Уранотипия - Владимир Сергеевич Березин

уважением, но уважение это было личным. В успехи дипломатии он не верил, а верил лишь в то, что когда-нибудь песок занесёт всё: и через сто лет тут будет то же самое, и через двести. Нет здесь русского интереса, кроме охраны православных. Матушка Екатерина уж на что была широка душой, а не ввела в подданство ливанцев, как они ни просили.

Наконец подполковник задумался и подвёл черту под прошлым разговором.

Он сказал, что всякая тайна многослойна и похожа на русскую сказку. В зайце всегда утка, в утке – яйцо, а в нём – игла. Хороший дипломатический агент – тот, в котором есть двойное дно, как в чемодане. А хорошее двойное дно – то, за которым есть ещё одно потайное отделение. В их миссии обнаружилось это отделение. У него в кармане письмо из Святейшего синода с визой начальника Генерального штаба. Максим Никифорович в курсе. Им надлежит отправиться в назначенный час в специальное место близ Иерусалима и наблюдать некое явление.

– Земное? – спросил капитан, улыбнувшись.

– Скорее, атмосферное, – было отвечено ему.

Более подполковник Генерального штаба Львов ничего не сказал капитану Орлову об этом, только велел хорошенько выспаться.

V

(поворот винта)

Время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.

Мы не только измеряем движение временем, но и время движением вследствие их взаимного определения, ибо время определяет движение, будучи его числом, а движение – время.

Аристотель. Физика

Когда грек, именем Христофор, отправился на север, учитель дал ему три шубы: одну – на рыбьем меху, другую – на собачьем, а третью – на меху заячьем. В тот день, когда он миновал горы, то надел первую шубу, когда проехал степь – вторую, а когда повозка въехала в русский лес, пришёл черёд зайца. Он чувствовал холод, который обступал его, как эти чёрные ёлки. Повернуть назад было нельзя, да это и не пришло бы ему в голову. Его позвал русский патриарх, а грек обещал учителю исполнить все просьбы русского патриарха.

Грек был нужен московитам для того, чтобы научить их науке времени. На Афоне время считалось на византийский манер. Монастырь, при котором обретался Христофор, жил по солнечным часам, оттого летние и зимние службы шли по-разному. Если часы были бы одинаковы, то жизнь была бы призвана к абстрактному числу, а не к данному Господом свету. Московиты выбирали время, как когда-то веру, но, выбрав, обнаружили, что после больших потрясений в нём накопились ошибки. Да такие, что даже солнечные часы стали то отставать, то спешить. В московском времени вышел разлад оттого, что люди, когда лгут или страдают, плохо следят за своим временем.

Вот посланец и ехал, сжав в руках ненужный пока посох, на север. Вид его был странен, а не вовремя заглянувшие в его лицо в испуге отворачивались: им иногда казалось, что видят собачью морду.

Меж тем грек по имени Христофор твёрдо знал, что время – одно из условий существования людского мира и его сотворил Бог вместе с твердью и бесплотным воздухом. Оно должно быть упразднено вместе с несовершенным миром – быть может, скоро, но неизвестно когда. А пока оно остаётся самым загадочным из творений Господа, и если ты узнал какую его тайну, то не торопись выбалтывать её другим.

Переправляясь через широкие реки, Христофор смотрел в воду и встречался взглядом с мёртвыми девами, что в глубине щерили свои рты с тремя рядами острых зубов. Минуя леса, грек видел множество существ, сидевших среди ветвей. Шубы грели его, но по спине всё равно пробежал холодок, когда он увидел поля, покрытые снегом.

Наконец он добрался до цели, но ещё неделю дожидался разговора с патриархом. Так было заведено не оттого, что патриарх был занят, а чтобы всякий гость понимал: время патриарха более ценно, чем время гостя.

Неделю грек смотрел из окна кельи на итальянские соборы в кольце итальянских зубчатых стен. Было видно, что русские трепетно относятся к Иерусалиму, поскольку все соборы, собранные вокруг площади, и сама крепость напоминали древний город в Палестине.

Один собор был в честь архангелов, и в нём лежали мёртвые князья. Другой был в честь самого знаменитого царя Ивана, третий – в честь Благовещенья, и царь молился там вместе с семьёй. Но главным собором у русских всегда был тот, что назывался в честь смерти. Это была смерть матери Бога.

В крепости ничего не было порознь, а всё жило совместно. Поэтому грек быстро сообразил, что находится не в городе, а внутри иконы, изображавшей Град – тот далёкий Град в Святой земле.

Его принял патриарх, и грек понял, что оказался одним из многих, кого русский первосвященник выписал из разных земель. В Москву приехали писцы править ошибки в книгах. Они пришли с юга, потому что с запада приезжали люди, чтобы править ошибки машин и зданий. А его, грека, позвали потому, что он мог потрогать пальцами бесплотное время.

Отвечая на испытующие вопросы патриарха, грек говорил, что Бог сотворил мир не от вечности, а во времени. Раньше времени не было и потом не будет. Время – река, а человек плывёт по ней.

Патриарха этот ответ удовлетворил, и он продолжил спрашивать.

Его интересовало, что будет, если двигаться по этой реке чуть быстрее или чуть медленнее, ибо мы всегда стараемся построить чёлн, а не ступаем в реку с грузом на плечах. На это Христофор отвечал, что в воле Божьей всё, но в разных странах время течёт по-разному и он, грек, пока не постиг холодного времени русских. Время ведь только форма бытия вещей, а мы знаем, что если железо нагреть, оно будет больше себя, а когда охладится – вновь меньше. А чёлн построить несложно, вон англичане привезли в Москву не так мало машин.

– Что движется – мы во времени или время течёт вокруг нас? – снова спросили Христофора.

Грек, подумав, сказал, что мы не можем остаться на месте, а можем лишь выбрать направление. У Бога всё перед очами, Он знает, что будет, и что было, и что есть теперь. И только Он управляет временем, разделяя то, что позади и что – впереди.

Ответы понравились, и служба грека была принята. Пришельцу с юга дали слугу и бумагу с красной печатью. Грамота была дороже слуги, потому что патриарх знал, как боятся его соотечественники бумаг, которых не могут прочитать. После этого