Ты + я - Надежда Нелидова

Да, я сделала большой промах, запустив себя. Я не работала – мы могли себе это позволить. С утра до вечера не снимала передник и косынку. Пласталась целыми днями на кухне, чтобы вечером муж снисходительно похлопал по спине: «Ужин у тебя удался».

Пил он меньше, но бывало. Тот случай, когда говорят: «Пьян да умён – два угодья в нём».

Однажды, будучи в запое, позвонил мне: перепутал балконную дверь с входной, разбил стекло и порезался, хлещет кровь. Лифт не работал. Я с тяжеленными сумками и дочкой на руках взлетела на четырнадцатый этаж… У мужа после того случая царапинки не найти – а у меня на всю жизнь опущение женских органов. Как следствие – постоянные мучительные боли в низу живота, проблемы в интимной жизни, страх близости.

Сколько я смотрела телешоу про то, как знаменитости на старости лет влюбляются в юных финтифлюшек и оставляют жён и детей безо всего, почти в нищете. Прямо всеобщее гормональное мужское помешательство.

Ну, уходишь ты из старой семьи, начинаешь жизнь с чистого листа – так и свою материальную жизнь начни с нуля, с чистого листа. Будь мужиком, не позорься. Уйди по-мужски с одной зубной щёткой, не собачься за чашки-ложки.

А-а, молодая жена не хочет тебя без финансов: без загородного особняка, крутой тачки и кругленького вклада на книжке? На кой ты ей без нажитого сдался, имей мужество взглянуть правде в глаза.

Вглядитесь в этих хищниц: ни одного простенького круглого, курносенького лица. Все с длинными носами крючком, глаза пустые, немигающие, круглые, змеиные. Жертва намечена, парализована, осталось сделать бросок и задушить в кольцах молодых беспощадных объятий.

…Стало быть, смотрела я телешоу и не знала, что сама без пяти минут их героиня. Начал Снежок ко мне придираться на ровном месте, спесиво задирать подбородок. И то ему не то, и это не эдак.

Скоро он ушёл к молодой любовнице. Не знаю, как она его зомбировала. Щедрый мой муж при разделе имущества остервенело, яростно, не на жизнь, а на смерть бился за каждую ложку. Какой-то в нём спортивный азарт обнаружился: побольнее меня куснуть.

В народе говорят: «Старый муж – молодая жена: жди детей. Старая жена – молодой муж: жди плетей». Она была беременна и вовсю выкладывала на своей страничке фото: Снежок слушает её животик, Снежок целует её животик, Снежок надевает на её животик наушники, чтобы младенец слушал классическую музыку…

А наша девочка для него перестала существовать. Не знаю, как его обработала хищница. Но, когда я получила алименты, выяснилось: у Снежка зарплата по ведомости… две тысячи рублей! Новыми деньгами!

Квартиру он у меня отсудил – недаром у него кругом друзья, и в судьях, и в адвокатах. Оказались мы с доченькой в бараке. Сколько я перенесла, сколько слёз выплакала. Кричала в исступлении: «Будьте вы прокляты! Пусть каждая слезинка упадёт на ваши головы!»

Всё давно перегорело, я на пенсии. Смотрю по телевизору шоу, наблюдаю одни и те же истории и думаю: какие мы дуры, в каком добровольном рабстве находимся у мужиков! Какая у нас страна бесправных женщин! Законы нас не защищают – потому что их принимают мужчины. В правительстве и Думе одни штаны кресла протирают. А если туда изредка затешутся юбки, то очень быстро либо омужичиваются, либо начинают плясать под мужскую дудку и забывают о своих сёстрах.

Дочка живёт в Америке, вышла замуж за гражданина США, русского по происхождению. Ездила я к ней недавно по гостевому вызову. И на каждом шагу: в парке, на пикниках, в гипермаркетах наблюдала типичные американские семейства.

Выводок разновозрастных детей, расплывшаяся, совершенно не следящая за собой жена-наседка. Рядом спортивный, подтянутый муж-мальчик. Вокруг полно тоненьких соблазнительных девушек, но ему в голову не придёт стрелять глазами и выбирать объект для вылазки налево.

– А если и придёт такая идея, – объяснила дочка, – то останется бедняга без штанов, с голой задницей, в прямом смысле слова. Практически всё нажитое отойдёт бывшей жене и детям, и будет он содержать бывшую до конца жизни.

На работе на него станут смотреть косо, замедлится карьерный рост. Потому что если ты изменил жене, то, как неблагонадёжный элемент, можешь изменить и родной фирме, и Соединённым Штатам. (Прямо по Чехову: если жена тебе изменила, радуйся, что она изменила тебе, а не Отечеству).

Да чего там: моей дочке 28 лет, а уже типичная американка. Заматерела, раздобрела, раздалась в покойной, безмятежной сытой бабьей полноте. Вальяжная, как сонный удав. «Смотри, Олька, – говорю, – скоро в дверь не пролезешь!» Она запрокинула голову, хохочет. Счастливая, уверенная, позволяющая себе быть такой, какая есть.

Не то, что наши женщины: вечный бой, покой нам только снится. Поджарые, как гончие собаки, вертимся волчком, держим ухо востро. Расслабишься, отвлечёшься, ослабишь внимание – тут же из-под носа уведут избранника молодые соперницы.

Нынче повальная мода: разводиться и жениться на молоденьких. Да женись ты хоть на четырёх молодых (виагра в помощь и инфаркт в перспективу). Но и старых жён содержи, и первых детей не забывай. Поэтому я обеими руками за многожёнство, как на востоке, прав Жириновский. Провисли русские бабоньки между Востоком и Западом, провалились в чёрную беспросветную дыру.

Вы думаете, американкам их блага на блюдечке поднесли? Думаете, сами собой американские мужья вышколились, выдрессировались? Как бы не так.

Вспомните историю 8 марта. Бедняжек из брандспойта ледяной грязной водой поливали, дубинками разгоняли, в тюрьмы швыряли – а они добились своего, накрутили американским мужикам хвосты. А у нас сунут на 8 марта, как подачку, жиденький букетик – мы радёхоньки, как дурочки с переулочка.

Вот я и обращаюсь к женщинам: довольно ублажать этих самцов, сидеть из-за них на диетах, худеть, ломать ноги на шпильках. Хватит семенить перед ними на цирлах. Обиженные женщины всей России, объединяйтесь! Нас – миллионы. Образуем партию брошенных жён. Проучим мужей, изменяющим нам с молодыми любовницами!»

ДЕВУШКА СУНДУК

– Ну-у, опять свой сундук притащила, – ворчала нянька, отпирая дверь приёмного покоя. Раз в два года, обычно осенью или зимой и почему-то в самую скверную погоду, на пороге роддома являлась смуглая худая женщина в чёрно-цветастом многослойном тряпье. Она слизывала с сизых – то ли от природы, то ли от холода – губ капельки дождя или снега. Страдальчески и виновато улыбаясь, одной рукой цеплялась за стену, другой поддерживала огромный живот.

Естественно, без документов – вон он, документ: лужа отошедших плодных вод в ногах. Тянула приготовленные раскисшие купюры – немного: ровно столько, чтобы не оскорбить обострённые классовые чувства младшего и среднего медицинского персонала.

– Айда на обработку, чего с тобой делать. Галь, грязный родзал свободен?… Ишь, пузо как сундук, а опростается вот такусеньким, – нянька показала половину мизинца. – Тех-то куда девает?

– Куда. С грудными – в переходе милостыню просит. А подрастут – продаст, – буркнула не столь добродушная акушерка. – Ну, давай, показывай свой… сундук.

– Сундук, сундук, – кивала плохо понимающая по-русски, на всё согласная роженица. Она, как прибившаяся доверчивая собака, знала, что сердитые женщины в белых шапочках и никабах не обидят её приплод. А её саму положат в чистую палату на твёрдые белые хрусткие, как сахар, простыни. Это в первый раз она не решалась к ним прикоснуться и всё пыталась отогнуть с полосатого матраца, пока на неё не прикрикнули.

Это в самый первый раз, родив в холодном чужом городе, где тускло светит флизелиновое северное солнышко, многое ей показалось удивительным. Что утром не растолкают, не напялят тяжёлый от грязи, толстый ватный халат и не пошлют убирать скотину или месить лепёшки, хотя ноет низ живота и ноги дрожат от слабости. Никто брезгливо не отведёт глаза: порченая, девять раз рожает – и все девочки. Раньше таким бросали обидные слова: «Лучше бы родила камень – пригодилось бы стену возвести».

…Родной кишлак: глинобитные кособокие плоские домики, редкие кривые смоковницы. В тени дувалов прячутся ослы и собаки, похожие на обтянутые шкурами скелеты… Белый воздух плавится и дрожит, как над раскалёнными углями. И только свежо и живительно булькает, шустрой девчонкой скачет по камням искристая ледяная речка. Она отделяет их выжженный солнцем, вытоптанный обжитой каменный пятачок от афганских гор.

Пить! Припасть жаркими обмётанными губами к той реке… Безымянная женщина дисциплинированно вытягивалась под капельницей в струну, и только тяжело дышала и ворочала сливовыми глазами.

– Я же говорю: пузо как сундук, а родит – в руки взять нечего, – ворчала нянька. Она принесла ребёнка на кормление, но врач дала знак унести обратно.

– Дочку как назовёшь? – крикнула врач, нагнувшись к невнятно шевельнувшимся губам женщины. Удивлённо обернулась к сестре: