По следам древних кладов. Мистика и реальность - Евгений Яровой

Находки из Куль-Обы и отчет И.А. Стемпковского о раскопках доставил в Петербург чиновник девятого класса Дамиан Карейша. Из отчета Николай I впервые узнал, что часть курганных сокровищ была расхищена грабителями. Он был разгневан и приказал отобрать вещи у находчиков, не подозревая, что большинство из них уже безвозвратно погибло. «А между тем, — приказывал царь, — запретить открывать впредь подобные вещи без оного на то разрешения правительства: ибо разрытие гробниц всегда было воспрещено».

Безвестный чиновник, доставивший находки, стал героем дня. Император жалует Д. Карейше бриллиантовый перстень «за участие в отыскании большей части тех вещей». Одновременно он повелевает дать Д. Бавро за возвращенную находку вознаграждение в размере 1200 руб. — огромную по тому времени сумму. Всем жителям Керчи было объявлено, что если кто из них найдет ценности и представит их начальству, то получит за это соответствующее вознаграждение.

О П. Дюбрюксе же, которому наука обязана подробным описанием раскопок и находок кургана, никто не вспомнил. Спустя почти два столетия большинство археологов справедливо считают его истинным героем Куль- Обы, незаслуженно обойденным вниманием и почестями. Но только ли субъективные обстоятельства стали причиной его забвения?

Сегодня, даже при всех оговорках о становлении археологии и неразвитости полевой методики в начале XIX века, нельзя оправдать крайне низкое качество раскопок. Ведь даже спустя 45 лет в кургане находили золотые бляшки, упущенные исследователями. Плюс безалаберность и глупость, когда с недокопанного склепа чуть ли не официально сняли охрану (и это при массе зевак!), надеясь «на авось». Просматривается также и общая неорганизованность работ.

И здесь можно провести некоторую параллель между Павлом Дюбрюксом и Генрихом Шлиманом, когда тот открывал «клад Приама». В обоих случаях первооткрыватели рисковали жизнью, так как в любой момент могли быть раздавленными нависавшими каменными глыбами. Оба проявили мужество, но первый обнаружил и сохранил сокровища, а второй упустил его основную часть! Нисколько не сомневаюсь, что если бы Г. Шлиман исследовал Куль-Обу, то со своей тевтонской хваткой никогда бы не допустил подобного развития событий.

Одна из золотых бляшек кургана Куль-Оба

И еще один интересный момент. Местный грабитель Дмитрий Бавро, сыгравший зловещую роль в разграблении Куль-Обы, был отмечен самим императором. И только потому, что не пожалел передать властям часть ювелирных шедевров, которые сегодня являются гордостью российского культурного наследия. Следует отметить и дальновидность самого Николая. Он создал прецедент, хорошо заплатив похитителю за переданные в столицу находки. Такой поступок не мог остаться незамеченным среди нелегальных «любителей древностей».

Что же касается П. Дюбрюкса, обойденного высочайшим вниманием, то и здесь видится некая закономерность. Ведь его, мягко говоря, «оплошность» стоила России потери уникальных древних сокровищ, которые вполне можно было открыть и сохранить. Об их числе и составе можно только догадываться, но хорошо известно, что в тайниках царских погребений всегда прятались самые ценные и уникальные вещи. Мы уже никогда не узнаем, сколько шедевров ювелирного искусства была уничтожено грабителями, но раскопки Куль-Обы привели к официальному открытию скифского золота. И оно не прошло гладко, а превратилось в настоящий детектив.

В 1875 году тогдашний директор Керченского музея А.Е. Люценко предпринял новые раскопки кургана и в очередной раз вскрыл склеп. Оказалось, что весь пол, состоявший из огромных каменных плит, был взломан, а плиты расколоты и вывезены. Под полом он обнаружил лишь несколько ям в скалистом материке, но погребений там не оказалось. Было найдено лишь несколько мелких золотых бляшек, как и в 1830 году.

К этому времени в Керчи возникла и расцвела «профессия», представителей которой называли «счастливчиками». Они раскапывали древние могилы и сбывали похищенные ценности торговцам древностями. Судя по тому, как они разворотили склеп, работали они более тщательно, чем археологи. Раскопки А.Е. Люценко были признаны безуспешными, и интерес к Куль-Обе окончательно пропал. Но ставить точку в ее истории еще рано.

Хотя и частично, но курган сохранился до настоящего времени. И пока от насыпи остаются еще нетронутые части, ее нельзя считать окончательно изученной. Наверняка она таит в себе не одну загадку. По результатам исследований керченские жители стали называть Куль-Обу Золотым курганом. Это название появилось неслучайно и, возможно, является пророческим. Позволю сделать прогноз: в XXI веке курган будет докопан до конца и преподнесет еще не один золотой сюрприз!

МАХОВИК ЗОЛОТОЙ ЛИХОРАДКИ В ДЕЙСТВИИ

Охота надрываться чудаку!

Он клада ищет жадными руками

И, как находке, рад, копаясь в хламе,

Любому дождевому червяку.

Во второй половине XIX в. грабежи курганов и других археологических памятников приняли такие масштабы, что правительство было вынуждено принять меры, ограничивавшие бурную деятельность искателей сокровищ. Порядок был установлен такой: нашел клад — иди, зарегистрируй его у урядника, тот вызовет ученых мужей, и если в находке нет ничего исторически ценного, забирай все себе. Если же случайно находили какой-либо ценный предмет или клад, то его изымали для науки, а нашедшему выплачивали денежную компенсацию. Хорошо известен случай, когда один крестьянин, распахивая надел, наткнулся на обложенный серебром шлем великого князя Ярослава Всеволодовича. За него он получил премию в размере 5 рублей, что соответствовало в то время стоимости одной коровы.

В 1866, 1883 и 1884 годах Министерство внутренних дел России даже издало три циркулярных предложения, в которых просило губернаторов «ни под каким видом не допускать кладоискательства и неизбежного от того разрушения памятников древности». При этом Министерство обращало внимание губернаторов на «непохвальную роль» в этом деле городских управ, которые «предпринимают кладоискательство, поручая раскопки лицам, совершенно невежественным в археологии». Исключительное право проведения и разрешения археологических раскопок в России «на землях казенных и общественных» передавалось по высочайшему повелению от 11 марта 1889 года Императорской Археологической комиссии, расположенной в Зимнем дворце Санкт-Петербурга.

Но по незнанию этого закона многие любители сокровищ обращались к губернской администрации, в городские думы и другие учреждения, владеющие землей, а также в различные археологические общества с просьбами официально искать клады. Но Императорская Археологическая комиссия обычно отказывала в разрешении раскопок с целью кладоискательства. Разрешения на исследования с научными целями она выдавала с большой осмотрительностью, и только лицам, хорошо известным своими трудами в области археологии.

Но и здесь были свои нюансы. Закон от 11 марта 1889 года ограждал от хищнических раскопок все земли, кроме частных. Для частных владельцев оставался в силе прежний закон, согласно которому «клад (открытое в земле сокровище) принадлежит владельцу земли». Таким образом, приоритет частной собственности был закреплен даже над государственными интересами. Другими словами, частные владельцы земли не обязаны были получать разрешение на поиск кладов на принадлежащих им землях. Они также могли свободно передавать право на раскопки другим лицам, независимо от их профессиональной подготовки. Заявление властей, что это не освобождает их от нравственной ответственности за последствия таких раскопок, было слабым утешением.

Шлем князя Ярослава Всеволодовича был случайно найден в поле

Боспорский статер из клада у станицы Гниловской

Жизнь показала, что неслучайно в России закон сравнивают с дышлом. Несмотря на довольно прогрессивное законодательство о кладах и исторических объектах, оно было малоэффективным. Незаконная торговля древностями развивалась в геометрической прогрессии. В немалой степени ей способствовал низкий культурный и образовательный уровень крестьян — основного населения страны. В России находки из древних курганов и случайно выкопанные горшки с античными или средневековыми монетами всегда считались кладами, а клады регулировались скорее не юридическими, а традиционными нормами. В этом отношении, например, типична история открытия одного крупного клада на Дону.

2 июля 1868 года семеро рабочих, ломавших камень для железнодорожного строительства в 11 верстах от Гниловской станицы, наткнулись на россыпь античных монет. Ошалевшие от такой удачи находчики распорядились кладом обычным русским способом. Набив деньгами карманы, они бросили работу и сразу же направились в сторону ближайшего питейного заведения. Часть монет они тут же спустили на водку по цене 10 копеек за штуку. Узнав о необыкновенной находке, сюда вскоре прибыли торговцы-евреи из близлежащего села Чалтырь. Они оперативно перекупили большую часть клада, предложив рабочим по 15 копеек за монету. Впоследствии строители сбивчиво и с большой неохотой отвечали на вопросы о своей удаче. В итоге цифры о количестве найденных монет разошлись кардинально — от 100 до 500 экземпляров. Полностью разошелся по рукам и редчайший клад. В течение двух лет евреи привозили редкие монеты в Керчь, где сбывали их из-под полы по 2–3 штуки. Оставшиеся экземпляры они продали позже в Одессе уже по 22 рубля за штуку, получив огромную прибыль. Видевшие их у перекупщиков ученые сумели лишь установить, что большая часть монет была изготовлена из электра (сплав золота и серебра) и принадлежала нескольким боспорским царям. Увы, расторопные торговцы без проблем распродали клад в частные коллекции, и он фактически погиб для науки.