотой к нему сверкающей брошью.

«Однажды Майк рассказал мне, что Дженис Джоплин выпивает за концерт бутылку виски, — вспоминал Саша Самородницкий. — Смотрю, как-то раз Науменко выходит на сцену и так небрежно ставит на рояль пустую бутылку. Слово «шоу» я впервые услышал именно от Майка, который просветил меня о том, что Марк Болан «делает шоу» и объяснил, чем именно «шоу» отличается от концерта. Время от времени он дарил мне какие-то фотографии и пленки. Майк мечтал о шоу, но для этого, разумеется, у него не было ни денег, ни возможностей. Но я теперь понимал, откуда стали появляться эта подкраска глаз, бутылки и настройки гитары перед концертом».

Несмотря на первые удачные опыты, живых выступлений у Майка было по-прежнему немного. А концертных записей или студийных альбомов и вовсе не было.

«Несколько раз я пытался сделать сольник, — объяснял Науменко. — Записываться дома на магнитофон — несерьезно, получается очень плохо. А договориться о записи на студии оказалось чрезвычайно сложно».

Майк отрепетировал несколько песен, которые не спешил никому показывать. Отчасти — стеснялся, отчасти — потому что находилось множество других тем для общения. Из новых композиций он больше других гордился стебным номером «Трах в твоих глазах», который позже превратился в «(С)трах в твоих глазах». Похожая метаморфоза случилась и с песней «Если ты хочешь», где дерзкая строчка «ты можешь переспать со мной» остыла до «ты можешь спать рядом со мной», сохраняя двусмысленность без лишнего напряжения.

Погруженные в контекст свидетели утверждают, что эта композиция была написана под влиянием первой взрослой драмы. Юная особа по кличке Бэби, в которую Майк был безответно влюблен, не согласилась нарушить платонический характер их отношений. В ответ на настойчивые ухаживания она окончательно перестала с ним видеться и в последующие годы тщательно дистанцировалась от любых упоминаний про «ленинградского Марка Болана».

Науменко переживал этот внутренний кризис тяжело — пока не набросал черновой вариант текста новой песни. Как всегда в таких случаях — вдруг, почти случайно.

«Как-то раз я по привычке открываю Melody Maker и вижу название The Lies In Your Eyes, такое вот, на английском языке, у группы The Sweet, — рассказывал Науменко на одном из концертов. — Я подумал: “Черт, хорошее название, надо написать что-нибудь подобное... Я никогда не слышал эту вещь в оригинале. Ну, что может быть в глазах? Естественно, страх... Так все и получилось”».

Родившуюся параллельно со «Страхом...» новую композицию Науменко впервые исполнил на квартире у Тани Апраксиной.

«Премьера песни «Ода ванной комнате» прошла в домашней обстановке, — вспоминает Апраксина. — Из недомашних, правда, в этот раз присутствовала некто Ниночка — особа, весьма далекая от музыкальных или интеллектуальных интересов. Тем большее впечатление на нее произвела эта песня. Ниночка практически прослезилась, когда по ее просьбе Майк спел «Ванную комнату» в третий раз. Во-первых, это было, наконец-то, «по-нашему, по-русски!». Во-вторых, все чувства в этой песне были ей знакомы и понятны. Этой своей первой любви она не изменила никогда. Она не стала поклонницей Майка — только этой песни, которую просила исполнить всякий раз, как с Майком сталкивалась».

Тем временем Майк начал сочинять рассказы. В некоторых из них повествование ведется от лица утомленной славой рок-звезды, что для СССР было покруче любой научной фантастики:

«Вообще я ужасно устал. Год выдался чертовски напряженным: сначала гастроли по Австралии вместе с «Керосиновым контактом», долгая, выматывающая все нервы, работа над очередной долгоиграющей пластинкой, затем ряд не очень удачных концертов здесь, в Ленинграде, с новой, ни к черту не годной группой. Опять гастроли, но уже по Украине и Белоруссии,