Целитель. Долгая заря - Валерий Петрович Большаков

звездолета «Темное пламя». Лея звонила вчера — выкипала восторгом. Говорит, как в будущее попала! И Маруата там, и Настя, и Павлов прилетел, и Викторов… Хотели в гостинице заночевать, но Ромуальдыч был резко против — и всех заманил к себе домой…

— А ты почему не с ними? — моя рука, рассеянно оглаживавшая Наташкино плечо, бессильно соскользнула на большую, тугую округлость, всею ладонью уминая лакомую плоть.

— А я… — пробормотала Талия, слабея. — А я хитрая… До «читки» еще далеко, а твой спецборт уже вылетал в Раменское… Миш! — тихий женский голос сорвался в прерывистый шепот: — Ты ко мне пристаешь?.. Или просто так?..

— Просто так пристаю…

— Я тоже очень соскучилась! — жаркий выдох коснулся моей щеки. — Очень!

* * *

Любопытная Луна заглядывала в чердачное окно, наполняя мансарду всамделишным неземным сиянием, а я до сих пор странно ощущал себя, словно находился сразу в двух мирах.

После несерьезной лунной гравитации, которую так и тянуло назвать «силой легкости», земное притяжение угнетало, как давящая перегрузка. Даже в мягкой постели…

…На базу «Звезда» я так и не попал, но шесть дней «командировки» осели в памяти навсегда. И пологие Юрские горы, осиянные мягким светом Земли, и заря после долгой ночи, когда звезда по имени Солнце жарила окоченевший реголит, вытягивая длинные, провально-черные тени с четким обрезом краев.

В одиночку, пускай и со старичками-разбойничками, я бы долго провозился, но стоило Дворскому бросить клич, и на «субботник» явился целый взвод инженеров и техников с «Урановой Голконды».

Всей дружной компанией мы аккуратно разобрали обе камеры и перегрузили нужный «хабар» в ПМ. И ненароком сделали открытие — раскопали еще одну шестигранную колонну, только расколотую пополам. Она оказалась чем-то вроде атомного реактора или энергоблока, а внутри, в ее керамической утробе, спеклась мешанина из тория-232, остатков урана-234, плюс стабильные изотопы бария, стронция, цезия — «зола» от «выгоревшего» ядерного топлива…

…Целая толпа провожала меня, махая на прощанье — Солнце обливало их слепящим свечением, и металлизированная ткань скафандров, чудилось, отекала расплавом.

«Ну, давайте! Пока!» — «Внимание! Старт!»…

…Пересадка на «Салюте-8» прошла мимо меня — я ударно трудился грузчиком, потея и борясь с инерцией. Веса у «хабара» не было, но масса-то никуда не делась… И всю эту массу мы с Пашкой и Римасом перетаскали на «Ураган», отдышались — и отстыковались. Сели на аэродроме «Юбилейный», под Байконуром. Осторожно, бережно, на руках перенесли драгоценные пластмассовые ящики на борт «Ил-76», и тут же вылетели в «Раменское»…

Я ощущал себя изнуренным и хилым, но медикам не дался — разве бывает лучшая реабилитация, чем от женской любви и ласки, да еще дома?

Глянув на Талию, чье тело будто фосфоресцировало в лунной светлыни, я шепнул:

— Спишь?

— Не-а… — Наташа придвинулась ко мне поближе, и заерзала, навалилась — овал ее лица неразличимо темнел, а распущенные волосы сияли голубоватым нимбом. — Совсем забыла тебе рассказать! Светланка, похоже, скоро защитит докторскую, и пусть проставляется — она же на нас с тобой карьеру сделала!

— И как «диссер»? — Я обеими руками пригладил Наташкину прическу.

— Очень интересно, захватывающе даже! Оказывается, метакортексы паранормов, состоящих в кровном родстве или испытавших «слияние», проявляют что-то типа квантовой запутанности. Наверное, поэтому отец в семьдесят пятом вдруг ощутил, что настоящей Таты больше нет. Для него это было жуткое потрясение… — Талия сложила руки у меня на груди, будто ученица за партой, и уложила на них подбородок, из-за чего речь ее стала чуть невнятной. — Кстати, про «запутанность» метакортексов… Ее ощущал маленький Васёнок по отношению к тебе, и Лея тоже, даже ещё сильней, но самым поразительным образом это свойство «вылезло» у Наталишки. Она же не зря всё время рвётся к «Мигелу», да и к Лее тоже. Знаешь, почему? Твоя внучка не просто паранорм, она — «энергетик»!

— Ага… — затянул я, и пальцем коснулся кончика Наташиного носа. — А это уже, помню, из твоей докторской!

— Да! — выдохнула женщина, смешливо морщась. — Метакортекс у Наталишки способен, подобно маршрутизатору, соединять метакортексы паранормов из её клана в «генеративный эгрегор»… М-м… Как бы тебе… Ну, его можно представить, грубо и зримо, в виде локальной виртуальной сети — «домена» — из связанных между собой нейронных кластеров. А через эгрегор открывается доступ ко всей психодинамической энергии клана! Получается, что Наталишка подключает к своему «генеративному эгрегору» метакортексы всех «родных» паранормов, до которых только может дотянуться, и которые вызывают у нее доверие: до тебя, до Васёнка, до Леи или меня… Причём для инициирующего подключения требуется активное согласие Наталишки, после чего она запоминает как бы «слепок ауры», а он у каждого метакортекса индивидуален, и все последующие обращения к эгрегору проходят уже «на автомате»…

Женщина подтянулась, нависая, и шары грудей дразняще качнулись надо мной. Я попытался поймать их губами.

— Не балуйся! — хихикнула Талия, ежась, и показала мне флакончик с «молодильным зельем». — Давай?.. — мурлыкнула она. — М-м?

— Давай! — согласился я. — Только ты сверху! А то я боюсь тебя раздавить…

— Нет, давай, ты! — закапризничала Наташа.

Я притиснул ее, и твердо заявил:

— Ни. За. Что. Зачем мне раздавленная «златовласка»?

— Ну, ладно, ладно… — капитулировала женщина. Капнув пахучего эликсира, она растерла его ладонями.

— Наверное, этим средством пользовалась Таис, когда соблазняла Александра… — пробормотала Талия, накладывая руки мне на грудь. — Помнишь, у Ефремова?..

— Помню… — выдавил я.

Мир вокруг уже плыл и качался, завораживая карусельным кружением. Сердце колотилось часто и гулко, а дикое, неистовое желание поднималось с кипучих, первобытных глубин обеих душ, сплетаясь и сливаясь воедино…

Среда, 20 августа. День

Лондон, Букингемский дворец

Принц Чарльз терпеть не мог пышную и уродливую королевскую резиденцию, этот серый, невзрачный монолит в конце Мэлл. Ему был куда милее уединенный Кларенс-хаус, но там сейчас ремонт, а поместье Хайгроув в Глостершире слишком далеко от Лондона.

«Хотя мамочке это не мешает!» — зло усмехнулся Принц Уэльский.

Август и сентябрь ее величество проводила в Виндзорском замке, поэтому и не колышется королевский штандарт над Букингемским дворцом. А когда он сам увенчается короной, одному Богу известно…

Лицо Чарльза перетянуло гримасой раздражения. Самое, пожалуй, неприятное заключается в том, что мамаша лишь царствует — устраивает приемы, пышные церемонии, а правит-то он! Из тени.

Высокая дверь, отделанная бронзовыми завитушками, приоткрылась и голос, исполненный